Часть 38 (2/2)

***</p>

— Он снова выглядит расстроенным, — заметила Гермиона.

Гарри поглядел на стол Гриффиндора. Хагрид по-прежнему сидел в одиночестве: он сильно сутулился, склоняясь над своей тарелкой. Когда кто-то за столом смеялся, он чуть поворачивал голову, но вскоре вновь отворачивался. Ближе всего к нему сидел Флимонт Поттер и его друзья: они казались настроенными довольно дружелюбно, но Хагрид не спешил к ним приближаться. Он казался грустным и одиноким.

— Думаю, его снова обижают, — Гарри поджал губы. Он наклонился вперед и повернулся к Дамблдору: тот был погружен в чтение газеты. Ничего хорошего там не писали: бои продолжались, и немецкие войска двигались на восток.

— Профессор, — позвал его Гарри. Дамблдор повернулся к нему. — Вы не знаете, что произошло у Хагрида?

— Полагаю, ему по-прежнему не удается влиться в коллектив, — отозвался Дамблдор. — Я беседовал с ним несколько раз за кружечкой чая, но мальчик отказывается рассказывать подробности. Думаю, у него конфликт с другими первокурсниками.

— Знаю, на что вы намекаете, — проворчал Слизнорт. — И не отрицаю, что мои студенты могут проявлять нетерпимость. Но я тоже не могу наказывать их, не имея доказательств — или даже имен. Мне кажется, мальчик и со своим собственным факультетом не может найти общий язык.

— Мы знали, что так будет, — горько произнесла Вилкост.

— Мы с Гарри стараемся поддерживать его, — сказала Гермиона. — Профессор Кеттлберн, а вы что думаете?

Тот вздрогнул и вскинул голову.

— А? — он, казалось, был глубоко погружен в свои мысли. Он всегда сидел с краю, редко приходил вовремя и еще реже участвовал в общих беседах. Его взгляд забегал по лицам. — Насчет мальчика? Хороший он, ответственный, работящий. С другими моими общается иногда. Думаю, втянется со временем — да и остальные попривыкнут.

— Может, вы и правы, — вздохнула Вилкост. — Первый курс всегда тяжелый.

— Хорошо, что прошлый был поспокойней, — заметил Уолбрик.

— В отличие от позапрошлого, — невесело заметил Бири.

Гарри закусил губу. Он хотел как-то помочь Хагриду, но тот считал, что и сам может справиться — или не хотел доставлять неудобства. Вдруг его все еще доставали слизеринцы? Или Флимонт не замечал, как его обижают гриффиндорцы? В конце концов, у него были соседи по комнате, и было непохоже, чтобы они стремились с ним подружиться.

Стоило ли расспросить Тома? Если тот не знал, то мог узнать — что-то будто подталкивало Гарри к этому шагу. В конце концов, Реддл наверняка многое знал о Хагриде, и не было смысла и дальше избегать эту тему: раз уж Гарри смог поговорить с ним об Орионе и — Мерлин помоги — чувствах студента к преподавателю, то и вскользь упомянуть Хагрида было нетрудно.

К тому же с их непростого разговора прошло уже больше недели. Гарри решил, что он отлично со всем справился: они не поссорились, Том откровенно признался в своих страхах — и Гарри мог не волноваться, что его общение с Орионом вызовет новый взрыв. Он продолжал с ним пересекаться, и ему начинало казаться, что это происходило все чаще.

Блэк по-прежнему не возвращался к той самой теме, и Гарри был этому рад — наверное. Может, его немного расстраивал тот факт, что только его так сильно взволновала та ситуация: не то чтобы ему пришлось переосмыслить все свои прошлые любовные приключения, но все же он много об этом думал. Допускал варианты, представлял возможности — и взвешивал риски. Мысли о Сириусе не давали ему покоя, но воспоминания о Реддле, о тени на его лице и пристальном взгляде не позволяли Гарри уснуть.

Это было очевидно, не так ли? Но Гарри не мог ответить на его чувства. Он лишь надеялся, что эта влюбленность пройдет со временем, однако стоило ему вспомнить, насколько одержимым был Волдеморт… Разделял ли Том это безумие? Он, несомненно, сильно привязался к Гарри, и его собственническая натура то и дело проявляла себя. Но это могло быть нездоровой чертой его характера, а вовсе не приговором. И это не значило, что он не мог проникнуться симпатией к кому-то другому — кому-то, кто отвечал бы ему взаимностью и подпитывал его влюбленность физически. К Роуз, например. Или Альфарду Блэку.

Но Гарри не хотел разбивать его сердце — и не хотел давать ему лишних надежд, которые закономерно могли возникнуть из-за их близкого общения. Но как он должен был поступить? Гермиона посоветовала ему почаще спрашивать Тома о Роуз: в конце концов, была причина, почему он с ней встречался, и, наверное, он находил ее привлекательной — может, если он будет чаще вспоминать о своей симпатии, то она займет особое место в его сердце. Гарри последовал этому совету, но это мало помогало справиться с его собственным смятением.

Он винил во всем Ориона. Если бы тот не переступил ту границу, которую они предпочитали игнорировать, если бы он не подошел к Гарри так близко, что тот все еще мог вспомнить тепло его груди… Это походило на прорыв плотины, и Гарри уже не мог вернуть все эти мысли на свои места. Тем более что отчасти ему нравилось: мурашки пробегали по его коже от осознания того, что он думает о таких запретных вещах — и таких волнующих.

Вроде секса. Не то чтобы Гарри не думал о нем раньше, но его воображение всегда принимало расплывчатые формы. Он концентрировался на своих ощущениях и смутных образах: Флер в купальном костюме, голая спина Джинни, поцелуи на берегу Черного Озера — и то, чего никогда не происходило. У Гарри было не так уж много источников для сексуального образования: в доме Дурслей он бы не решился читать или смотреть что-то на эту тему, в Хогвартсе он черпал информацию из разговоров перед сном и тех сомнительных журналов, которые Симус и Дин иногда вытаскивали из-под кроватей (исключительно для того, чтобы сравнить, кто лучше раскрывает тему женской груди — магглы или волшебники). Наверное, полезнее всего были ночные разговоры в Норе, когда Фред и Джордж, желая засмущать Гарри и Рона окончательно, рассказывали им откровенные истории с малореалистичными подробностями. По крайней мере Гарри считал эти подробности таковыми.

Из-за всего этого он ощущал себя еще более неопытным. Он не мог сравнить себя с Томом, потому что — слава Мерлину — не знал, насколько просвещенным тот был. Но он знал об Орионе и той девушке и почти завидовал ему. Гарри смотрел на него издалека, и ему казалось, что он может увидеть проявление странной зрелости в каждом движении Блэка: то, как он смотрел на остальных, как он держался со студентами, как он лениво запрокидывал голову… Орион был из тех, кто был прекрасно осведомлен о своей привлекательности, и его тело — подтянутое и крепкое — откровенно передавало это чувство. Сексуальность.

Том был не таким, но лишь в силу своего возраста. Тот юноша из Тайной Комнаты казался настолько же опасным, насколько и завораживающим. Он умело задурил Джинни голову, и Гарри знал, что в будущем многие другие также попались в ловушку его очарования. И если все останется так, как сейчас…

— Почему вы так на меня смотрите? — спросил у него Том как-то вечером. Он снова предложил сыграть в шахматы, и Гарри от неожиданности согласился. Он тут же вспомнил о том, почему это была не слишком хорошая идея, но брать слова назад было уже поздно. К тому же он мог найти и плюсы в этой ситуации: он собирался заговорить с ним о Хагриде в комфортной обстановке, а Том всегда становился мягким и податливым в его гостиной. Правда, вместо того, чтобы обдумывать разговор, Гарри просто пялился на него, погруженный в свои мысли. Реддл сидел на полу, подтянув к груди одну ногу и привалившись к дивану. Его галстук был ослаблен, и ворот немного раскрылся, обнажая ямку под кадыком.

— Просто задумался, — Гарри тут же густо покраснел.

— О чем же? — Том взял поверженного коня и покрутил его в пальцах. Сегодня Гарри откровенно проигрывал, не в силах сосредоточиться на игре. Иногда он замечал, что Реддл смотрит на него настороженно и выжидающе, но тот ничего не говорил: если он и хотел упомянуть Ориона, то держал язык за зубами — так было лучше. Гарри тоже об этом не заговаривал, и они успешно делали вид, что ничего не произошло.

И как бы Том отреагировал, если бы Гарри сказал ему, о чем на самом деле он задумался? Безумную идею сказать что-нибудь двусмысленное Гарри тут же закопал поглубже: как бы сильно ему ни нравилось дразнить Реддла и замечать его румянец, ему не стоило этого делать — он вовсе не был уверен в том, что сам не угодит в ловушку. Поэтому он избрал безопасную тропу.

— Профессора очень переживают насчет одного из студентов, — сказал он. — Ему тяжело влиться в коллектив.

— Неужели, — Том прищурился и развернулся к Гарри. В мягком полумраке он казался расслабленным и довольным, и Гарри это нравилось даже в том случае, если все это было притворством. Но все же стоило избегать таких моментов, пусть они и казались такими уютными и безопасными: Том мог понимать все иначе. Он тянулся к Гарри всем телом, и его пристальный взгляд будто жаждал заглянуть внутрь его головы.

— Ты знаешь первокурсника по имени Рубеус Хагрид? — спросил Гарри прямо.

Глаза Тома торжествующе вспыхнули.

— Хм, — задумался он. — Это не тот… великан? Его все знают.

— Он не великан, — тут же напрягся Гарри. — Он добрый мальчик. Но у него проблемы с однокурсниками, и мы все волнуемся за него.

— Думаю, профессор Дамблдор в состоянии позаботиться о студенте своего факультета.

— Дело не только в гриффиндорцах, — Гарри посмотрел на Тома краем глаза. — Думаю, у него были конфликты и со слизеринцами.

— Правда? — Том прищурился. — С кем же? Он назвал их имена?

— Нет, — признался Гарри. — А тебе… что-то известно?

— Нет, к сожалению, — вздохнул Том. — Я больше общаюсь со вторым курсом. Но если хотите, я могу поспрашивать. Вы, кажется, очень беспокоитесь об этом… Хагриде.

— Мне не нравится видеть, как кто-то страдает. Уж тебе-то должно быть это известно.

— Действительно, — Реддл резко помрачнел. — И все же почему вы переживаете? Разве он не ассистент профессора Кеттлберна?

— Разве мне нужна причина, чтобы хорошо к кому-то относиться?

— Нет, — вздохнул Том и тихо произнес: — У вас доброе сердце.

— Это ведь хорошо?

Том оперся рукой о ковер и чуть наклонился вперед. Гарри тут же напрягся: он вдруг резко вспомнил обо всех своих мыслях и сомнениях. Он провел вспотевшими ладонями по бедрам и уставился на доску. Его белый король был почти загнан в ловушку чужими ферзем и слоном.

— Конечно, — улыбнулся Том. — Это хорошо.

Он склонил голову, и его лоб застыл в нескольких дюймах от плеча Гарри. Они посидели так немного, а потом Реддл тяжко вздохнул.

— Не тревожьтесь, — он поднял лицо. — Я помогу вам с этим первокурсником.

Что-то странное послышалось Гарри в его голосе, но он ничего не увидел в его глазах. Том улыбался ему так, словно все их недомолвки и конфликты могли просто раствориться где-то в полумраке — или остаться за порогом этой теплой комнаты.

Тишина между ними была давящей и плотной. Гарри хотел избавиться от этого чувства: он уставился на доску и невесело улыбнулся.

— Кажется, сегодня я проигрываю.

— И что я получу за свою победу?

Гарри моргнул и неловко почесал шею.

— Мое безграничное восхищение твоими способностями стратега?

— Сойдет, — ухмыльнулся Реддл.

Он больше не придвигался ближе, и все было хорошо. Они поговорили о Патронусе, который пока совершенно Тому не давался, об уроках и экзаменах… Том упомянул, что посетил вечеринку Клуба Слизней — видимо, это походило на те вечера, куда Слизнорт звал своих бывших выпускников и приятелей, чтобы перезнакомить всех друг с другом. Гарри помнил тот вечер, на котором он присутствовал: это было ужасно и не заслуживало повторения.

— Было скучновато, — признался Том. — Я никого особо не запомнил. Зато там были девушки со старших курсов — Розье считает, что это знак.

— На третьем курсе все начинают об этом задумываться, — Гарри немного успокоился. Ему не нравилось, что Том находился в Клубе Слизней и сближался со Слизнортом, но он никак не мог помешать им. Постоянно держать его рядом с собой тоже было неправильно, потому что именно из-за этого Реддл так замкнулся на нем, но и отпускать его под крыло Горация Гарри не хотел. Тот владел опасными знаниями — Том не должен был узнать о крестражах.

— И вы тоже?

— Можно и так сказать, — улыбнулся Гарри. — Правда, я был не таким везучим, как ты.

— Я? — удивился Том. — Разве мне везет?

— У вас с Роуз ведь все хорошо? — преисполнился надежды Гарри. Реддл усмехнулся.

— Да, — ответил он лениво. — Все просто прекрасно.

Как и обычно, Том не хотел уходить. Он не заговаривал об этом, но Гарри видел, с какой неохотой он поднимается на ноги. Тепло и комфорт разморили его, и наверное он мог бы просто заснуть у него под боком.

Он проводил его до подземелий, боясь, что Прингл может поймать Тома по дороге. Реддл помахал ему на прощание и пропал в темноте подземелий. Гарри немного задержался наверху, раздумывая над тем, не заглянуть ли ему к Гермионе — та еще наверняка не спала, и ей было бы интересно послушать про Хагрида. Но прежде чем Гарри решил направиться к лестницам, он услышал тихую возню. Из полумрака вышла Вальбурга Блэк.

— О нет, — шепнул Гарри себе под нос, потому что следом за ней вышел и Орион.

— Профессор, — Вальбурга поправила волосы и бросила на него подозрительный взгляд. — Мы уже уходим.

— Ага, — Гарри спрятал руки в карманы и отвел плечи назад. — Уже отбой.

— А мне надо на дежурство, — Орион смотрел на него из-за плеча Вальбурги. Он хитро улыбался, и Гарри не нравилось заговорщицкое выражение его лица и расслабленная поза. Когда в прошлый раз он встретил Ориона после отбоя, тот почти откровенно с ним флиртовал — в этот раз он напомнил Гарри о причинах, почему от него стоило держаться подальше.

Будто бы вы не знаете, какие слухи о нем ходят.

Гарри знал об этих слухах. Вальбурга Блэк была его невестой, но Ориона это не останавливало — было непохоже, чтобы он серьезно относился к своему будущему браку. Ко всему остальному он мог относиться точно так же. Может, это было неплохо. Гарри не хотел вмешиваться, им двигал азарт и любопытство — и может немного ответной симпатии, которую он не мог не испытывать к тому, кто с первой встречи напоминал его любимого крестного.

Но сейчас он был совсем на него не похож.

Гарри прошел мимо и направился к лестнице. Он успел начать подниматься, когда Орион догнал его — это было предсказуемо, и Гарри совершенно, совершенно не желал этого. Его не интересовали объяснения. Он не хотел больше об этом думать.

— Гуляете со студентом после отбоя? — Орион нагнал его и начал подниматься рядом. Гарри смотрел только под ноги: ночью лестницы были освещены совсем слабо.

— Это моя обязанность, — ответил он лениво. — Как и твоя, видимо.

— Вас это беспокоит? — в его голосе появились тревожные нотки.

— Нет.

— Профессор, — Орион вдруг поймал его за край рукава, заставляя остановиться. Гарри замер: он стоял на ступеньку выше и мог смотреть на Ориона сверху вниз. Тот вскинул лицо: в полумраке его кожа казалась белой, будто мрамор.

— Что?

— Вы же понимаете?

— Да.

— Правда?

Они стояли и смотрели друг на друга. Может, Гарри стоило отчитать его: Орион так переживал из-за того, что отец сомневался в его решениях, но продолжал поступать импульсивно и необдуманно, подвергая риску их обоих. Что толкало его на эти разговоры? Интерес? Оно того не стоило, и Гарри чувствовал себя неуютно из-за этого. И почему-то он думал о Томе.

— Профессор Вилкост не понравится, если она увидит вас со мной — или с ним, — заметил Блэк.

— Это точно, — согласился Гарри. Никому это не понравится. Какого черта.

— В прошлом году я выслушал целую лекцию на эту тему.

— И совершенно к ней не прислушался?

Орион мягко покачал головой. В это мгновение Гарри вдруг обнаружил, что Блэк все еще держит его за рукав, и его большой палец прижимается к его коже.

— Я приглашал вас полетать, — напомнил ему Орион. Он шагнул вперед, в одно мгновение становясь выше. Гарри отшатнулся от него и прижался поясницей к каменным перилам. — Сегодня хорошая погода.

— Как жаль, что тебе надо дежурить, — фыркнул Гарри. Он почему-то чувствовал себя расстроенным, и даже игривая улыбка не возвращала ему бодрости духа. Он не был готов к встрече с Орионом. Может, ему стоило взять перерыв и какое-то время побыть подальше от обоих слизеринцев, которые пытались перетягивать его, будто канат.

— Я могу лечь попозже.

— И не выспаться.

Гарри протиснулся мимо него, на мгновение прижавшись грудью к его плечу, и начал подниматься. Орион без сомнений последовал за ним.