XV.Ты знай, покой однажды точно воцарится (1/2)
В этом доме Антон никогда раньше не был, поэтому, когда он неловко оборачивается в попытке найти хоть на одной двери номер, ему хочется беспомощно забить кулаками о пол. Тот, кто придумал клеить маленькие наклеечки с цифрами в уголках, — изверг, а люди, которые так и не купили себе номер на дверь, — дураки. Это принципиальная позиция Антона по данному вопросу, и менять её он не собирается.
— Нам сюда, — говорит Арсений у самого уха и разворачивает Антона лицом к нужной двери.
У Антона в руках красивый розово-красный пакет, пестрящий пожеланиями счастья: Лизе исполняется девять, но Антон совершенно не уверен в том, что ей в этом возрасте действительно может пригодиться планшет. Дети сейчас растут быстрее, чем рос он сам, и Арсений первым делом отговаривает его от дорогущей куклы, а вторым — от игрушечной печки в полный рост, потому что «во-первых, Антон, ей девять, а не пять, а во-вторых, она, может, вообще в машинки играть любит». Вот только меньше сомнений не становится.
Стучаться в дверь очень волнительно, и Антон истуканом замирает в светлом подъезде, не совсем готовый к встрече с племянницей и сестрой, но Арсений с ним, рядом, поэтому он жмёт кнопку звонка вместо него и, не боясь быть услышанным посторонними, чётко произносит:
— Всё будет нормально.
Антон такой же уверенностью похвастаться не может, потому что Лиза видела его от силы раз пять за всю жизнь, и у Антона такое ощущение, что как только он присядет, чтобы поздравить её с днём рождения, она в слезах убежит к маме спрашивать, что это за дядя такой пришёл к ним домой. Он готовит себя ко всем самым ужасным исходам из возможных. Единственное, что заставляет его прямо сейчас не сбежать, — это Арсений, пышущий решимостью.
Дверь открывает Лизин отец, и Антон очень рад, что видит перед собой именно Женю, а не мудака Вадима, про которого в их семье принципиально не говорят. У Вики жизнь была тяжелой, и тот душевный разговор Антон не забудет никогда, поэтому он рад улыбчивому мужчине с круглым животом и густой бородой, делающей его вид более суровым, и поэтому он спокойно проходит внутрь, пожимая протянутую ему крепкую ладонь.
— Здорово, Тох, заходи, — приглашают его официально, и Антон наступает на кроссовки, оставаясь стоять как можно ближе к двери, чтобы не запачкать чистый пол.
— Привет, а где именинница? — улыбкой Антон пытается скрыть тревогу, потому что разговор с семьёй он начал с самого простого звена, Викиного мужа.
— Красится в ванной, — выходит из коридора сестра.
Антон видел её инстаграм, и он прекрасно знает, как она выглядит. За три года у Вики изменился только цвет волос и форма бровей. Кажется, она увеличила себе губы, а ещё немного набрала в весе и подкачалась. Странно понимать, что они с мамой внешне совершенно не похожи: в их семье почему-то все черты внешности достались детям от отца. Но Антон смотрит на неё и видит, что Вика такая же красивая, как мама, и это приятно осознавать, потому что не так страшно становится менять что-то, когда изменения не кардинальны. Приехать сюда для Антона оказывается невероятно сложным шагом, и он цепляется за любую хорошую мысль, чтобы облегчить себе жизнь.
— Прости, мы тут все в мыле, через два часа надо уже быть в кафе, — говорит Вика, поправляя кудри, а потом подходит к Антону ближе и коротко, но крепко, обнимает его. — Хочешь чай?
Арсений пропадает из поля зрения, едва Антон переступает порог, но осознание того, что он всё равно где-то рядом, успокаивает почти так же, как его непосредственное присутствие. У Антона только поэтому руки не дрожат и сердце не так сильно бьётся.
— Давай я сам сделаю, не отвлекайся, — предлагает Антон, снимая и укладывая кепку на полочку над вешалкой, и Вика, на которой из макияжа только блестящий на коже крем, растерянно смотрит на него в неуверенности.
От этого невольно расползается настоящая улыбка, и Антон уже хочет подтолкнуть сестру обратно к ванной, чтобы она не металась между гостем и дочерью, но в разговор вмешивается Женя, решая всё за них.
— Родная, иди, мы тут справимся, — говорит он, и нежность в его голосе можно пощупать руками.
Вика кивает, улыбается им обоим и уходит в ту же комнату, из которой вышла.
У них довольно милая, светлая квартирка — трёшка, насколько помнит Антон. Заблудиться по идее должно быть сложно, но коридор тут такой извилистый и узкий, что пока Женя ведёт их к кухне, Антон успевает запутаться в дверях.
— Крутая у вас кухня, всегда мечтал о холодильнике с двойной дверью, — делает комплимент Антон.
Он чувствует себя не в своей тарелке ровно до того момента, пока Женя не достаёт из навесного шкафчика коньяк и две рюмки, а потом, чуть подумав, с сомнением косится на Антона с вопросом.
— Я лучше чай, — улыбается он, немного расслабляясь, и Женя понимающе убирает всё обратно.
— Вика кухню выбирала, поэтому ясное дело. Но, знаешь, вот к этой штуке я не привыкну, наверное, никогда, — он подходит к одному из шкафов, дергая его ручку, и Антон видит, как дверца плавно отъезжает вверх, складываясь гармошкой.
Женя выглядит так, будто принцип работы этого чуда технологии ему правда никогда в своей жизни не постичь, и Антон смеется, ставя подарочный пакет на диван рядом.
С каждой минутой становится всё спокойнее и легче, и Антон уже почти полностью отпускает ситуацию, когда в коридоре слышатся шаги. Сердце сразу подскакивает к горлу, и он вцепляется в подарочный пакет, как в спасательный круг, потому что темп этих шагов слишком быстрый для спокойной и никуда не спешащей обычно Вики.
Лиза сразу к ним не заходит, сначала выглядывает кучерявой макушкой из-за арки и только потом нерешительно подходит к столу.
— Здравствуйте, — еле слышно произносит она, и Антон подскакивает на ноги, неловко протягивая ей пакет с подарком.
— С Днём рождения, Лиза, расти большой, не будь лапшой, надеюсь, что угодил тебе, — как можно спокойнее старается поздравить Антон, но у него всё внутри дребезжит от волнения.
Он чувствует себя маленьким мальчиком, которому на утреннике нужно перед всеми рассказывать стишок, и больше всего на свете не хочет думать о том, как сильно Лиза не похожа на Соню. Сравнение немного успокаивает, потому что словно придаёт уверенности в том, что если они разные внешне, то и судьба у Лизы будет счастливее.
Больше всего на свете Антону хочется верить в то, что это действительно так.
У девочки на щёчках крупные блёстки переливаются перламутровыми цветами и ресницы подкрашены, видимо — мама постаралась. Она такая маленькая с этим детским макияжем и такая красивенькая, что у Антона улыбка растекается по лицу сама собой.
— Ух ты! — резко меняется в лице Лиза, как только достаёт из пакета большую коробку, и хлопает глазами так по-кукольному, что Антон снова не очень уверен в том, что в девять лет они уже «взрослые», как будто надо было куклу всё-таки дарить.
Но Лиза выглядит довольной настолько, что вся её скромность и пугливость резко испаряются, и она, прямо с коробкой в руках, порывисто обнимает Антона. Она ещё ниже Сони, и Антон всё-таки присаживается на корточки, чтобы тоже её обнять.
— Спасибо, дядя Антон! — почти кричит она ему на ухо и срывается из кухни обратно в коридор, наверное, чтобы показать подарок маме.
Женя в это время как раз заваривает им чай, двигая красивую однотонную чашку ближе к Антону, а затем по-дружески крепко хлопает его по плечу и шутливо прищуривается.
— Дядя Антон, вы в следующий раз нам цену подарка сообщите заранее, а то мы его так никогда не сможем перебить, — улыбается он, пока Антон обещает в следующий раз обязательно посоветоваться с ними.
Где-то в квартире приглушенно звенит стандартный рингтон телефона, и Женя, извиняясь, оставляет Антона на кухне одного.
У них тут правда суетливо, не как у него: по-семейному шумно и живенько. Антону нравится атмосфера и этот их быстрый жизненный темп. Он думает о том, что однажды хотел бы себе так же. Тоже переехать в квартиру побольше и, возможно, воспитывать собственных детей.
— Ну, как дела? — спрашивает Арсений, приземляясь напротив, и Антон очень рад видеть его сейчас.
— Просто отлично.
Жизнь уже не кажется чёрной расползающейся по судьбе мироздания кляксой, и Антон чувствует, что он готов продолжать свою постоянную борьбу. Он думает о том, что обязательно попробует приехать ещё раз на весенних каникулах, чтобы сводить племянницу в кино или парк, а ещё о том, что скрытое до этого густым туманом будущее до сих пор возможно ухватить за хвост.
***</p>
Дома не пахнет запечённой курицей или женскими духами. Дома пока пахнет только Антоновым новым парфюмом и антистатиком, чтобы не так заметно было буйно разросшиеся волосы.
Арсений следит за изменениями с надеждой на лучшее и терпеливо ждёт, пока Антон расчешется так, чтобы его устроила укладка, которая по меркам Арсения прекрасна и так.
— Меня сейчас вырвет, почему их не делают с каким-нибудь лавандовым или клубничным запахом, какая химоза, — жалуется Антон из ванной.
Он в ремиссии уже второй месяц и в очередной раз идёт отмечать это с друзьями в какой-то ресторан, потому что это становится безотказно работающим способом собрать всех вместе.
Арсений за него искренне рад, потому что Антон на глазах с каждым днём живеет и приободряется. Он больше не сидит в обнимку с унитазом целый день, не решаясь никуда выйти, а ещё снова возвращается к самостоятельному вождению, хоть на большие расстояния ездить так и не решается. Это удивительно и прекрасно: следить за тем, как Антон снова превращается в того самого Антона, каким был до всего навалившегося на него дерьма, и Арсений не может им не гордиться.
Всё по маленьким крупицам собирается обратно в цветную картинку вместо угольного наброска с размазанными контурами, и Антон смеётся теперь почти постоянно, даже с тупых шуток про «Смойте меня в унитаз» на втулке туалетной бумаги. А ещё он сияет, причём так ярко, что, даже просто выходя на улицу, притягивает к себе солнечные лучи.
— Их делают, просто ты купил обычный, самый дешёвый, — кричит Арсений, чтобы в ванной его было хорошо слышно.
Антон выходит минут через семь, со смешно примятой чёлкой и неравномерными кудряшками, которые слишком быстро растут.
— Как я выгляжу? — спрашивает беззаботно.
И Арсений сказал бы ему, что очень хорошо, но тут явно требуется не просто поддержка, а самое что ни на есть экспертное мнение, поэтому он встаёт с дивана, подходя ближе, и ныряет рукой в это словно утюгом приглаженное нечто, чуть взъерошивая его.
— Так лучше, — заключает эксперт, и Антон благодарно ему улыбается, оборачиваясь в поисках куртки.
Антон не носил кожанки с универа, но в эту Арсений влюбился с первого взгляда во время их похода в магазин, и Антон как-то влюбился в неё тоже. Случайно. Его гардероб вообще в последнее время стал пестрить вещами, которые нравятся ему только потому, что первыми понравились Арсению. Как-то так у него появляются носки с улыбающимися чебупелями и футболка с каким-то английским каламбуром, смысл которого он так и не понимает до конца.
— Может, ещё чуть подзавьём? — предлагает Арс и, уже зная, что Антон точно согласится, уходит за плойкой.
Жизнь в ремиссии Антону нравится настолько, что ему кажется, он этой радостью готов делиться с каждым угрюмым прохожим, даже если тот злобный маньяк-социопат. Антон отвыкает от этого чувства за те сложные месяцы, которые проводит в себе, и сейчас заново учится любить и принимать этот мир со всеми его недостатками. Больше он не кажется ему таким уж страшным и жестоким местом, несмотря на то, что глобально меняется в нём только он сам. Это столько же волнительно, сколько интересно.
Всё потихоньку приходит в норму: друзья присылают мемы со всякими лысыми мужиками и шутками про рак, стёбные песни, милые сообщения; мама больше не волнуется во время каждого созвона; с Викой тоже всё хорошо — она даже наведывается на несколько дней в гости, чтобы шататься с братом по кафешкам и отдыхать от семейной жизни и череды шумных рабочих встреч. Чем больше Антон окружает себя людьми, тем легче ему становится. На прошлой неделе он соглашается послушать с Леной джаз в каком-то не очень популярном, но атмосферном баре, а ещё снова активно ведёт социальные сети, заваливая немногочисленных подписчиков бесполезной информацией о каждом своём дне.
Всё хорошо, всё именно так, как надо, и единственное, что останавливает Антона от полного расслабления, — Арсений, живущий под одной крышей с ним.
Пока тот копошится в ванной, Антон успевает найти на подоконнике блокнот. Чёрный, в красивом толстом переплёте, с позолоченными кончиками страниц и не содранной этикеткой штрих-кода на заднике. Секретом эта книжка не является. Антон сам дарит её Арсению через пару дней после их разговора на балконе и с тех пор в чужую собственность нос не сует. Но он догадывается, о чём Арсений ведёт в ней записи, и на душе становится тяжело каждый раз, когда призрак её открывает. Ощущение несправедливости с каждым днём только усиливается, и пока Антон тянет время, чтобы не расставаться и не решать что-то слишком рано, у Арсения в ней оказывается исписано уже двадцать пять листов.
На страницах блокнота пометки о местах, которые Арсений хочет посетить, увидев хотя бы один раз в интернете, и это немного больно, потому что у Антона встреча с друзьями через два часа, а у Арсения мечта, отложенная из-за него в долгий ящик. С этим можно было бы смириться, ведь Арсений самостоятельный, осознанный и взрослый, и он, конечно, сам может всё решить, но Антон не хочет позволять ему в очередной раз брать на себя всю ответственность. Он желает ему всего самого лучшего, а это значит, что вместо того, чтобы следить за тем, как счастлив кто-то другой, Арсению пора заниматься собственным счастьем.
Наступает то самое время, когда отпустить не просто нужно, но и можно, потому что у Антона всё получилось и он готов продолжать строить жизнь без риска снова разочароваться в ней.