Глава 4. Режим сострадания (2/2)

— Это последний раз, мистер Малфой.

Драко принял стакан с издевательским кивком, поднёс его к лицу и принюхался. Он нюхал почти всё, что она готовила, и в этом прослеживались черты зельевара: те всегда стремились впитать как можно больше запахов. Апельсин, казалось, пришёлся ему по вкусу: он несколько раз глубоко вдыхал и выпускал воздух через рот. Гермиона, несмотря на опасения, ощутила себя победительницей: неужели попробует? — о чём вмиг пожалела. Насладившись ароматом, Драко отвёл стакан в сторону, понаблюдал за витками пара и… разжал пальцы. Гермиона по инерции рванулась вперёд, чтобы поймать стакан, но он уже лежал на полу, целый и невредимый. Внутри колбасилась мутная оранжевая жидкость.

Ликующий возглас сам сорвался с губ.

— Я предупреждала. Фульгари!

Магические верёвки вырвались из палочки и перехватили лодыжки и запястья Малфоя. Они были куда деликатнее Инкарцеро, но не уступали по силе — поэтому, когда Драко напряг руки, он смог развести их лишь на пару дюймов.

Правильно ли она поступала? Что ж, в регламенте ничего не говорилось о запрете связывающих заклинаний. И, если вспомнить, на пятом этаже Мунго имелись койки с наручниками.

— Сними. Сейчас же.

— Извините за неудобства, мистер Малфой. Это меры предосторожности.

Слова звучали невозмутимо, словно ничего не происходило, но ехидное «мистер» не заметил бы только болван. На челюстях Малфоя заиграли желваки; он вновь напрягся, но тело подвело и, задрожав, расслабилось. Гермиона с трудом сдержала улыбку.

— Моя обязанность — заботиться Вас, и я буду поступать так каждый раз, когда Вы начнёте упрямиться. Представьте…

Она подняла стакан и, упёршись коленом в матрац, склонилась над Малфоем. Нарочито медленно, как охотник, наслаждающийся страхом жертвы.

— …что это радикальные меры. Вы ведь не пойдёте жаловаться, правда?

Уверенность в личном превосходстве затмила смущение от их положения. Она, смягчив тон, повторила:

— Я ведь права, мистер Малфой?

— Права.

— Прекрасно.

Драко, морщась, пил отвар и не отрывал от неё глаз, как если бы представлял её тушу на вертеле. Гермиона стирала капли с его подбородка и демонстративно не замечала, как кривятся уголки чужих губ. Его забавляет происходящее? Или злит?

Сразу, как Драко закончил пить, верёвки исчезли. Он тут же схватился за палочку, но нападать не стал — настороженно следил, как Грейнджер покидает пределы комнаты, но тут же возвращается:

— Ах да! Чуть позже я зайду Вас покормить. Лично, — она уже не прятала улыбку. — Будем подбирать достойное меню.

И на сим закрыла дверь.

Кухонные эльфы выслушали её просьбу наготовить блюда из списка (длиннющего, надо сказать, списка) и приступили к ней с завидным энтузиазмом. Тутас из ворчливого домовика сразу превратился в мастера своего дела: из-под его ножа получалась тончайшая нарезка. Очередное доказательство того, что нет ничего важнее любимого дела: без балов и званых ужинов надобность в готовке отпала и эльфы были вынуждены слоняться без дела. Теперь же им предстояло принять важное участие в жизни своего хозяина. Глядишь, подобреет и перестанет портить другим настроение.

Заглянувший на кухню Эдгар, отлучавшийся по поручению в город, встретил процессию со сложным лицом, но одобрил подход. Гермиона перекинулась с ним парочкой слов, прежде чем их разговор прервала подкравшаяся Полли.

— Это Вам, — она протянула тарелку с салатом. — Приятного аппетита, мисс.

Поначалу Гермиона следила за количеством соли, специй и добавок, но вскоре оставила эту затею и просто смотрела, как ловко эльфы управляются с кулинарией. Она в силу отсутствия времени не могла распылиться даже на яичницу, какая уж там лазанья, поэтому питалась чем попадётся, а тут простые ингредиенты превращались в блюда, от которых текли слюнки. Желудок так и сводило от мысли о горячем супе или жаркое.

Под конец стол ломился от еды. Что-то Гермиона забраковала сразу, чем вызвала у поваров негодование, что-то отсеяла после дегустации. Она пожалела, что попросила приготовить всё сразу, и на большую часть блюд наложила протекционные чары. В раздачу пошли первые тарелки: овощное пюре, тыквенная каша и тонкие, как лист бумаги, панкейки. В крохотной мисочке рядом поблёскивало малиновое варенье.

Водрузив всё на поднос, Гермиона отправилась к Малфою. Тот сидел с закрытыми глазами, откинувшись на изголовье. На вторжение он никак не отреагировал. Задремал?

Как только Гермиона притворила за собой дверь и поставила поднос, начиная раскладывать приборы, он вперился в неё взглядом. Не дремал.

— Завтрак, — пояснила она. Он не ответил.

В такие моменты ей приходилось тяжелее всего. Драко часто впадал в меланхолию, и Гермиона, естественно, злилась. Он мог заниматься чем угодно, но строил из себя жертву каких поискать. Его состояние менялось со скоростью света, и никакой третий глаз не помог бы предугадать следующий шаг. Возможно, он схватит нож, чтобы «пошутить». Или ударит заклинанием, пытаясь защититься. Пошлёт её куда подальше, потому что не в духе. Она не знала!

— Поскольку Вы отказываетесь от еды, я решила, что будет полезно пересмотреть меню. Может, что-то придётся Вам по душе.

Он едва-едва кивнул. Не гляди она на него в упор, подумала бы, что показалось.

Панкейки Драко забраковал сразу, посмотрев на них как на таракана, лишившегося головы, но по недоразумению продолжающего бегать. Овощное пюре показалось ему слишком густым, о чём он не преминул сообщить, а тыквенная каша оказалась безвкусной.

— Оценил твои старания, но вышло паршиво. Попробуй ещё раз.

Вечером ситуация повторилась. Поклевав курицу, он отставил её с кислым оскалом и уставился в учебник. Гермиона, поскрипев зубами, молча удалилась.

Пятница пролетела в таком же темпе. Проверка показателей — завтрак — апатия. К обеду они выбрались на прогулку, но, как обычно, у самого порога случилось непредвиденное обстоятельство: колесо кресла зажевало ковёр. Гермиона чертыхалась, скакала вокруг, как горный козёл, пока Малфой взирал на неё с весёлым злорадством. Такое ощущение, что он вычитал заклинание, не позволяющее им выйти на улицу дальше десяти метров, потому что каждый чёртов раз происходило что-то такое, отчего впору хвататься за волосы и кричать.

На помощь подоспел Эдгар. Вместе они справились с ковром. Дворецкий пообещал, что по возвращении его уже не будет, но Грейнджер верила, что возникнет новое препятствие в виде внезапно выросшего до небес порога.

В саду им повстречалась Нарцисса. Она сидела на качелях-скамейке и перебирала спицами, довязывая, судя по всему, рукав кофты. При виде Драко она закончила работу и справилась о самочувствии сына, получив в ответ стандартное «в порядке». Гермиона видела, с каким трудом миссис Малфой давалось спокойствие, и предложила прогуляться с ними до фонтана, — но женщина отказалась, сославшись на скорую встречу. Обе понимали, что это лишь пустая отговорка, но Грейнджер не смела упрекнуть её в этом.

Они остановились на другом конце сада, откуда открывался чудесный вид на лес. Правда, насладиться красотой природы Гермионе не довелось: уставший от безделья Драко взял дело в свои руки и покатил в сторону поместья.

— Вы куда?

— Внутрь. Но если ты и дальше хочешь мёрзнуть, то оставайся, конечно. Я тебя не держу.

— Бу-бу-бу.

Обедать он отказался, жалуясь на тошноту, а во время ужина отмёл все варианты блюд, в том числе те, которые Гермиона отрывала от сердца. Только в упорстве он был хорош. В остальном же оставался придурком.

Когда в следующие два дня он открестился от полчища еды, делая это в лоб, Гермиона не выдержала: вырвала ложку из рук Малфоя и швырнула её в тарелку.

— Хватит! Имейте, наконец, совесть. Я пытаюсь Вам помочь!

Молчание. Вкрадчивый вопрос:

— А я просил?

— Не Вы — Ваши родители! И я была бы признательна, прояви Вы к ним больше сострадания!

Драко хохотнул и зарылся пальцами в волосы, будто не верил в то, что слышит.

— Что смешного?

— Сострадание? А оно распространяется на меня? Кто-нибудь спросил, чего я хочу?..

Улыбка.

— Вы все считаете, что знаете, как лучше. Пичкаете меня лекарствами, от которых я медленно превращаюсь в идиота, кормите «здоровой» пищей, хотя от неё нет толку, вынуждаете ездить на чёртовой коляске, зная, что мне это претит. Прогулка не поставит меня на ноги. Или вы настолько тупы, чтобы это не понять?..

— Мистер Ма…

— Нарцисса смотрит на меня как на ущербного. Портреты шепчутся, словно я заражён проказой, а ты… — улыбка померкла. — Ты сама думаешь: «Почему я здесь? Как же достал этот инвалид». Глотаешь упрёки, но злишься в коридоре — думаешь, я глухой? А всё из-за чего? Деньги. Конечно, деньги. Ты же не будешь оправдываться? Я уже три хренова месяца общаюсь с такими, как ты. Сомневаюсь, что причина в другом.

Он замолчал. Злоба, такая искренняя и сквозящая болью, заставила голову Гермионы опуститься. Но он смотрел на неё. Прямо, не мигая, будто желая пронзить её грудь, вскарабкаться по спинному мозгу в череп и узнать все мысли, что она так тщательно оберегала. Язык не поворачивался сказать что-то против.

Она также не знала, что в это мгновение он жаждал услышать её как никогда. Что внутри него теплилась искорка надежды. Пусть она опровергнет его слова. Хотя бы часть. Про неё.

Но она молчала. И искра погасла.

— Уходи.

Тихонько встав, Гермиона забрала поднос и вышла. За спиной послышался звон разбитого стекла.