II.И мучает несчастного героя смерть (2/2)

— Можно и так сказать, — спустя несколько безнадежных арсеньевских мыслей отвечает парень, вытаскивая из кармана зажигалку и открытую пачку сигарет, — куришь?

Он протягивает Арсению коробочку с торчащими из неё белыми палочками и сам достаёт одну из них, зажимая в зубах. Арсений не уверен, что у него получится взять сигарету в руки, поэтому он отрицательно качает головой. В реальности происходящего разговора до сих приходится сомневаться.

— Нет, благодарю.

Незнакомец на это только безразлично жмёт плечами, убирая пачку в карман, и щёлкает зажигалкой. Язычок пламени вспыхивает всего на секунду, чтобы поджечь краешек тонкой сигаретки, и тут же исчезает, за ненадобностью скрываясь вместе с зажигалкой в карман. Арсений снова следит за длинными пальцами, облачёнными в парочку серебристых колец, и не может набраться решимости, чтобы снова обратиться к парню. Он оглядывается в поисках предмета, за который может зацепиться, но, ничего не находя, обречённо поднимает глаза к небу.

Там светится его самый красивый повод для продолжения разговора. Бледный диск, почти дошедший до состояния идеального круга, но всё ещё немного искажённый, собирает вокруг себя россыпь звёзд. Небо чёрное, плотное, как будто и не бывает никогда прозрачно-голубым, и оттого всё это мелкое сияние, исходящее от расставленных на небосводе созвездий, кажется ещё более ярким. Арсений улыбается, задрав голову кверху, и чувствует себя чуть более живым, чем ещё несколько часов назад, когда не знал, что он призрак.

— Луна сегодня очень красивая, ты заметил? — констатирует он, продолжая пялиться в небо.

Сигарета отодвигается от губ, и в воздух вылетает клубок дыма, тут же рассеиваясь на ветру, но незнакомец на луну даже не смотрит.

— Обычная, — безразлично пожимает он плечами.

Арсения такой тон если не лично задевает, то очень расстраивает. Он собирается об этом непременно сообщить, но грусть, которая буквально искрится в зелёных глазах заставляет закрыть рот. Их цвета сейчас не видно, но Арсений помнит, бережно хранит в воспоминаниях цвет этих глаз, потому что больше ему там хранить нечего. Он ждал, что человек, чьё лицо он единственно смог запомнить из прошлой жизни, даст ему ответы, но он порождает только новые вопросы и сам, кажется, даже не догадывается, кто сидит рядом с ним.

— А что тогда кажется тебе красивым?

Арсений ставит локоть на колено и подпирает кулаком подбородок, смотря на грустного незнакомца в упор. Он не собирается выпытывать у него, что случилось. Но теперь простой, отвлечённый от всего разговор кажется необходимым не только ему.

Взгляд, выражающий сомнение в чужой адекватности, Арсений выдерживает с достоинством. Это неудивительно: он сам себя успел окрестить сумасшедшим не так давно, что ждать от видящего его впервые незнакомца.

— Ну… — парень всё же задумывается, переставая удивлённо хлопать глазами, и правда старается вспомнить что-то особенное относительно красоты. По дёргающимся губам можно понять, что вариантов у него куча, но Арсения невероятно умиляет тот факт, что он выбирает самый верный из них, — мне нравятся групповые танцы.

Неловкое молчание после ответа прерывает тихий смех призрака, который никто, кроме паренька рядом, и не слышит, скорее всего.

— Серьёзно? Это какие? Ты прям красивым это считаешь? — он не смеётся над ним, скорее не до конца понимает такой ответ на вопрос. Ведь красивыми обычно считают предметы, людей, природные явления, на крайний случай. Но не действия. Это как-то немного неожиданно услышать, тем более из уст такого серьёзного человека с сигаретой в руках. Танцы — это ведь что-то… девчачье, наверное. Арсений не сексист, по крайней мере, он этого в себе не помнит, и мужчины-танцоры в воображении выглядят определённо сексуально, но откровение слегка выбивает его из колеи. На долю секунды.

Парень совсем не обижается, даже приободряется немного, смотря на такую яркую реакцию человека рядом. Он тушит сигарету о лавочку, отбрасывая бычок подальше, и тянется к телефону, торчащему из кармана всё той же жёлтой куртки.

Чтобы ему не мешать, Арсений молчит, продолжая улыбаться, и уже через пару уверенных движений по экрану смартфона перед ним возникает красочная картинка с замершими в одной позе людьми. Танец и правда выглядит красиво. Все отточенные чёткие движения, синхронные повороты и рисунки, складывающиеся из тел, выглядят невероятно. Арсений соглашается с тем, что в сравнении с луной это и правда вызывает чуть более яркие эмоции, но с тем, что она «обычная» он всё равно не согласен. Они смотрят все четыре минуты видео, не отрываясь, на каком-то общем вдохновенном порыве, и когда оно резко заканчивается какой-то взрывной, нереальной композицией из девчачьих фигур, Арсений ещё пару минут смотрит на замершую картинку.

— А ты тоже танцуешь? — спрашивает он, следя за тем, как телефон снова прячется в куртку.

— Не, — чуть напряжённый смех занимает паузу между словами, — но моя девушка танцует. Она подсадила меня на это всё.

Голос парня заметно теплеет, когда он упоминает свою вторую половинку, но уже через секунду в его глазах снова вспыхивает грусть. Арсений почти уверен, что загадочная «девушка» как-то связана с этой мимолётной печалью, но спрашивать напрямую не спешит — это кажется неуместным. Так что он продолжает вести тактику непринуждённого разговора и не лезет туда, куда его не зовут.

— Получается, твоё хобби — это следить за её хобби, — попытка разрядить обстановку.

— Получается так.

Неожиданно сильный порыв ветра заставляет качели протяжно заскрипеть, и Арсений как-то машинально хватается за край расстёгнутого пальто, хотя его лично ветер совсем не напрягает. Зелёные глаза чрезмерно внимательно следят за этим движением и как-то по-своему истолковывают его.

— Ты где-то здесь живёшь? — спрашивает парень, поднимаясь с лавочки. Поиск ответа на этот вопрос превращается в настоящий квест, но в итоге тщательно подбираемый ответ оказывается не нужен, потому что мысль продолжается: — Не хочешь заскочить на чай? А то холодает.

Призрачное тело холода не чувствует, но предложение выглядит крайне заманчиво, так что Арсений только чуть кивает, поднимаясь с лавочки, и позволяет себя вести.

Они доходят вдвоём до третьего, центрального, подъезда, и Арсений прислушивается к окружающим звукам с особой внимательностью. Что конкретно привлекает его в треске насекомых, он не знает, но, пока его новый и единственный знакомый нашаривает ключи, Арсений успевает заметить в кустах непонятно откуда взявшегося кузнечика и моль, бьющуюся о лампу над подъездной дверью. Маленькое крылатое существо ломится к свету, с глухим стуком ударяясь о пластмассу, и Арсений засматривается на эту картину настолько, что, когда слышится писк открытой двери, отвлекается не сразу. Ему невероятно жалко несчастную моль, которая расшибается о невидимую преграду и никак не может понять, что же не даёт ей добраться до заветной цели. Арсений тоже бился о лампу ещё несколько часов назад, только не знал тогда, что его свет — это какой-то случайный незнакомец, который может его видеть, слышать и сочувствовать ему.

Этому самому незнакомцу Арсений наверняка кажется странным.

— Я, кстати, Антон.

Из открытой двери подъезда выбивается слабое эхо, и Арсений улыбается, оставляя моль в покое. В аккуратную папочку фактов о мире ложится маленькая бумажечка с подписью «Антон», и хочется выяснить, почему именно он как-то со всем этим связан.

— Арсений.

Они не жмут друг другу руки, и это даже хорошо, потому что вряд ли Антон настолько особенный, что будет чувствовать ещё и прикосновения бестелесного духа, хотя с момента встречи Арсений немного забывает о том, что он в мире живых всего лишь гость. Сейчас у него есть шанс говорить с кем-то, и это уже пахнет не таким бесконечным одиночеством, как если бы ему совсем никто и никогда не смог отвечать. Это ценно, и Арсению не хочется испортить всё необдуманными поступками, потому что даже таким особенным людям, как Антон, свойственен страх, а пугать его может быть чревато.

Арсений держится по центру коридора, чтобы случайно не задеть и не провалиться сквозь стены, ждёт, пока Антон сам вызовет лифт, нажмёт на кнопку девятого этажа и откроет ему дверь, приглашая в квартиру.

Прихожая оказывается маленькой и тесной, и Арсений мучается, проходя сразу в её центр. Топтать чистый пол, пусть даже только с виду, ему лично неприятно, но в другом случае придётся касаться Антона у двери, а этот вариант отметается сразу. Свои ботинки Арсений стягивает легко, пальто тоже. Удивительно, но второе даже некрасиво складывается в бесформенное нечто на пустой полке, не сдавая владельца своей эфемерности.

— Проходи, не стесняйся, — рука хозяина дома рвётся ухватить гостя за плечо, чтобы проводить на кухню, но Арсений уворачивается от чужого касания, молясь, чтобы после этой выходки его не выставили за дверь.

Но никто никуда его не выставляет, даже больше того, Антон совсем не придаёт такому поведению значимости, только проходит спокойно вперёд, собираясь поставить чайник.

— Ванная, если что, справа, — доносится уже с кухни.

Дверь в комнату прикрыта, и Арсений не совсем понимает, что ему делать дальше. Прямо сейчас Антон не смотрит, и можно просто спокойно пройти сквозь злополучную дверь, но обрывки прошедшего дня убеждают в том, что дверь можно попробовать открыть самостоятельно, если понять только как. Арсений не проводил экспериментов, но дёрнувшийся столб или ощутимо крепкая лавочка под мягким местом говорят о том, что это возможно. Он точно трогал эти вещи сегодня днём, жаль только, что бессознательно.

Рука замирает в паре сантиметров от ручки, и на лбу, как в мультиках, будто проскакивает пот. Возможно ли это, Арсений не знает, но тревога в его голове заставляет поверить, что да. Первые две попытки оказываются провальными, потому что металлический шар с встроенной щеколдой совсем не чувствуется в руке. Самой безопасной кажется перспектива уйти, потому что на кухне Антон уже гремит кружками, которые придётся поднимать над столом, хватать за края и периодически ставить обратно, чтобы не вызывать подозрений. А Арсений даже чёртову дверь не может потянуть на себя, чтобы открыть. Он нервничает, уже бесцельно водя рукой вверх и вниз, и с ужасом наблюдает, как пальцы плавно минуют преграду в виде металла, нигде не встречая сопротивления. Ничего не получается, и это вызывает ещё не забытую панику вновь.

— Ты как тут? — Антон прикладывается плечом о косяк и складывает на груди руки.

В это же время у Арсения переворачивается нутро, и он зажмуривает глаза, продолжая стоять спиной к Антону. Однако новый знакомый не стоит на месте, подходит ближе. Его широкий шаг набатом стучит в ушах, и Арсений распахивает глаза так резко, что круги плывут перед глазами. Он смотрит вниз, на свою руку, и дергает дверь на себя.

Та неожиданно поддаётся и открывается. Арсений смотрит на сжимаемую пальцами ручку и не понимает совершенно ничего, но бесконечно радуется, что всё получилось.

— В порядке, — отвечает он наконец, — немного заблудился.

На губах сияет смущённая улыбка, и он даже не краснеет, когда врёт, хотя уверенности в том, что призраки в целом умеют краснеть, у него нет. Антон кивает добродушно, не замечая подвоха, и возвращается в кухню.

Только оставшись в одиночестве, Арсений может наконец расслабиться. Он пытается нормально себя рассмотреть в зеркале получше того заляпанного стекла в переулке, и теперь ему больше нравится то, что он видит. Зеркало в светлой и достаточно просторной ванной чистое и большое. Оно отражает всё те же голубые глаза, только с чёрными маленькими вкраплениями, волосы, ничуть не растрепавшиеся от ветра, морщинки в уголках губ и две глубокие складки у носа, которые ещё не так давно хотелось насильно разгладить. Арсений одёргивает на себе чуть съехавшую по плечу футболку, взъерошивает волосы на голове и даже не думает открывать кран и умываться — вряд ли что-то может помочь смыть с него смерть. В том, что Арсений призрак, он больше почему-то не сомневается. Факт ложится в голову как-то слишком легко и обратно уже не вытравливается. С этим знанием остаётся только смириться.

Когда Арсений выходит на кухню, совмещённую с гостиной, на разделяющей пространство барной стойке уже стоят две большие кружки с изображением каких-то персонажей из аниме. Внутренний скептик не удерживается от смешка, несмотря на то что своего своего отношения к этому жанру Арсений не помнит.

— Так что? Ты весь такой задумчивый гуляешь по ночам, потому что маньяк, который подыскивает жертву, — шутит Антон, подвигая к себе сахарницу, — или тебе просто не спится и ты ходишь на прогулки, чтобы нагулять сон?

Комнату освещает только жёлтая лампа в вытяжке и едва доходящий до сюда свет из ванной, выключатель которого Арсений трогать не стал.

— Ни то, ни другое, — расплывчато отвечает он, склоняясь над кружкой. Он не чувствует запаха, но на всякий случай улыбается Антону, — интересно пахнет.

Парень кажется невозмутимым, но что-то в каждом его слове и жесте выдаёт какое-то лёгкое отчаяние внутри. Арсений думает, что вряд ли пускать к себе в дом незнакомца — хорошая идея, особенно если первый вопрос, который ты ему задаёшь, не маньяк ли он. Однако Антон его пускает, наливает ему чай и даже улыбается, не видя в этом ничего такого, и эта его непосредственность одновременно восхищает и настораживает. Был бы Арсений жив, то ни за что не поднялся бы в чужую квартиру среди ночи. Но он уже мёртв, а значит, ему нечего терять.

У Антона в голове на самом деле схожие мысли.

— Ты прям мужчина-загадка, — Антон отпивает немного чая из кружки и не торопится добавлять что-то ещё.

Он наконец садится на высокий стул, и теперь, в упавшем на него свете, можно увидеть тяжёлое и безразличное ко всему лицо. Антон выглядит уставшим.

— Ага, — отзывается призрак, до сих пор не трогая медленно остывающий чай, — а у тебя сегодня плохой день?

По сложившимся вместе бровям и слишком резкому стуку кружки о поверхность, Арсений понимает, что попал в точку. Самым логичным предположением кажется, что виновата в таком настроении девушка, о которой говорил Антон. Потому что на часах глубокая ночь, в стаканчике в ванной стоят две щётки, а за столом на кухне сам Антон пьёт чай с каким-то совершенно левым человеком, которого случайно встретил на детской площадке и знает от силы десять минут. Арсений уверен в своём предположении почти на сто процентов, однако следующие слова осаждают его:

— И завтра будет, и послезавтра, — мрачно говорит Антон, — я вообще не уверен, что с лейкемией хоть один день может быть удачным.

Он говорит это как будто мимоходом, но по его дрогнувшим ресницам видно, что это важно, и, скорее всего, Арсений здесь только потому, что больше выговориться Антону некому. Как призрак он его понимает. Он для Антона никто, а с никем очень легко делиться личным, ведь Арсению по сути плевать должно быть на чьи-то страшные диагнозы, и слёз он лить не будет.

В теории всё так и должно бы быть, но у Арсения кровью обливается сердце от услышанного, потому что для него Антон — единственное реальное, что он за целый день встречает, его буквально притянуло к нему, а значит, они друг другу не никто. Антон Арсению зачем-то нужен. Это самая эгоистичная мысль, которая вообще может существовать, но Арсений думает о том, что если Антон умрёт, то сам он останется без всякой связи с миром, потому что больше никто никогда не сможет его видеть или с ним разговаривать.

— Но это ведь не приговор, — эмоциональнее, чем позволено незнакомцу, восклицает Арсений, но тут же успокаивается, стараясь держать себя в руках, — я имею в виду, что есть же лечение. Должно быть.

Антон смотрит на него слегка удивлённо, а потом улыбается, снова отпивая из анимешной кружки чай. Только теперь становится заметно, что у него чуть оттопыренные уши и чёлка, спадающая на глаза, которую он до этого периодически зачёсывал пятернёй, чтобы не мешалась. В тёплых тонах кухни он смотрится как-то по-особенному светло, и Арсений отказывается верить в то, что этому парню поставили такой пугающий диагноз.

— Есть, конечно, — он едва не смеётся, заметно расслабляясь, — и я даже верю, что всё будет хорошо. Я слишком молод, чтобы копать себе могилу. Просто слышать такое от врачей довольно ссыкотно, что тут поделать? Вот как скажут, что у тебя рак, так сразу всё настроение пропадает.

От облегчения хочется залпом выпить всю кружку чая перед собой, но Арсений позволяет себе только положить руки на столешницу. Он чувствует бёдрами стул, чувствует, что ладони никуда не проваливаются, но тронуть чай до сих почему-то боится. По крайней мере, под таким пристальным взглядом зелёных глаз.

— Так значит, ты мёрз на улице с сигаретами, только чтобы отвлечься от мыслей, — констатирует он.

— Очевидно, ещё чтобы встретить там чуткого и заботливого маньяка.

Антон приподнимает кружку так, словно говорит тост, и смеётся, наконец не сдерживаясь. Арсений смеётся вместе с ним.

Они сидят так ещё какое-то время, и когда Арсений надевает обратно свои ботинки и пальто, за окном уже потихоньку встаёт солнце. Он объясняет нетронутый чай тем, что совсем забыл о нём за разговором, и пару раз в корне неудачно каламбурит, только чтобы отвлечь Антона от просьбы обменяться номерами, о которой тот благополучно забывает, когда слышит «номерки, Антон, выдают в гардеробах, а у меня пальто всего одно». Или просто делает вид.

У Арсения после разговора в голове проясняется, и паника от осознания собственной смерти уже не сжимает горло в тиски.

У Антона же в квартире становится на две горсти заварки меньше, а в мыслях поселяется мужчина с красивыми голубыми глазами, который не пьёт остывший чай.