Глава 3 (1/2)

1

Сеньора Ида Менендес Рейес провела в лечебнице в Морсине восемь лет. Несмотря на надежды врачей и множество опробованных методов лечения, к ней так и не вернулось сознание. Мироощущение вдовы знаменитого Хуана Мартинеса остановилось в тот миг, когда она увидела тело старшего сына на полу в разгромленном кабаке. Вновь и вновь она переживала своим искалеченным разумом тот день, и по щекам её катились слёзы.

Иногда сеньору навещала её дочь, но, поскольку с момента поступления в лечебницу у вдовы не было ни единого проблеска сознания, эти визиты становились всё реже. Для персонала больницы не было секретом, что у женщины осталось двое младших детей, однако донье Иде они были не нужны. Её существование утратило смысл. Измождённая, худая старуха целыми днями сидела в кресле и смотрела в пустоту. Иногда она засыпала там же, и тогда её осторожно переносили в постель. Лучшим выходом для вдовы Хуана Мартинеса была смерть.

Ида Менендес Рейес скончалась ранним утром двадцать первого февраля 1920 года, не дожив совсем немного до своего пятьдесят первого дня рождения. Её уже остывшее тело обнаружили во время утреннего обхода. Подушка женщины была мокрой от слёз. Возглавлявший лечебницу в Морсине сеньор Агилар распорядился дать телеграмму в Овьедо, дабы сообщить эту прискорбную новость детям покойной.

Дочь доньи Иды, сеньорита Габриэла, после окончания школы Святой Бернадетт осталась в стенах родного учебного заведения, обучая младших девочек гимнастике и танцам. После смерти Ильфорте она перебралась в школьное общежитие и с тех пор не возвращалась в родительский дом. Несмотря на неугомонную атмосферу школы, множество подруг и постоянную занятость, лишь спустя год Ида Габриэла начала понемногу возвращаться к жизни. Слишком большой тогда была эта утрата для хрупкой девочки. Теперь молодая учительница собиралась обвенчаться с сеньором Кано и отправиться с ним в Ла Корунью, откуда тот был родом. Молодые люди познакомились на приёме, устроенном родителями сеньориты Мии, близкой подруги Габриэлы, в честь помолвки дочери. Хосе Мануэль Кано оказался весьма скромным и благочестивым юношей и влюбился с первого взгляда, а потому проявил достойную уважения настойчивость, добиваясь руки сеньориты Габриэлы. Со временем их взаимные чувства друг к другу лишь крепли, и вскоре молодые люди объявили о дате свадьбы.

Венчание Габриэлы и Хосе должно было состояться в середине марта 1920 года. Влюблённые уже направили письмо родителям жениха в Ла Корунью, а также намеревались совершить визит в лечебницу в Морсине, чтобы попытаться получить материнское благословение доньи Иды. Габриэла не питала на этот счёт напрасных надежд: мать не узнавала её все эти годы, она не узнавала никого. Насколько девушка знала от сеньора Агилара, она была единственной, кто хоть изредка навещал вдову, - Заэль Апорро в Морсине не появился ни разу.

Хосе, родителям которого Господь послал крепкое здоровье даже в их преклонные годы, не мог в полной мере понять безнадёжную печаль своей невесты, когда та говорила о матери. Ему казалось правильным всё же попытаться поговорить с доньей Идой, поставить её в известность о грядущем венчании единственной дочери, и Габриэла не стала спорить. Она в целом была довольно покорной и готовилась стать хорошей женой и любящей матерью для будущих детей.

Посетить Морсин для встречи с доньей Идой они не успели – оттуда пришла телеграмма, сообщавшая, что вдова покинула этот мир. В то утро Габриэла беспомощно, как-то по-детски разрыдалась. Она фактически лишилась матери в двенадцатилетнем возрасте и с тех пор привыкла, что та где-то далеко, в утопающем в зелени Морсине, сидит и смотрит в пустоту. Тело доньи Иды всё ещё было на земле, однако дух её уже давно витал в высших сферах. И тем не менее, получить известие о смерти матери было горько. Габриэла плакала сейчас, как плакала жарким летом 1909 года донья Ида, узнав, что осталась вдовой, - от тоски не по усопшим, а по ушедшим вместе с ними огромным пластам прошлого.

Посоветовавшись, Габриэла и Хосе на месяц перенесли дату свадьбы. Обоим казалось неправильным венчаться так вскоре после кончины матери невесты. Отпевание сеньоры Менендес Рейес прошло в соборе Святого Спасителя в Овьедо. Здесь в декабре 1885 года она венчалась с Хуаном Мартинесом, здесь почти четверть века спустя слушала прощальную службу по мужу. Теперь пришёл её черёд. Проводить вдову в последний путь пришли лишь самые близкие – Габриэла с женихом, уже совершенно дряхлый сеньор Дюбуа и несколько подруг, с которыми она поддерживала связь, пока не лишилась рассудка. Тело Иды Марии Менендес Рейес упокоилось в семейном склепе на кладбище Девы Марии в Овьедо двадцать третьего февраля 1920 года.

Несколько дней спустя Габриэла Гранц встретилась с сеньором Родригесом, который вёл дела её отца, а затем и матери. Он выразил девушке соболезнования по поводу безвременной кончины сеньоры Менендес и сообщил, что теперь состояние семьи надлежит разделить между двумя оставшимися в живых наследниками. Разделу подлежал также особняк, построенный Хуаном Мартинесом для жены и детей. Поскольку юристу уже было известно, что сеньорита после замужества намеревается покинуть Овьедо, он предполагал, что дом будет продан.

Габриэла не возражала. Она и в самом ужасном кошмаре не могла себе представить возвращение в родительский дом, с которым было связано столько воспоминаний. Особняк надлежало продать как можно скорее. Сеньор Родригес заметно огорчился, узнав, что никакой связи с Заэлем Апорро у девушки нет, однако пообещал отыскать его и вызвать в Овьедо для решения вопросов наследства. Хуан Мартинес скопил за свою жизнь значительное состояние, благодаря которому его дети могли до конца жизни не думать, как заработать на кусок хлеба.

С поисками Заэля Апорро девушка ничем не могла помочь сеньору Родригесу, лишь посоветовала в первую очередь проверить Кубильяс де Арбас, соседний Касарес де Арбас и, что было бы наиболее сложно, Мадрид. Других вариантов у неё не было. Она не видела брата восемь лет и с удовольствием не встречалась бы с ним больше никогда. Лишь зная, что Заэль где-то далеко – там, откуда не может дотянуться до неё чарами своей ненависти – она могла спокойно дышать. Однако сейчас того требовала необходимость. Двум оставшимся в живых детям знаменитого писателя нужно было решить имущественные вопросы, чтобы впоследствии расстаться навсегда. Габриэла не испытывала к своему гениальному брату никаких родственных чувств – лишь плохо контролируемый страх, и она не сомневалась, что Заэль также не нуждается в сестре.

Двадцать девятого апреля 1920 года в церкви Святой Катарины в Овьедо состоялось венчание Иды Габриэлы Гранц Менендес и Хосе Игнасио Мануэля Кано Домингеса, уроженца Ла Коруньи. Многие из присутствующих на торжественной службе впоследствии говорили, что юная дочь знаменитого писателя уже очень давно не выглядела такой счастливой. Вступая в брак, Габриэла прощалась с прошлым – она прощалась с Овьедо. Родственников со стороны невесты на церемонии не было.

Вечером того же дня в опустевшей церкви Габриэла стояла на коленях на семейной скамье и горячо молилась. По щекам её медленно скатывались слёзы.

Седьмого мая в Овьедо прибыл Заэль Апорро. Его двухместным кабриолетом управлял верный Пабло. Сеньор Родригес был поистине мастером своего дела – ему удалось отыскать младшего сына известного писателя в самые сжатые сроки, причём не в захолустье у водохранилища Касарес, а в самом Мадриде, где тот продолжал свои изыскания в области химии. В отношении раздела родительского наследства Заэль Апорро был солидарен с Габриэлой: вопрос следовало решить максимально быстро, чтобы больше не возникало необходимости видеться.

Они встретились в кабинете сеньора Родригеса на следующий день, восьмого мая. На улице Пабло расхаживал вокруг кабриолета и смахивал с его сияющей поверхности невидимые пылинки. Господин Заэль, несмотря на сложный характер, был талантливым учёным, и Пабло безумно гордился возможностью служить этому великому человеку. Габриэла пришла в сопровождении молодого мужа, но тот, поскольку не являлся кровным родственником Хуана Мартинеса, был вынужден дожидаться жену в приёмной, коротая время за чтением газет.

Будучи семейным юристом знаменитого писателя без малого двадцать лет, сеньор Родригес имел возможность наблюдать взросление его детей. Бесконечно талантливый Заэль Апорро всегда был странным, он существовал словно в параллельном мире и не интересовался никакими бытовыми вопросами. Он жил наукой. Что касается Габриэлы, то она, незапланированный, но всё же любимый ребёнок своих родителей, выросла совершенно обычной, приятной в общении юной дамой, и теперь пожилой сеньор от всего сердца желал ей счастья в браке.

Они не виделись восемь лет. Габриэла помнила Заэля Апорро таким, каким он был в день своего девятнадцатилетия – в глазах его в те дни плясало затаённое безумие, кружилось, будто утопающий в водовороте, и находиться рядом с ним было очень сложно. Людям, хоть сколько-нибудь подверженным его влиянию, начинало казаться, что его ненависть может иметь материальное воплощение. Заэль Апорро всегда выглядел хрупким и издалека похожим на девушку, он не мог поднять ничего тяжелее банки реактивов и был абсолютно бесполезен в драке, но его боялись. Страх перед ним шёл из глубин человеческой души. В его школьные годы Габриэле неоднократно приходилось слышать, что он дьявольски изобретателен, он не может действовать напрямую – и тем изощреннее его способы мести тем, кого он избрал своей жертвой. Часто вспоминалась та девушка, которую Заэль Апорро, одиннадцатилетний мальчишка, облил кислотой в переулке. Лицо её оказалось обезображено настолько, что впоследствии она так и не вышла замуж, и родители были вынуждены отправить её в провинцию, на ферму к дальним родственникам.

Габриэла чувствовала молчаливую поддержку супруга, который находился за дверью. К тому же в одном кабинете с ними был сейчас сеньор Родригес, и это придавало ей уверенности. Заэль Апорро смотрел на неё долгим изучающим взглядом. Сейчас, к двадцати семи годам, он всё ещё выглядел очень молодо, однако юношеская порывистость исчезла из его движений, уступив место плавности и ленивому изяществу. Он не изменил причёску и по-прежнему делал пробор слева, убирая волосы набок. Теперь Заэль Апорро носил очки в костяной оправе, и Габриэле казалось, что за стёклами не так заметна обжигающая сила его взгляда. Всё указывало на то, что он по возможности старается приглушить отталкивающее впечатление, которое всегда производил буквально с первых минут. Змея училась прятать свой смертоносный яд. Габриэла не сомневалась, что он делает это не из внезапно проснувшейся любви к человечеству, а из каких-то личных побуждений, но всё же сейчас была отчасти ему благодарна: ей удалось на время избавиться от панического желания бежать от него как можно дальше.

- Позвольте мне ещё раз выразить вам мои соболезнования в связи с вашей утратой, - сеньор Родригес откинулся в кресле и сложил руки на животе, переплетя пальцы. Он прекрасно помнил, какими были дети его давнего друга в разные периоды своей жизни. Как жаль, что их сейчас осталось всего двое. А теперь Заэлю Апорро двадцать семь, и половину жизни он провёл в столице, изучая химию при университете. Габриэле – двадцать, и в скором времени она навсегда покинет Овьедо, избрав Ла Корунью своим новым домом. Они не нужны друг другу, не осталось ничего, что могло бы связывать их. Сеньор Родригес был уверен, что это их последняя встреча.

- Ваша матушка была достойной женщиной и хорошей женой вашему отцу. Теперь мне надлежит огласить вам их последнюю волю.

Габриэла искоса взглянула на брата. Заэль Апорро безразлично смотрел в окно, погружённый в свои мысли. Его глаза, прежде карие, по неизвестной причине изменили цвет, приобретя совершенно непостижимый оттенок. Ни у кого раньше Габриэла не видела таких глаз – то были янтарные глаза змеи. Мелькнула глупая надежда, что этот оттенок – лишь иллюзия, даваемая стёклами очков, но в глубине души Габриэла была уверена, что не ошиблась. Она не могла знать наверняка, но с ужасом понимала, что Заэль меняется, делая с собой нечто противоестественное, и к тому же учится это скрывать.

Большинство из того, что неспешно рассказывал сейчас сеньор Родригес, уже было в той или иной мере известно Габриэле. Все накопления, находившиеся на банковских счетах семьи Гранц, делились между двумя наследниками Хуана Мануэля. Заэль Апорро не возражал против продажи особняка, поскольку, как и его сестра, не намеревался возвращаться в Овьедо. Он просил лишь, чтобы причитавшуюся ему долю без промедлений вывели на его счёт в Леоне.

Будучи опытным семейным юристом, сеньор Родригес на своём веку видел всякое. Имущественные споры являлись причиной скандалов и непримиримой вражды, недовольные полученным наследством родственники проклинали своих более удачливых конкурентов и прекращали любое общение с ними. Но сейчас, сидя напротив взрослых детей своего давнего друга, сеньор не мог избавиться от ощущения неправильности происходящего. Заэль Апорро был абсолютно спокоен, Габриэла – печальна из-за кончины матери. Эти двое были друг другу не нужны. Их всё устраивало, и к необходимости этой встречи они относились как к рубежу, который необходимо перешагнуть – чтобы потом расстаться навсегда.

- Кроме того, - продолжил уважаемый сеньор, - периодически могут возникать вопросы, касающиеся авторских прав на книги вашего отца. Их решение не потребует вашего присутствия, однако я просил бы вас оставить мне адрес, по которому я в случае необходимости смогу отправить вам письмо.

- Я сама напишу вам из Ла-Коруньи, - кротко улыбнулась Габриэла. – Мы с мужем собираемся строить дом неподалёку от имения моих свёкров. Когда он будет готов и мы окончательно переедем, вы непременно об этом узнаете.

Заэль Апорро пожал плечами, недовольный необходимостью вновь, пусть и нечасто, возвращаться к бессмысленным мирским делам, однако всё же выложил на стол сеньора Родригеса небольшой прямоугольник плотной бумаги.

- Если посчитаете необходимым, можете писать по этому адресу. Всю мою переписку ведёт Пабло. Не думаю, что вы сможете сообщить мне нечто настолько важное, что потребует моего личного ответа.

Сеньор взглянул на бумагу: в адресе значился Кубильяс де Арбас, что в муниципалитете Вильяманин. Заэль Апорро, посчитав разговор оконченным, встал со своего места и, попрощавшись, вышел. Сквозь неплотно зашторенное окно кабинета сеньор Родригес и Габриэла могли видеть, как он сел в кабриолет, снял очки и устало потёр переносицу, после чего закрыл глаза и, по-видимому, вновь погрузился в свои мысли. Счастливый от оказанного доверия Пабло осторожно тронул машину с места и вырулил со двора.

- Сеньорита вообще знает, что это за место такое – Кубильяс де Арбас? – юрист помахал в воздухе бумажным прямоугольником. Он уже слышал это название от Габриэлы, но то был единственный раз, и сеньор Родригес, впоследствии наводя справки, сумел выяснить, что этот посёлок – захолустье, каких поискать.

- Если честно, я плохо его помню, - вздохнула Габриэла. – Мы ездили туда, когда мне было три года. Отец вернулся из путешествия и решил вывезти нас на природу, но почему именно туда – не знаю. Там пять или шесть посёлков, и в каждом буквально несколько домов. Это бывшие владения монастыря Арбас, они стоят на берегах водохранилища Касарес. Когда погиб наш брат, Ильфорте, Заэль поехал на водохранилище, чтобы развеять там его прах. Я не знаю, почему именно туда, но догадываюсь. Однако же вы говорили, что Заэль был в Мадриде.

- Так и есть, я отыскал его через университет. Вы вряд ли удивитесь, но он довольно известен на факультете естественных наук. Там на него едва ли не молятся.

- Вы правы, это меня не удивляет. Тогда, возможно, по каким-то причинам в ближайшее время он намерен переехать?

- В любом случае, если возникнет необходимость, я вновь постараюсь его отыскать.

Габриэла встала, чтобы попрощаться. Пожилой сеньор тоже поднялся со своего места, подошёл к ней и тепло, по-отечески обнял.

- Мне жаль, что всё закончилось именно так. Я знал вашего отца и вашу матушку, на моих глазах росли вы и ваши братья. Что бы ни стряслось, Габриэла… будьте счастливы.

Девушка улыбнулась и едва заметно кивнула, стараясь скрыть навернувшиеся на глаза слёзы. Она вышла в приёмную, где сидел её супруг. Хосе Игнасио дождался, пока она закроет дверь кабинета, и выразительно кивнул в сторону выхода.

- Это твой брат?

- Да, - Габриэла невольно улыбнулась, глядя на его вытянувшееся от удивления лицо. – Тебе повезло, что ты не видел его раньше, тогда это было гораздо хуже. Ты бы кожей почувствовал, насколько сильно он ненавидит весь мир.

- Не хотелось бы говорить чего-то подобного о твоём родственнике, но на миг мне показалось, что я встретился с чем-то неестественным. Не с человеком, с каким-то иным существом, что скрывает безумную силу и лишь ждёт подходящего момента.

- Со змеёй, - понимающе кивнула Габриэла. – Не бери в голову, дорогой, думаю, мы больше никогда его не увидим.

Хосе Кано Домингес в сопровождении молодой супруги покинул Овьедо днём двенадцатого мая. Накануне отъезда, вечером десятого числа, Габриэла ушла в церковь Святой Катарины и там, потеряв счёт времени, молилась всю ночь и половину следующего дня. Слёзы застилали её глаза, и горе, лишь затаившееся, но ни капли не ослабевшее, разрывало сердце молодой женщины. То была восьмая годовщина смерти Ильфорте. Так и не оправившись от потери, лишилась рассудка их мать, а с Заэлем Апорро начало происходить нечто странное. В ту ночь, стоя на коленях на семейной скамье, Габриэла дрожала от плохо сдерживаемых рыданий. Она прощалась с прошлым.