Часть 48 (1/2)
Земли вокруг становились беднее. Несмотря на время сбора урожая, поля по пояс заросли травой, и было ясно, что местные не слишком-то жалуют земледелие. Дома казались не слишком опрятными, а лениво скалящиеся псы могли напугать разве что ребенка — ребра у них так выпирали, что их можно было пересчитать. На дороге все чаще попадались не наполненные мешками телеги, а отряды вооруженных чем попало мужчин, провожающих двух прекрасных коней алчущими взглядами. Эти взгляды пропускали закутанного в плотный плащ Бинхэ, не чуя в нем особой угрозы, но потом натыкались на многообещающее каменное лицо Лю Цингэ и увиливали в сторону. Подобные хаотично собравшиеся банды были прекрасно известны пиковому лорду — ни ума, ни силы, ни старания, только жажда легкой наживы да желание унизить других, чтобы самому себе показаться достойнее.
Они провели в пути уже шесть дней, вот и седьмой подходил к концу, а Бинхэ после проведенного в слезах вечера почти не подавал голоса. Лю Цингэ это устраивало полностью, но иногда он все-таки с тревогой посматривал на глубокий капюшон, скрывающий лицо юноши.
— Поищем постоялый двор, — нарушил тишину лорд. — Скоро начнутся необжитые земли. Там не удастся ни поесть, ни отдохнуть.
Бинхэ зло сверкнул глазами из глубокой тени:
— Учитель ждет помощи, а мы в это время будем сладко спать? Неужели лорд Лю настолько ослаб, что без сна и нескольких дней не продержится?
— Бестолочь, — беззлобно отозвался Лю Цингэ. — Какой толк от спасителей, если к концу пути их самих спасать придется? У нас впереди еще не меньше недели. Хочешь приехать к демоническим землям и рухнуть носом вниз или пустить сдохших от усталости коней на мясо?
Бинхэ холодно хмыкнул.
Не желая снова цепляться к непочтительному юнцу и растягивать бесконечный спор, Лю Цингэ выудил из-за воротника амулет. Зеленоватый светлячок внутри стеклянного шара бился ровно и спокойно.
— Я думал, вы будете бежать впереди меня, — хрипло пробормотал Бинхэ. — Вы же…
Закатив глаза, Лю Цингэ засунул украшение обратно за воротник.
— Только не начинай заново эти “вы же его любите”, — отрезал он и оглянулся, прикидывая, какая из многочисленных тропинок может привести к какой-нибудь деревне.
— Но вы же…
— Боги, Бинхэ, да как ты умудряешься к любой фразе прицепить имя Шэнь Цинцю? — не выдержал лорд. — Все разговоры сводятся к одному. По-твоему, даже если любишь, стоит побросать все дела и сломя голову мчаться на выручку, ничего не обдумав? Что за детские рассуждения? Если глава Юэ бросит школу и влезет на коня, рискуя рухнуть на первом же повороте, ты наверняка подумаешь — какая любовь! Я же подумаю — какая глупость, у главы Юэ есть люди, которые смогут заменить его в походе, но нет людей, которые смогут заменить его на посту главы и взять на себя управление остальными лордами. Каждый хорош на своем месте и в свое время, и никакие эмоции не должны вмешиваться. Если ты испортишь все из-за своей эмоциональности, никто не будет вспоминать тебя как героя песен о любви, о тебе будут думать как о глупце, который наворотил дел и погубил чужую жизнь.
После столь длинной тирады лорд Лю даже слегка выдохся и с подозрением покосился на закутанный с ног до головы силуэт, недоумевая, каким таким образом этот ученик несколькими словами доводит его до бешенства снова и снова.
И снова. И снова.
Слишком похож на Шэнь Цинцю.
Бинхэ несогласно засопел, но лорд вскинул руку:
— Замолчи! — напряженным голосом предупредил он и свирепо раздул ноздри. — Еще одна фраза про мои чувства к твоему учителю, или твои чувства к учителю, и я завяжу тебе рот. А сейчас мы поищем трактир или какой-нибудь постоялый двор, чтобы успеть до рассвета, дадим отдых лошадям, а я оплачу две раздельные комнаты в разных концах коридора.
Уже в полной темноте они добрались до покосившегося и облезлого длинного дома. Увидев конюшню, Лю Цингэ молча свернул с дороги.
Чем ближе к демоническим землям, тем туже с хорошими лошадьми. Только специально обученные скакуны заклинательских школ могли без страха приближаться к таким темным местам, а за такого коня платили полную меру золота. Их стоило беречь, заодно оберегая от слишком уж жадных рук.
Несмотря на дикие места без больших городов и приметных сект, множество людей ежедневно проезжали этими дорогами. Купцы с обозами, мелкие лоточники, преступники и охотники за головами, путешественники и полубезумные целители, надеющиеся пробраться в демонические земли и найти какое-нибудь новое растение, способное победить даже смерть — реки людей текли во все стороны, непременно к ночи оседая по придорожным трактирам и ближайшим сараям.
— Почему я вам настолько не нравлюсь? — тихо спросил Бинхэ. Голос его показался обиженным и даже детским.
Не ожидавший вопроса Лю Цингэ от неожиданности резко натянул поводья, и конь остановился посреди тропинки как вкопанный, тревожно поводя ушами.
— Я думал, что это соперничество, — с горьким привкусом безнадежности добавил Бинхэ и осторожно объехал Лю Цингэ. — Но теперь все не так. Вы или врете, или и вправду решили отступиться, а у меня нет ни единого шанса добиться того человека, о котором я мечтаю. Так почему?
Такая тоскливая обреченность прозвучала в этом голосе, что Лю Цингэ даже не смог отмахнуться.
— Потому что ты был из тех людей, которые терпят побои сурового отца, а потом в отместку идут пинать кошку. Жертвы, которые и рады быть жертвами и боль свою на других вымещают. Теперь ты больше не пинаешь слабого, но все еще оглядываешься и раздумываешь, кого назначить виновным. А нужно было просто дать сдачи.
— Я не хочу быть жертвой, — твердо произнес Бинхэ и поднял голову. Из тени капюшона отчетливо проступил упрямый подбородок и крепко сжатые губы. — Меня некому было направлять. Учитель… он научил меня побеждать других, но не себя. Если бы он полюбил, то думал бы о себе. Я тоже думаю о себе, но вы — нет. Вы ведь не стали даже с самим собой воевать, верно? Просто подумали о том, что доставите учителю неудобства, и остановились. Близкие люди должны быть важнее, чем жадность.
— И чего ты хочешь от меня? — устало уточнил Лю Цингэ и снова тронул поводья.
— Научите меня.
— Научить чему? Думать о других? Откуда я знаю, как этому научить?
— Хотя бы позвольте просто наблюдать, — не отставал Бинхэ, и пиковый лорд с отчаянием подумал, что после спасения Шэнь Цинцю спросит с него за все ужасы путешествия с этой болтливой полудемонической майной, и с Юэ Цинъюаня стребует отпуск, и съездит наконец домой.
А может, и устроит настоящее свидание — уже не в стенах борделя и не прячась. Кто вообще посмеет ему указывать?
— А как я могу запретить тебе наблюдать? — буркнул Лю Цингэ и пришпорил коня. — Поторопись. Я могу обходиться без сна и еды, но это не значит, что я упущу возможность нормально отдохнуть. И прекрати думать о Шэнь Цинцю. Чем больше слез ты из себя выжимаешь, чем меньше рассудительности в тебе остается, а ее и без того было не слишком-то много.
Вывеска потемнела от старости и дождей, и на ней не удалось различить ни слова. Внутри было тепло и шумно, но две рослые фигуры невольно привлекли всеобщее внимание. Едва разыскав свободную лавку в углу, Лю Цингэ подтолкнул юношу поближе и тихо проговорил:
— Пойду узнаю насчет комнат. Постарайся не выделяться.
Склонив голову и не снимая капюшона, Бинхэ скользнул на место и вжался в угол, мигом делаясь незаметной тенью. При виде такого таланта Лю Цингэ только головой покачал и отвел глаза.
Чего еще ожидать от выросшего в нищете ребенка, явно не единожды битого каждым, кому не на ком больше было выместить злость? И пусть в стенах школы издевательства по мере сил старались пресекать, но ребенок с малых лет впитывает поведение, которое позволяет ему выжить.
Например, становиться совсем невидимым.
Все дело в том, что Шэнь Цинцю и Бинхэ слишком похожи, и если один давно научился скрывать постыдные привычки своего детства или, напротив, вытащил их на самое видное место и превратил в дурные черты характера, то Бинхэ эту науку еще не освоил.
Именно это задевало Цингэ сильнее всего. Узнавая в бестолковом и норовистом ученике черты характера учителя, он словно по старой карте узнавал что-то новое о самом Шэнь Цинцю и впервые начал осознавать, что знал его далеко не так хорошо, как ему самому казалось. Словно ему вдруг показали, каким Шэнь Цинцю мог быть в те дни, когда лорды еще учились бок о бок, но почти не обращали друг на друга внимания. Колючим, израненным, боязливым и отчаянно стремящимся к силе, чтобы больше не было никого, кто смог бы наступить ему на горло.
— Я должен стать сильнее, — настойчиво прошептал Бинхэ вернувшемуся с двумя дымящимися тарелками лорду. — Я ведь теперь не человек, а…
— Болтун, — отрубил Лю Цингэ. — Влезь на стол и покричи. А лучше ешь.
При виде горячей пищи желудок юного полудемона, вынужденного довольствоваться сухими лепешками и кусками вяленого мяса, восторженно взвыл. Бинхэ съежился.
— У меня опять отросли когти, — едва слышно пожаловался он и спрятал руки под стол.
— Просто прикрой их рукавами, они достаточно длинные, — посоветовал Лю Цингэ и огляделся. Вокруг шумели, пили и ели, и даже редкие любопытные взгляды больше не застревали на скромно укрывшихся в дальнем углу заклинателях. Развернувшись полубоком, лорд прикрыл Бинхэ широким плечом, как стеснительную красавицу. — Ешь уже и идем спать.
Детям нужно нормально питаться, едва не напомнил он и вовремя прикусил язык.
Бинхэ — не Минъянь, и ему такие вещи говорить определенно не стоило.
— Господин сопровождает невесту к жениху? — угодливо прошелестел голос трактирщика за спиной Лю Цингэ. — Ни повозки, ни телеги, что за жених достался этой несчастной девочке?
Бинхэ, пытавшийся одновременно сладить с рукавами и капюшоном и не выдать никому ни длинных когтей, ни горящих алым глаз, подавился и судорожно закашлялся.