Глава 2 (1/2)

1

Спустя месяц после отъезда Заэля Апорро мы с матерью отпраздновали её тридцать седьмой день рождения. По этому поводу она устроила небольшой званый ужин, куда были приглашены лишь самые близкие друзья семьи. Отец был, как обычно, в экспедиции, и мы уже давно смирились, что его никогда нет рядом. За годы брака мать привыкла к одиночеству. Я не сомневалась, что все эти годы она была верна отцу, никогда и близко не подпуская других мужчин. Да, у неё были дети, подруги и больше десятка слуг, но по сути её положение было ближе к вдовству, нежели к жизни замужней сеньоры. Впрочем, ей не в чем было упрекнуть отца: его книги хорошо продавались, его поездки оплачивало государство, и мы никогда не знали нужды.

Незадолго до отъезда братьев я начала посещать школу Святой Бернадетт, которая считалась лучшим женским учебным заведением в Овьедо. Не могу сказать, что мне там нравилось: условия были для меня довольно утомительными, да к тому же я не испытывала никакого интереса к наукам. Ещё до начала обучения в школе я умела читать и считать и сносно изъяснялась по-французски. Я не сомневалась, что этого достаточно для девочки из обеспеченной семьи. Мать неоднократно говорила, что моё приданое будет достаточным, чтобы заинтересовать самых видных молодых людей Овьедо, а потому я легко смогу выйти замуж. От меня требовалось лишь умение танцевать, вести себя в обществе и достаточная усидчивость, чтобы заниматься рукоделием.

Светский этикет я перенимала от матери. К тому же Господь дал мне ловкие руки и достаточно терпения, чтобы уже к восьми годам я могла вышивать роскошные полотна. Одежду я также иногда шила себе сама. Словом, я готовилась стать достойной невестой и потому не видела смысла в постижении наук. Однако у меня не было талантов, коими Господь наградил Заэля Апорро, а потому я не могла выбирать методику собственного образования. Мне приходилось ежедневно посещать школу.

1907 год пролетел для нас незаметно. Заэль Апорро обосновался в Мадриде, и Пабло пару раз в месяц присылал нам письма, где подробно докладывал матери о состоянии его здоровья, успехах в обучении и основных столичных новостях. Сам же Заэль за весь год ни разу не прислал матери ни строчки. Для него нас словно не существовало, он полностью погрузился в изучение химии. Не так давно я обнаружила пачку писем от Пабло – мать хранила её в комоде. Перечитав их, я поняла, почему, читая послания из столицы, мать каждый раз становилась всё более печальной. Пабло писал осторожно и обтекаемо, однако между строк чувствовалась тревога за молодого господина. Получив свободу действий, Заэль Апорро проводил всё своё время в библиотеках или в арендованной комнате на окраине Мадрида, куда он притаскивал толстые пыльные фолианты, подчас на не знакомых верному слуге языках. Он много читал и делал записи, и круг его интересов медленно смещался в сторону средневековых алхимических трудов. Впрочем, даже со своим ассистентом Заэль Апорро не был в полной мере откровенен, и Пабло не мог знать, чем тот занимается, пропадая в городе целыми днями.

Связи с Ильфорте у нас не было. Мать знала, что по истечении срока службы он отправился в Мексику, однако больше никакими сведениями о нём мы не располагали. Нам оставалось лишь ждать. Так пролетел ещё один год.

В августе 1909 года мы получили письмо из Южной Америки. Отправителем значился некто Хосе Луис Гонсалес. Мне это имя ни о чём не говорило, но мать сказала, что сеньор Хосе в течение долгих лет был компаньоном и верным спутником нашего отца. В письме этот почтенный сеньор с прискорбием сообщал, что Хуан Мануэль Гранц Мартинес скончался в июне текущего года от острой тропической лихорадки. На момент смерти отцу было шестьдесят два года. Хосе Гонсалес выражал безмерное сочувствие семье усопшего и писал, что тело сеньора Мартинеса погребено в лесу Амазонии. По сути, это означало, что нам никогда не удастся найти место, где покоится наш отец.

Когда мать закончила читать письмо, в глазах её стояли слёзы. Их брак был заключён больше двадцати лет назад, Хуан Мануэль являлся отцом троих её детей, однако уже тогда я понимала, что мать никогда по-настоящему его не знала. А мы не знали его как отца, для нас это был далёкий, таинственный образ. Мы не знали его характера, чем он живёт, как наказывал и хвалил бы нас, будь он рядом. Знаменитый Хуан Мартинес был для нас не ближе, чем для читателей написанных им книг.

Мне до сих пор доподлинно не известно, любила ли его мать. Маловероятно, ведь она была выдана замуж совсем юной, и венчали её с ровесником её собственного отца, нашего деда. Этот брак, имевший целью лишь продолжение испанской ветви рода Гранц, был заключён перед лицом Господа нашего Иисуса Христа в соборе Святого Спасителя в декабре 1885 года, незадолго до Рождества. Полагаю, в тот день, когда мать узнала о смерти мужа, она плакала не от тоски по нему. Она плакала, потому что вместе с ним ушёл огромный пласт её жизни, её молодость, её прошлое. И я плакала вместе с ней. Мне было девять лет.

Заупокойную службу по мужу мать заказала в соборе Святого Спасителя. Первый и единственный раз до этого она была там в день своего венчания, являясь прихожанкой церкви Святой Катарины в нашем районе. На реквием по знаменитому Хуану Мартинесу люди стекались не только со всего Овьедо. Многие приехали из Мадрида, Сарагосы, Коруньи. Перед службой к матери подходили его компаньоны, ученики, почитатели его таланта – обнимали её, выражали соболезнования, спрашивали, нужна ли помощь. Мать, в траурном облачении и с закрытым густой вуалью лицом, благодарила их за то, что смогли прийти. В тот день я не отходила от неё ни на шаг.

По время заупокойной службы я поражалась спокойствию матери. Она сидела и слушала мессу, прямая и строгая, она, казалось, уже давно смирилась с ролью вдовы. Смерть отца не тронула её настолько, чтобы потерять самообладание.

Едва узнав о кончине мужа, мать отправила письмо Заэлю Апорро. Она надеялась, что тот приедет на прощальную мессу. Заэль никогда не был особенно религиозен, но всё же того требовали приличия. Однако в соборе Святого Спасителя младший сын Хуана Мартинеса в назначенный день не появился, а от Пабло пришёл ответ, что молодой господин слишком занят своими исследованиями и не намерен их прерывать. Мать проглотила это молча, без единой вспышки гнева – полагаю, она не была удивлена. Четыре месяца назад Заэлю Апорро исполнилось шестнадцать лет.

После кончины отца в нашей жизни ничего, по большому счёту, не изменилось. Денег на семейных счетах был достаточно, чтобы обеспечить нам всем безбедное существование до конца жизни. Книги отца, содержавшие его отчёты об экспедициях, продолжали успешно продаваться не только в Испании, но и за её пределами, и определённый процент прибыли мать также получала. Словом, в отличие от многих вдов, со смертью супруга терявших практически всё, Ида Мария могла ни о чём не беспокоиться.

Мы получили письмо от Ильфорте в первых числах мая 1912 года. Он писал, что вернулся в Испанию ещё в апреле, сойдя с корабля в порту Виго, что в Галисии, и намерен устроить свой путь так, чтобы быть в родительском доме десятого мая. Мать, пробежав глазами короткий текст, поджала губы: одиннадцатого мая Заэлю Апорро исполнялось девятнадцать лет.

Я выхватила у неё письмо и убежала в спальню. Там я упала на кровать и, размахивая листком, счастливо рассмеялась. Ради этого стоило ждать. За время отсутствия Ильфорте я не уставала ежедневно просить Господа нашего Иисуса Христа, Деву Марию и Святого Христофора послать моему брату всяческих милостей. Можно сказать, все эти годы я жила лишь с одной мыслью: дождаться возвращения Ильфорте. Когда он уезжал из родительского дома, мне было всего семь, и с тех пор я значительно изменилась. Он будет невероятно удивлён, увидев, как выросла его маленькая сестра. В порыве чувств я расцеловала листок.

Мне хотелось танцевать. Я вскочила и, прижимая письмо к груди, закружилась по комнате, после чего, не выпуская его из рук, вновь побежала вниз. Мне не терпелось поделиться этой новостью с подругами. Я уже шагала по коридору мимо столовой, чтобы одеться и отправиться на улицу, как вдруг за приоткрытыми дверьми услышала голоса. В столовой негромко беседовали моя мать и Хуанита. Я остановилась и прислушалась.

- Сеньора, я думаю, вы напрасно беспокоитесь, - голос Хуаниты звучал кротко и успокаивающе. Так она утешала меня, когда я делилась с ней своими переживаниями.

- Хотела бы я в это верить, милая, - мать явно что-то тревожило. – Я бы предположила, что это простое совпадение, но таких совпадений было слишком много ещё до его отъезда.

- Что вы имеете в виду?

Хуанита была приставлена ко мне с самого моего младенчества. Она качала меня в колыбели и впоследствии учила ходить, она была мне ближе, чем мать. Но к братьям она имела отношение весьма опосредованное – у них была своя прислуга.

- Ильфорте – единственный, кого Заэль Апорро считает равным себе. Я бы даже сказала, выше себя, но не уверена в этом. С детских лет, несмотря на разницу в возрасте, они существовали лишь друг для друга.

- Сеньора, разве это не повод для материнской гордости? Вы смогли воспитать детей так, что они ценят свою семейную связь.

- Это-то меня и беспокоит, - мать вздохнула. – Я боюсь, что их отношения уже давно перешагнули черту родственных. Причём, насколько я могу судить, инициатива всегда шла от Заэля. Боже милосердный, Хуанита! Пять лет назад он был совсем ребёнком!

- Господин Заэль одарён умственно, он развит не по годам, - уклончиво ответила Хуанита.

- Ему было тринадцать! – горестно воскликнула мать и, судя по звуку, уронила голову на сложенные на столе руки. – Он видел лишь Ильфорте, жил ради Ильфорте, считая остальных мусором под ногами. А теперь Ильфорте подгадывает своё возвращение так, чтобы успеть к его дню рождения. Я очень боюсь, Хуанита.

- Но чего, сеньора?

- Я боюсь, что Заэль Апорро сломает ему судьбу. Мой младший сын безумно упрям и всегда добивается желаемого. И если он хочет, чтобы внимание Ильфорте принадлежало ему, он сделает ради этого всё. Заэль никогда не остановится.

- Вы намерены что-то сделать, сеньора?

- Отнюдь, моя милая. Я ничего не намерена делать. Мой младший сын сейчас в Мадриде, и его адрес известен только мне. Напрямую написать ему Ильфорте не мог. В наших силах сделать так, чтобы Заэль как можно дольше не знал о возвращении брата. Он изучает в столице химию, и я, как мать, хотела бы, чтобы его талант реализовался полностью. Возможно, через пару-тройку лет он оставит свою безумную страсть к Ильфорте.

Повисло недолгое молчание. Затем вновь раздался неуверенный голос Хуаниты:

- Сеньора, но вы не боитесь… не боитесь, что господин Заэль будет разгневан?

- Моя дорогая, мне сорок три года, и я вдова. Если к моменту возвращения Заэля из столицы Ильфорте будет уже женат, я смогу считать, что мой долг в этом мире выполнен.

Голоса вновь стихли. Я на цыпочках прокралась к выходу. Вся моя детская радость испарилась в неизвестном направлении. Поразмыслив, я пришла к выводу, что мне очень по душе решение матери. Я не видела Заэля Апорро с момента его отъезда в Мадрид, однако сомневалась, что за прошедшие годы он изменился в лучшую сторону. Он был высокомерным и циничным, и это отталкивало. Я по-прежнему его боялась. Этот страх шёл из глубин детства, из того дня, когда он меня ударил, а я в полной мере ощутила его ненависть. Она плескалась вокруг него, будто волнами, сметая всё вокруг, уничтожая желание приблизиться к нему. Сквозь этот барьер сокрушительной ненависти, презрения к окружающему миру он позволял пройти лишь Ильфорте.

Думаю, я боялась бы Заэля Апорро в любом случае – даже если бы он не ударил меня в тот день. Он видел недостатки и слабые места людей и потрясающе точно умел по ним бить. Он зло высмеивал мои слова и поступки, он ненавидел всё окружение Ильфорте и отпускал в сторону его приятелей едкие замечания. Его девушки вызывали у Заэля Апорро плохо контролируемые приступы агрессии.

Однажды Заэль увидел брата в обществе юной соседки – девушки крайне миловидной, но из бедной семьи. Не думаю, что Ильфорте строил в отношении этой девушки какие-то планы, он вообще был крайне легкомысленным на этот счёт, однако не упускал возможности приятно провести время в компании дамы. Иногда мне думалось, что мой старший брат мог вести некий список, куда вносил имена всех своих девиц.

Заэлю Апорро тогда было одиннадцать. На следующий день он подкараулил эту девушку, когда та возвращалась домой после танцевального класса, и выплеснул ей в лицо кислоту, украденную в кабинете химии. Было темно, и Заэль промахнулся – лишь несколько капель коснулось кожи несчастной жертвы, но и те навеки обезобразили её лицо ужасными шрамами. Заэля Апорро спасло лишь то, что отец девушки не был готов противостоять семье знаменитого Хуана Мартинеса, а за гениального ученика дружно вступились профессора.

В тот же вечер, в неурочный час войдя в столовую, я застала там братьев. Заэль Апорро торжествующе улыбался и что-то шептал разбитыми губами, Ильфорте в ярости сжимал кулаки и, казалось, был готов его убить. Я поспешила скрыться, однако моё появление всё же отвлекло их и, возможно, спасло Заэля от дальнейшей расправы. После того случая девиц Ильфорте он больше не трогал. Не думаю, что он перестал их ненавидеть, но и лишний раз вызывать на себя гнев брата ему тоже не было резона. Это могло в значительной степени ухудшить их отношения. Разумеется, Заэль Апорро этого не хотел. Теперь он, подобно рассерженной змее, шипел издалека, после чего неизменно удалялся к себе.

Не знаю, в какой момент я стала ассоциировать Заэля Апорро со змеёй. Он напоминал нечто скользкое, подлое, не способное действовать напрямую. Его ненависть жгла хуже самого страшного яда. Он был изворотлив и пугающе умён. Всё, чего он хотел, - это принадлежать Ильфорте.

Полагаю, письмо, отправленное с побережья, по какой-то причине задержалось: мы получили его восьмого мая, а уже десятого Ильфорте должен был быть дома. Я понимала, что в решении матери не сообщать Заэлю Апорро о приезде брата есть нечто неправильное, однако всецело поддерживала такое развитие событий. Я радовалась двум вещам: тому, что после долгой разлуки наконец увижу Ильфорте, и тому, что не увижу Заэля. Мы с матерью были бы рады отметить его день рождения без него.

Не знаю, в какой момент наша мать начала сторониться своего младшего сына. Возможно, когда тому исполнилось лет восемь, - именно в этом возрасте стало понятно, что с Заэлем Апорро что-то не так. Иногда мне казалось, что он был безумен уже тогда, просто тщательно скрывал это. Мощь его интеллекта была поистине пугающей.

Оставшиеся два дня пролетели, будто один миг. Десятого мая я вскочила на рассвете и полдня не отходила от окна, боясь пропустить момент, когда Ильфорте подъедет к нашим воротам. Естественно, я первая заметила, как перед домом остановился наёмный экипаж. С радостными криками я слетела вниз, промчалась по коридору к выходу и, оттолкнув горничную, распахнула двери как раз в ту минуту, когда брат поднялся на крыльцо. Я счастливо рассмеялась и бросилась ему на шею. Ильфорте подхватил меня, как делал это раньше, и я, жмурясь, замахала ногами в воздухе. То был миг бесконечного, невыразимого счастья.

И даже после, когда первый вихрь моих чувств прошёл, я не могла наглядеться на брата. Он сбросил пыльную с дороги куртку в руки Хуаниты, обнял мать и вновь, улыбаясь, обернулся ко мне.

- Малышка, как ты выросла!

- Мне уже двенадцать! – похвасталась я. Мои глаза сияли.

Ильфорте в целом мало изменился, разве что выглядеть стал закономерно старше. Более чётко обозначились мышцы на его руках и груди, это было заметно через тонкую рубашку. Причёска осталась без изменений – волосы у него росли быстро, и, думаю, после службы в армии ему не составило труда отрастить их снова. Густую светлую гриву, в которую я так любила зарываться пальцами, он затягивал в хвост на затылке.

Мать сияла и выглядела словно помолодевшей. Старшего сына она всегда любила больше, чем меня или Заэля Апорро. Мы сидели втроём в столовой. Ильфорте взглянул на мать, немного озадаченно нахмурился. Каким-то чутьём я поняла, о чём он хочет спросить. Мать поняла тоже.

- Заэль в Мадриде, сынок. Он изучает там химию. Твой брат слишком одарён от природы – здесь, в Овьедо, ему больше делать нечего.

Ильфорте удивлённо приподнял брови. Разумеется, для него не было новостью, что его младший брат безгранично талантлив, однако то, что Заэль Апорро не появится в родительском доме накануне собственного дня рождения, казалось Ильфорте странным.

- Я написала ему, едва получив от тебя весточку, однако ответа так и не получила. Не держи на него зла, Заэль очень увлечён своими занятиями и не хочет прерываться. Я думаю, что он не приедет.

Ильфорте выглядел крайне удивлённым, однако это всё, что я смогла уловить, глядя на него. Ни досады, ни обманутых надежд, ни тоски влюблённого сердца. Полагаю, пять лет вдали от дома сделали своё дело: чары ядовитой змеи ослабли и практически исчезли. Заэль Апорро был слишком далеко, чтобы ему оставалось место в памяти Ильфорте.

Это были минуты бесконечного счастья. Сейчас мне казалось, что пять лет пролетели как один миг – и вот я снова могла находиться рядом с нежно любимым братом. Я отдала бы всё, чтобы эти минуты длились вечно. Мне не терпелось поговорить с ним, рассказать, чем я жила все эти годы. Я могла бы бесконечно слушать его истории про далёкий материк и пытаться представить всё то, что видел он. Глядя сейчас на брата, я понимала, что дорогá ему по-прежнему. В тот день я мысленно сказала себе, что в день моей свадьбы меня к алтарю поведёт именно он.

Видя моё нетерпение, Ильфорте рассмеялся.

- Ты же сейчас лопнешь от любопытства. Потом, малышка, приходи ко мне вечером.

Вскоре после обеда он отправился в город, имея намерение встретиться с некоторыми старыми приятелями. Многие из них уже обзавелись семьями, другие по-прежнему вели холостяцкую жизнь, но ему не составило бы труда собрать их всех вместе. Ильфорте ушёл примерно в шесть вечера, и я, всё ещё немного взбудораженная, уселась в гостиной с вышивкой. Мать читала в кабинете отца, и сейчас, если не считать слуг, я была на первом этаже совершенно одна.