Часть 28 (1/2)

Альфард все рассказал друзьям — ну почти все. По итогу получилось, что он скрыл большую часть разговора с Орионом: некоторые детали были слишком личными и обидными, чтобы выставлять их на всеобщее обозрение. Альфард предпочел бы и вовсе забыть о них, но они звучали в глубине его разума, подобно громовым раскатам, и он понятия не имел, как заглушить их отравляющий гул.

Он вовсе не должен был чувствовать себя таким расстроенным.

— Младший брат — это неплохо, правда? — спросил Максимилиан.

— А что в этом хорошего? — фыркнул Эдвин. — Придется делить с ним внимание.

— Вальбурга с этим как-то справилась.

— Ой, иди ты со своей любовью к Вальбурге, — отмахнулся Бенджамин. — Согласен с Эдом.

— Эй! — возмутился Максимилиан. — Я люблю Матильду!

Альфард вздрогнул. Он бросил взгляд на Тома: тот сидел на своей кровати, поджав под себя ногу и глядя в одну точку. Он ничего не сказал про пополнение семьи Блэков и погрузился в свои мысли: на его лице застыло странное, задумчивое выражение. Брови сошлись на переносице. Альфард, наверное, должен был обидеться на его пренебрежение, но он не мог это сделать — он смотрел на Тома, и его сердце начинало биться быстрее. Если бы он только мог ему сказать…

— А ты что думаешь? — Бенджамин посмотрел на Альфарда. — О брате?

Он пожал плечами. Очевидно, родители более не возлагали на него больших надежд: они наверняка наслушались рассказов Вальбурги и Ориона и предпочли поверить им, нежели спросить самого Альфарда. Когда они вообще спрашивали его мнение? Никогда. Для них он был просто ребенком.

Видимо, у него был лишь один выход — доказать им, что это не так.

— Я думаю, что меня достало быть самым младшим.

— Может, это заставит Ориона воспринимать тебя всерьез, — кивнул Бенджамин.

— Сомневаюсь, — заметил Эдвин. — Ведь он считает ребенком не только Альфарда. Мы для него просто кучка второкурсников, которые ничего не могут ему сделать. И вместе с ним так о нас думают и все остальные. Нужно доказать им, что они ошибаются.

— У нас ведь есть план, — Максимилиан глянул на Тома. — Если бы мы узнали, что Орион скрывает, мы могли бы его улучшить.

— Но мы не узнали, — фыркнул Бенджамин.

— Это не так, — подал голос Реддл. Он опустил ноги на пол и оперся локтями о колени. Сосредоточенное выражение на его лице заставило всех остальных замолкнуть и уставиться на него в ожидании. Том обвел их внимательным взглядом и остановился на Альфарде. — Он упомянул расследование Министерства.

— И? — Максимилиан поежился. — Думаешь, они расследуют дело Маркуса?

— Министерство не стало бы расследовать дело годовой давности, — покачал головой Том.

— Но аврор меня расспрашивал.

— В этом вся странность, — Том сцепил пальцы в замок. Он все еще смотрел так, словно ничего не видел перед собой, и Альфарду казалось, что он мог услышать бег его мыслей. — С чего бы аврорам вспоминать об укусе змеи, о котором забыли еще в прошлом году, когда они, очевидно, должны заниматься Гриндевальдом и магглами?

— К чему ты клонишь? — спросил Эдвин. — Что их интересует не Маркус?

— Я в этом уверен. Есть только одна причина, почему они могут интересоваться тем случаем — если они думают, что это имеет значение для нынешней ситуации.

— Но это ты отравил Маркуса, — сказал Альфард смело. Теперь Том смотрел только на него. — А ты не имеешь отношения к нападению магглов. Тебя даже не допрашивали.

— Том был не единственным участником той истории, — задумчиво произнес Бенджамин. Реддл перевел на него взгляд, и Альфард недовольно нахмурился.

— Да, — кивнул Том. — Авроров будут интересовать только факты, а не рассказы о вражде с первокурсником. А факты таковы: Маркус пишет донос на Поттера и вскоре чуть не умирает.

— А если добавить к этому историю об эмиграции из Польши, где ведутся военные действия…

— Они подозревают Поттера, — ахнул Максимилиан. — А Орион что там забыл?

— Если бы аврорам было что предъявить, они бы это сделали, — сказал Том. — Но вместо этого они постоянно крутятся вокруг Поттера и Грейнджер и вокруг старшекурсников. Может, они не знают, кого подозревать? И перебирают всех, кто может быть связан с Гриндевальдом?

— Всех чистокровных, — сглотнул Альфард. — И Ориона в том числе.

Том вдруг недобро усмехнулся.

— Действительно.

— Вопрос в том, что самому Ориону нужно от Поттера и Грейнджер, — хмыкнул Эдвин. — К чему эти тайны, если им нечего скрывать?

— Может, он просто влюбился в мисс Грейнджер? — улыбнулся Бенджамин.

— Или в мистера Поттера, — хихикнул Максимилиан.

Том нахмурился.

— Думаешь? — он склонил голову на бок. Альфард вглядывался в его лицо, пытаясь заметить хоть тень отвращения, но не видел ничего, кроме недоумения и недовольства. Реддла не волновал тот факт, что Орион мог влюбиться в мужчину — его волновало, что тот мог влюбиться в его драгоценного профессора. Почему? Потому что он сам был в него влюблен?

Альфард стиснул зубы. Гнев поднялся в его груди, и слова Ориона с новой силой принялись терзать его мысли. Он вовсе не был таким глупым и наивным, каким его считал брат.

— Мне почем знать, — пожал плечами Максимилиан.

— Ты между прочим с ним переодеваешься, — Бенджамин пихнул его в бок. — Мог бы и заметить что-нибудь интересное.

— Извращенец, — Максимилиан пихнул его в ответ. — Я на него не пялюсь.

Они начали шутливо препираться. Том наблюдал за ними, не участвуя в обсуждении, а Альфард смотрел на него. Он не мог не размышлять, не прикидывать возможные исходы… Если бы сейчас они были вдвоем, и он снова сидел перед ним на коленях? Мог ли он поделиться с ним своими сомнениями?

Хочешь доставить мне удовольствие? — голос Реддла прозвучал в его голове, заглушив отравляющие слова Ориона. Однажды они уже сидели так ночью, и тогда Альфард уловил в его словах странный, игривый намек — это был единственный раз, когда Том словно бы флиртовал с ним. Единственный раз в реальности, конечно, потому что во снах Том являлся ему так же часто, как и раньше, и если бы он только узнал об их содержании… Альфард отвел взгляд, чувствуя, как краснеют щеки.

Он не хотел об этом думать, но не мог перестать. Каким-то образом размышления о разговорах перетекали в картины гораздо более пикантного характера. Максимилиан и Бенджамин легко могли трещать о девчонках, и никому бы это не показалось странным, но для Альфарда все было иначе. Он не знал никого, с кем мог бы поговорить о подобном — и почему-то ему казалось, что если бы он рассказал Тому, тот отнесся бы к этому вполне философски. Он был исследователем, в конце концов. Его интересовала любая магия — отнесся бы он так же к отношениям?

Они никогда об этом не говорили. Редкие комментарии о поцелуях были всем, что Альфард знал о нем. Очевидно, что Том уже целовался с Роуз, и у него наверняка это получалось так же хорошо, как и все остальное. Захотел бы он попробовать что-то другое?

— Альфард? — вопрос Тома вторгся в его размышления. Альфард вздрогнул и поднял голову.

— А?

— У тебя осталось то письмо, что мы написали?

— Да.

— Отправь его, — кивнул Том. — Посмотрим, что она нам ответит.

— А как же перемирие? — улыбнулся Альфард. — О котором тебя просил Поттер?

— Думаю, он и сам понимал, что это не продлится долго.

Альфард кивнул. Они все это понимали.

На следующий день он отправился в Совятню. Письмо лежало в его кармане: оно было наполнено фальшивыми переживаниями за ситуацию в Шармбатоне и намеками на возможное сотрудничество. Они подозревали, что Амелия может многое им рассказать: Альфард смутно помнил эту историю, но он знал, что девушка пострадала в том скандале сильнее прочих. Роуз собирала информацию на Когтевране, и все выглядело довольно красочно: наследник чистокровной семьи влюбляется в магглорожденную, все закручивается, об этом узнает его отец, и чтобы замять некрасивую историю, девушку переводят в другую школу… На месте Амелии Альфард бы точил зуб на их семейку и с радостью бы бросил тень на солнечный лик Ориона.

Альфард вовсе не думал, что он делает что-то плохое. В конце концов, Орион обращался с ним, как с плешивым котенком: он считал его слабым, наивным, неспособным ничего для себя решить. Он бы, наверное, предпочел, чтобы Альфард до конца своих дней бегал за ним и восхищался — и ему просто не нравилось, что кузен выбрал объектом для обожания другого человека. Так могло продолжаться вечно, и если Альфард хотел, чтобы это изменилось, он должен был за себя постоять.

Если семья не уважала его, почему должны были все остальные? И Том?

Альфард вовсе не скрывался в его тени — он купался в его свету. Он сам выбрал быть рядом с ним. Он рассказал ему о планах Маркуса, когда все остальные были против, потому что это было правильно. Было ли то, что он делал сейчас, правильным?

Отчего-то сердце Альфарда сжалось, когда он отпустил сову. Та упорхнула прочь, и ее темное тело пропало на фоне леса. Какое-то время Альфард смотрел ей вслед, чувствуя, как ветер проникает под его плащ и холодит его тело. Волосы растрепались и лезли в глаза — возможно, ему стоило подстричься. Темные кудри делали его похожим на брата. Альфард сглотнул.

Он вышел из Совятни. Том был там же, где в прошлый раз. Но теперь он не казался замерзшим и потерянным: он сидел на каменной скамье и ждал его. Максимилиан был на тренировке, Бенджамин и Эдвин где-то потерялись, и они были вдвоем. Стоило Тому поднять голову и взглянуть на него, как тяжелое чувство покинуло Альфарда.

Том поднялся со скамьи. На его темных волосах осталось несколько снежинок, и Альфард, повинуясь какому-то неясному порыву, смахнул их. Прикосновение мягкой пряди к пальцам было приятным, и Том ничего не сказал в ответ на это движение: склонил голову на бок и улыбнулся. Может, Альфард мог сделать это снова.

— Думаешь, она что-нибудь расскажет? — спросил Альфард. Том пожал плечами.

— Все средства хороши.

Уже потом Альфард думал, что это письмо стало искрой, породившей пожар, в котором их мирная жизнь изменилась навсегда. Но, прогуливаясь с Томом по двору, он об этом не думал — будущее казалось далеким и туманным.

Они знали, что ответ появится не скоро (если он вообще им придет), поэтому приготовились ждать. Потекли их обычные будни, наполненные уроками, занятиями в Дуэльном кружке и сидением в библиотеке. Наступила весна: погода стала теплее, и снег потихоньку начал сходить — теперь можно было заниматься на улице. Они наблюдали за Орионом и аврорами издалека: иногда рядом с ними появлялись Поттер и Грейнджер, но в основном они пропадали где-то, и следить за ними было довольно неудобно. Том говорил, что пытается разговорить Поттера, но Альфард отчего-то сомневался в этом: Реддл пропадал у профессора, изображая то ли его ассистента, то ли примерного ученика, и когда он засиживался у него допоздна, то возвращался в странном состоянии — расслабленным и вдохновленным. Альфард не понимал, почему ему это нравится: в конце концов, разве он не тратил на эти посиделки то драгоценное время, которое они могли бы провести вместе — в библиотеке?

Том никогда не вдавался в подробности. Он рассказывал, что помогает проверять домашние работы, но что в этом было интересного? О чем Поттер говорил с ним? Альфард хотел бы знать.

Очень немногое могло отвлечь Тома от его профессора — тем более сейчас, когда он старался не выпускать его из поля зрения, словно боясь, что тот сбежит к Ориону и подозревающим его аврорам, — но вскоре в их расследовании случился небольшой прорыв.

К нему его подтолкнула Кэти. Она была поблизости, потому что Роуз часто крутилась вокруг них: Том не называл ее своей девушкой прямо, но не перечил, когда кто-то другой так говорил. Альфард уже и позабыл про то, что когда-то Роуз привлекала и его — может, этого и вовсе никогда не было. Ему нравилось, когда они проводили время своей компанией, и девчонки в ней были лишними, хотя он, наверное, мог проводить время с Кэти? Роуз постоянно таскала ее с собой, и та была не против, хотя еще со времени дня рождения Тома она словно бы охладела к идее их дружбы.

— Зачем вам нужно было знать про Амелию Блэйк? — спросила она как-то раз. Альфард провожал ее до Башни Когтеврана, потому что Роуз ушла с Томом. Альфард не особо вслушивался в рассказы Кэти об учебе и ее друзьях с Гриффиндора, но упоминание Амелии заставило его подскочить.

— Да просто стало интересно, с кем общался мой брат, — отмахнулся Альфард. — Почему тебя это беспокоит?

Кэти пожала плечами. Она заплетала волосы в косы и прятала нос в вороте теплого свитера.

— У меня дурное предчувствие.

— Не волнуйся, — Альфард улыбнулся ей. — Мы не делаем ничего опасного.

— А что вы делаете? Вы постоянно торчите в библиотеке.

— Просто… исследование. Историческое.

— О чем?

— Об основателях, — уклончиво ответил Альфард. — Трудно найти что-то, чему можно доверять.

— Попросите Биннса посоветовать литературу, — пожала плечами Кэти.

Альфард уставился на нее.

— Думаешь, он может что-то подсказать?

— Он же профессор истории. У него своеобразная манера, но он столько всего помнит!

Идея была неплохой, и Альфард корил себя за то, что она так поздно пришла им в головы. Они относились к профессору насмешливо и с недоверием, а большинство и вовсе ходили на его уроки, чтобы поспать или позаниматься своими делами: на их курсе было не так много студентов, которые пытались хоть что-то записывать. Том был одним из них, и он наотрез отказывался делиться своими конспектами.

Альфард выдвинул предложение обратиться к Биннсу, когда вернулся в спальню.

— Я не хочу, чтобы профессора знали, что мы ищем Тайную Комнату, — покачал головой Том. — Биннс может рассказать Дамблдору.

— Не обязательно спрашивать о Тайной Комнате. Мы можем спросить о потомках основателей. Обо всех, в том числе о Слизерине.

— Я думаю, это хорошая идея, — поддержал Альфарда Эдвин.

Том пожевал губу, но согласился. Альфард подозревал, что это от отчаянья: они не могли ничего найти в книгах, что им попадались, и хитросплетения минувших веков оставались для них загадкой. Или, может, он просто не подумал об этом с самого начала: Реддл с трудом принимал чужую помощь и привык полагаться только на себя. И он ни за что бы не признался в том, что не додумался до такого простого решения.

Они решили прийти к Биннсу вечером, чтобы их расспросы не стесняло расписание: историю магии любили ставить в самом начале дня, чтобы у несчастных студентов не было и шанса послушать лекцию. Поэтому после ужина ребята отправились в кабинет Биннса. Тот редко покидал свою обитель: видимо, даже совещания профессоров не были для него достаточно веской причиной. Так и в этот раз: когда Том постучал в дверь, с той стороны донеслось меланхоличное «Войдите».

Биннс парил около доски. Он посмотрел на вошедших без всякого выражения на лице.

— Мы вас не отвлекаем, профессор? — спросил Том.

— Вовсе нет, молодые люди, — ответил профессор. — Я готовился к завтрашнему уроку.

Альфард оглядел темный класс и пустую доску. Биннс ничего не записывал по понятным причинам и, видимо, готовился к уроку, просто погрузившись в свои мысли. Может, это было свойством призраков — ничего не забывать? Бесцветные глаза разглядывали ребят, и профессор ничего не говорил, ожидая, когда они объяснят причину своего визита. В полумраке вся эта сцена казалась какой-то странной, словно сотканной из сновидений.

— Мы хотели спросить вас про основателей Хогвартса, — начал Том. — В книгах в основном повторяется одна и та же информация…

— Мы говорим о десятом веке, — ответил Биннс с бесконечной усталостью в голосе. — Осталось не так много источников. В то время основатели не считались настолько легендарными фигурами, поэтому большую часть информации мы черпаем из жизнеописаний Мерлина, созданных волшебниками и магглами…

— Но что-то же известно? — вмешался Том, прервав его. Они знали, что Биннс может говорить без остановки. — Кроме общих фактов? Должны же были остаться их потомки, которые бы что-то написали?

Альфарду показалось, что его глаза блеснули в полумраке.

— Это так, — кивнул Биннс. — Однако стоит учитывать особенности эпохи. В то время было не так много образованных людей, неважно, волшебной природы или нет. Основатели пытались справиться с этим, основав школу, в которой грамоте обучали бы не только благородных, но и всех, кто желал учиться, но масштаб, разумеется, был иным. Большинство волшебников так или иначе были частью политической элиты, они тесно сотрудничали с магглами и участвовали в военных конфликтах. Поэтому Хогвартс в первую очередь был замком, в котором волшебники могли укрыться, а лишь потом — школой…

— Но что-то осталось? — настойчиво спросил Том.

— Мы можем найти некоторые упоминания, например, в неотредактированной версии «Истории королей Британии», написанной Гальфридом Монмутским, правда, уже в двенадцатом веке… Остались «Хроники золотых львов» Эдмунда Гриффиндора, но они едва ли помогут вам узнать историю, поскольку в целом представляют собой любопытное размышление об объединении христианской и волшебной риторики. Но в целом род Гриффиндоров был далек от наук и предпочитал укреплять свои размышления не словом, а делом. Потомки рода Пуффендуя оставили довольно много поздних текстов, но большинство из них не переведены с латыни и французского, так как они не относятся к политической истории, которая чаще всего оказывалась в фокусе изучения.

— Почему с французского? — фыркнул Максимилиан.

— Полагаю, имя Вильгельма Завоевателя говорит вам о чем-то? — в голосе Биннса впервые появилась искра какой-то эмоции.

— Конечно, — бодро ответил Розье.

— Тогда вам понятно, почему французский. Хотя, конечно, это довольно грубое обобщение, так как речь идет о диалекте, являющемся объединением…

— А что насчет семей Когтевран и Слизерин? — вмешался Том. — Они оставили после себя что-то?

Биннс прикрыл глаза, и его лицо приобрело почти мечтательное выражение.