Глава 12. Метла (1/2)
В своей жизни Грегори Гойл допустил только одну ошибку, за которую потом пришлось долго и горько расплачиваться. С одной стороны, в природе не существует людей, которые жалеют лишь об одном эпизоде своего существования: их вечно тянет что-то подправить, что-то переиграть, и они лежат ночами и морщатся, раз за разом прокручивая в голове старые, давно утратившие актуальность диалоги и прорисовывают сетку событий, которые могли бы произойти, если бы, но уже никогда не случатся. С другой стороны, эта ошибка еще долго снилась уже повзрослевшему мистеру Гойлу в кошмарах, заставляя его сдавленно стонать и метаться по постели.
Он решил отстраниться от Гарри.
И ведь вроде бы убеждал себя в том, что все отлично, что это просто такая любовь, что это с ним один раз и на всю жизнь, а потому все нормально, все замечательно, все так и должно быть… А все равно испугался, как последний трус, когда понял, что зацентровал всю свою жизнь на Гарри Поттер и никак не может выбраться из этого круга.
Его девушка отлеживалась в больничном крыле под общие вздохи гриффиндорской сборной и язвительные комментарии Драко Малфоя. Гермиона Грейнджер носила ей сладости и цветы, просиживая у постели подруги все вечера, даже свою любимую учебу совсем позабросила. Рональд Уизли позабыл о многочисленных претензиях к двум девчонкам и тоже принялся маячить неподалеку, а Гойл… А Гойл просто трусливо отсиживался в собственной гостиной, ходил на занятия, отмахивался от преувеличенно заботливых расспросов однокурсников и делал вид, что все происходящее его никак не касается.
Не раз и не два он порывался написать письмо матушке, спросить у нее совета. А еще лучше, набросать пару строк отцу, тот точно подсказал бы, что ему делать. И каждый раз Грегори останавливала мысль о том, что он уже должен был сам разбираться в таких вещах, не впутывая в них окружающих. На душе становилось тошно, паршиво и противно, круг из страхов и убеждений смыкался все теснее над его головой, и от злобы на самого себя хотелось завыть и сбежать куда-нибудь в Запретный лес, чтобы уж точно никто и никогда его не нашел.
За метаниями прошло время. Гарри вышла из больничного крыла и первым делом направилась к его столу, чтобы спросить, где он пропадал все это время. А он склонил голову и, старательно избегая ее взгляда, делал вид, будто поедание супа настолько вдумчивое занятие, что отвлекаться от него никак нельзя. Слизеринцы потихоньку начинали посмеиваться, Гарри молча пожала плечами, отвернулась и пошла к себе, чтобы больше никогда не оборачиваться на Грегори. Тот привстал из-за стола, подался за ней, но дикий страх снова сковал его колени. В чем дело? Он же не сделал ничего плохого?
Но беда была именно в том, что он ничего не сделал.
В пятницу, как это обычно и бывало, пришло письмо из дома, а заодно еще и огромная посылка, наверняка включающая в себя гостинец для Гарри. Грегори дрожащими пальцами развернул тугой пергамент и принялся читать:
«Здравствуй, родной! Прости за то, что так долго оставляли тебя без писем, но случилось нечто, требующее нашего срочного вмешательства. Папа поговорил с министром о том гиппогрифе, Клювокрыле, но ничего не вышло, потому что в последнее время Люциус Малфой неожиданно обрел большое влияние. Он настаивает на наказании и животного, и Хагрида, и Дамблдора, и возможность осуществить последнее заставляет его быть упорным, как никогда. Ты знаешь, насколько это важно для него, знаешь и то, что Драко действительно серьезно пострадал от когтей полудикого животного. Боюсь, в этом вопросе мы никак не можем помочь тебе, кроме того, в последнее время у отца сильно убавилось количество заказов. Будь осторожен, мальчик мой, я знаю, какой ум на самом деле хранится в твоей головке.
Посылаю тебе небольшой гостинец, а также гостинец для Гарри. Надеюсь, у твоей девочки все в порядке, потому что слышала о дементорах. Ждем вас обоих на рождественские каникулы, полагаю, если Гарри согласится уехать на школьном поезде в Лондон, никто особенно не будет разбираться в том, что ее дядя и тетя позабыли за ней приехать. Скажи ей, что в этом году ее будет ждать особенный сюрприз в нашем доме.
Не хочу говорить с тобой о некоторых вещах через письма, но прошу присмотреться к своим однокурсникам. Я слышала, многие из вас привезли с собой в школу домашних любимцев. Традиционно это кошка, жаба или сова, но правила не запрещают брать и иных зверюшек, если они не представляют опасности для других студентов. Если кто-то из знакомых тебе ребят повсюду ходит с говорящим попугаем или, к примеру, с ручной крысой, напиши мне об этом, пожалуйста, потому что это действительно очень важно. Тебе эта просьба, несомненно, покажется странной, но выполни уж мамин каприз, не подведи.
Папины дела идут таким образом, что он прилетит в Хогсмид через три недели. Постарайся написать мне до этого срока и не забудь упомянуть, если ты в чем-то нуждаешься. Я немного встревожена происходящим с Сириусом Блэком, однако уверена, что в школе и Хогсмиде тебе совершенно ничего не угрожает. И все-таки будь осторожен. Поверь мне, если тебе нужны наши советы или любая помощь, мы всегда откликнемся.
Прошу прощения за слишком деловой тон, надеюсь, что при встрече немедленно устрою тебе сеанс целительных объятий. Неизменно любящая тебя мамочка».
Грегори отложил в сторону невероятно странное письмо от матери и осторожно повертел в руках большой тяжелый сверток. Зашелестел оберточной бумагой и вытащил сначала кулек отменных пышек с изюмом. Задумчиво хмыкнул и немедленно откусил кусочек, подмечая, что тревожное мамино настроение никак не отразилось на вкусе ее выпечки.
Пышки пышками, но посылка из дома сегодня была особенно увесистая, а потому Грегори отложил кулек в сторону и принялся разворачивать оберточную бумагу, с каждой секундой мрачнея все больше. Тут не нужно было быть гением, чтобы догадаться, что именно мама послала Гарри, однако как только последний слой бумаги упал на пол, Грегори все равно ошарашенно выронил сверток из рук.
«Молния», на полу лежала самая настоящая «Молния» — новехонькая, отполированная, прутик к прутику. Гойл не любил летать, но на такой красавице он бы с удовольствием шагнул в небо, наслаждаясь стремительно разрезаемыми волнами воздуха. Золотистый номерной знак блестел на рукоятке, к которой была прикреплена записка, неровные строчки на которой вовсе не походили на мамин почерк.
«Ты потрясающе летаешь, Гарри, — говорилось в записке. — Гораздо лучше, чем твой отец. Надеюсь скоро встретиться с тобой, девочка моя, нам о стольком нужно поговорить! Я слышал, что твои дядя и тетя отказались подписать форму для походов в Хогсмид, но я уверен, что мантия Джеймса открывала для тебя еще и не такие двери! Буду ждать тебя через три недели возле Визжащей хижины». Подписи не было.
Грегори повертел записку так и этак, а затем раздраженно смял ее в кулаке. Ему совсем не нравилось, что мама начала что-то делать без его ведома, что она лишь отдавала ему распоряжения, не объясняя, что происходит и ограничиваясь лишь намеками. И Гарри… Как ему теперь подойти к Гарри и снова заговорить с ней? Ведь он так пытался оборвать любое общение с этой девушкой. Неужели мама даже не подумала о том, чтобы спросить его о чувствах?! А что, если это действительно настолько важно, и его глупые метания могут навредить Гарри?! И должен ли он верить маме? И как отпустить Гарри одну на эту встречу, да еще и нелегально? А что, если ей будет грозить опасность?! А что, если всю его семью заколдовали?
Задумчиво поднял коробку с традиционными зачарованными крокетами, Гойл отправился к выходу из спальни мальчиков, в которой и разбирал пришедшую из дома посылку. Он спокойно проходил по подземельям, напрочь игнорируя то, какими взглядами провожали «Молнию» в его руке попадавшиеся навстречу слизеринцы.