Часть 24 (1/2)

— А разве он неправ? — Гермиона погладила его по лбу.

Гарри нахмурился. Он лежал на диване, положив голову на колени подруги, и листал учебник ЗОТИ. Сил подниматься и браться за бумажную работу, сваленную на него Вилкост, не было, и Гарри планировал всю оставшуюся жизнь пролежать на этом диване, чувствуя, как Гермиона перебирает его волосы. Он ощущал себя вымотанным — и расстроенным.

— У нас все было хорошо, — возразил Гарри. — Я почти не думал о Волдеморте.

— Почти — ключевое слово. Мы уже говорили об этом.

— Да, — Гарри закрыл глаза.

Он знал, что должен сделать — позволить прошлому умереть.

Волдеморт был их прошлым. Страшным чудовищем с белой кожей и красными глазами, который охотился за ними, пытал их и являлся Гарри во снах. Гермиона пыталась закрыть дверь перед этим образом, и Гарри понимал ее, соглашался с ее суждениями — и не мог забыть.

Волдеморт убил его родителей. Гарри прижал палец к шраму на лбу: тот болел так же, как и в прошлом, и порой Гарри просыпался с утра и не мог вспомнить, где он находится. Ему казалось, что сейчас он откроет глаза и увидит обеспокоенное лицо Рона, услышит о планах Ордена Феникса, увидит Сириуса… Гарри не хотел забывать все то, чем они пожертвовали в этой борьбе.

Он не хотел забывать Волдеморта. И того, что он сделал.

— Гарри, — Гермиона погладила его по щеке. — Тебе придется отпустить все это. Даже без Тома и Волдеморта — мы должны двигаться дальше. Мы не можем цепляться за прошлое.

— А как же Рон? Ремус? Тонкс?

— Мы защитим их, — она продолжала обнимать его, словно он был ребенком. — Но мы не будем их оплакивать, Гарри. Потому что они не мертвы. Ты должен понять это.

— Я понимаю.

— Правда? — она смотрела на него с жалостью.

Гарри покачал головой. Ему казалось, его мозг готов расплавиться от этих сумбурных мыслей. Он осознавал, что Гермиона права, что ее настойчивые речи должны помочь ему справиться со всем этим хаосом, но… Закрыв глаза, он мог вспомнить ощущение сильных пальцев в своих волосах, шипящий голос, и боль, боль, боль — как он мог это принять? Разве это не значило простить его?

— Ты нужен Тому, — шептала Гермиона. — Поэтому твой шрам так болит.

Том пересел на последний ряд и сверкал оттуда своими темными глазами. Он, казалось, прекрасно себя чувствовал в компании друзей и Слизнорта, и каждый раз, когда Гарри пересекался с ним взглядом, ему казалось, что Реддл ждет чего-то. Но чего? Гарри уже пытался переступить через свои страх и сомнения, однако в ответ Том накричал на него — это вообще было недопустимо, и Гарри с ужасом осознавал, что не может выстраивать границы с ним. Ремусу это удавалось, он был другом и наставником, но Том не собирался играть по этим правилам.

— И что делать? Бегать за ним по Хогвартсу?

— Нет. Нужно дождаться правильного момента. Помнишь, как ты мирился с Роном? Нужен какой-то толчок, причина, почему вы снова заговорите.

— И что мне сказать? Он спросит о моих чувствах, я не смогу ему ответить, и он снова разозлится.

— А что ты чувствуешь, Гарри? — Гермиона снова принялась гладить его по голове. — Кроме Волдеморта? Тот сон напугал тебя, но если ты вспомнишь о том, что было раньше? Ты сочувствовал Тому. Ты бегал по Лондону, ища его. Подарил ему сову. Вы были друзьями, мне кажется.

Гарри вспомнил, как они с Томом стояли в Совятне: тот обнимал его так крепко, что было почти больно. Гарри мог ощутить прикосновение его мягких волос.

Том напоминал ему Волдеморта, когда рассказывал о Тайной Комнате. Но он был совсем другим, когда плакал, когда прижимался к плечу Гарри, когда смотрел на него большими серыми глазами… Если бы он остался таким навсегда. Ребенком, нуждающимся в защите, а не юношей, от которого нужно было защищать всех остальных. В этом была вся проблема. Он взрослел.

Гермиона была уверена, что он сможет найти правильный момент, но Гарри сильно в этом сомневался. Все казалось проще, когда он лежал на коленях своей лучшей подруги и та шептала ему подбадривающие слова, однако так не могло длиться вечно. Вилкост и ее поручения, Слизнорт и его рассказы о слизеринцах, Дамблдор и его загадочный внимательный взгляд — все это тоже нельзя было отмести. В свободное время мысли Гарри занимали нервные размышления, а по ночам кошмары не давали высыпаться. Ему снился даже не Волдеморт — просто непонятная, расстраивающая муть, из-за которой болела голова.

Может, он просто устал.

Момент, о котором говорила Гермиона, наступил внезапно. И это мало походило на толчок — это был взрыв, который изменил все в Хогвартсе.

Но утром того дня Гарри еще не подозревал о том, что случится вечером. За завтраком он выслушивал рассуждения Вилкост об изменениях в планах: у Гарри было свободное время до урока первого курса, и профессор хотела, чтобы он поприсутствовал на ее занятиях. Она собиралась передать ему третьи курсы, и Гарри смутно осознавал ее план: вероятно, тот год, когда он будет преподавать у семикурсников, станет ее последним годом в Хогвартсе. Он не был готов к этой ответственности, но не перечил.

Гарри ничего не ждал от занятий — в конце концов, он довольно часто сидел на последней парте у старшекурсников. Однако в этот раз все было иначе. Еще во время урока Гарри заметил, как Орион поглядывает в его сторону: тот сидел в середине центрального ряда, и он вынужден был поворачиваться, чтобы посмотреть на него. На занятиях по Патронусу им приходилось много работать вместе, и Гарри считал, что они достигли определенного баланса: сходство с Сириусом больше не пугало, а, наоборот, немного притягивало — Гарри нуждался в совете крестного. Сириус бы понял, почему прошлое значит для него так много: он переживал о смерти Лили и Джеймса не меньше.

Он тоже не мог их отпустить. Он бы никогда не простил Волдеморта.

Гарри не говорил об этом Гермионе. Просто держал где-то внутри, словно секрет.

— Профессор, — Орион подошел к нему после урока. — Можно с вами поговорить?

Гарри покосился на Вилкост: та даже не смотрела в их сторону и аккуратно складывала вещи в стол. Сейчас был обед, и Гарри планировал быстро перекусить, а остальное время провести над отчетами, чтобы освободить вечер. Они с Гермионой подумывали выбраться в Хогсмид, чтобы сменить обстановку: среди преподавателей гулял слушок, что Бири, Слизнорт и Борко тоже собираются пойти. Диппет не одобрял, но что он мог сделать?

— Давай, — Гарри вздохнул. Он наблюдал за тем, как шестикурсники покидают класс. Вилкост кивнула ему, уходя — ей не казалось странным, что Блэк остается с ним наедине. Это было нормально.

Орион подождал, пока все выйдут. Гарри, не зная, куда деться, присел на первую парту: так он вроде был готов к разговору, но намекал, что нужно поторопиться. Орион встал рядом с ним: он смотрел на Гарри сверху вниз, но это больше не пускало волну мурашек по спине Гарри. Это было почти привычно.

— Так что случилось?

— Это по поводу Альфарда.

Гарри вздохнул. Орион давно уже не подходил к нему, чтобы обсудить кузена: обычно они говорили о Патронусах или чем-то отвлеченном, подходящем к беседе в компании старшекурсников. Гарри уже и думать забыл про Альфарда и его семейные тяжбы: гораздо сильнее его волновал Том.

— Почему ты говоришь об этом со мной? — спросил Гарри прямо. — Почему не с профессором Слизнортом? Он знает слизеринцев гораздо лучше меня.

Орион оперся о парту одной рукой.

— Вы мне нравитесь, — честно и тихо сказал он. — Вам нет дела до моей семьи. А профессор Слизнорт… Он слишком дружен с моим отцом.

— Ты не хочешь, чтобы твой отец знал об этом?

— О, он знает, — Орион улыбнулся ему. — Альфард больше не самый младший в нашей семье. У него появился маленький братик.

Еще один Блэк, значит. Гарри попытался вспомнить их древо. Вероятно, младший брат Альфарда станет отцом для трех сестер Блэк. Для той, что убьет Сириуса.

— Ты рад этому?

— Как сказать. Теперь родители Альфарда будут ждать, что он оправдает звание первенца, и начнут их сравнивать. Конкуренция в семье редко приводит к чему-то хорошему. А если Альфард продолжит делать то, чем занимается сейчас, может сложиться довольно некрасивая ситуация.

— Думаю, они уже сравнивают его с тобой, — Гарри покачал головой. — Он всего лишь второкурсник. Зачем втягивать его?

— В первую очередь он Блэк.

— Он просто мальчик. Все в этом возрасте такие.

На втором курсе Гарри чуть не погиб в Запретном Лесу и убил василиска в Тайной Комнате. Едва ли Альфард был способен повторить это. Он связался не с лучшей компанией, но он был любознательным, дружил с магглорожденными и казался неплохим парнем.

Гарри помнил черное пятно на древе Блэков.

— Реддл на меня зуб точит, — сказал вдруг Орион, вырывая Гарри из его размышлений. — А Альфард втрескался в него и делает все, что он скажет. Я не хочу ждать удара в спину от собственного кузена. Я не хочу, чтобы все стало еще хуже.

Гарри показалось, что он ослышался.

— Чего? — он уставился на него. — Втрескался?

Он никогда об этом не думал. Никогда в своей жизни.

— Очевидно, что втрескался, — Орион смотрел ему в глаза, и его словно совершенно не смущала эта идея. — Пялится постоянно, ходит за ним хвостиком, угодить старается. Реагирует на всякую ерунду. Смущается и мнется. Мелкий еще, вот и не понимает, что с этим делать, и думает, видимо, что если он перед Реддлом выслужится, тот ему… ответит. Если так продолжится, он рискует совершить большую ошибку.

— Какую ошибку? — сипло спросил Гарри. Он все еще пытался осмыслить сказанное. Он знал, что такие отношения бывают, но почему-то не допускал возможности их появления. В этом не было ничего плохого, наверное, но Гарри сильно сомневался, что волшебники вроде Блэков хорошо к такому относились: в конце концов, даже магглы не всегда были лояльны.

— Он может рассказать всем об этом. Он может начать чудить, если поймет, что ждет его дома.

— Думаешь, Том будет с ним…

Что? Встречаться? Гарри с трудом мог представить, чтобы Том целовался с Роуз Макмюррей, не говоря уже об Альфарде Блэке. Зачем он вообще пытался представлять подобное?

— Да никогда, — фыркнул Орион. — Он будет играть с ним, чтобы Альфард не сорвался с крючка, а мой глупый братец будет верить ему. Реддлу выгодно рассорить его с семьей.

— Играть?

Орион рассмеялся. Напряженное выражение сошло с его лица, сменившись лукавой ухмылкой. Он разглядывал Гарри так, словно тот был любопытным экспонатом.

— Вы не знаете, как это бывает?

Гарри моргнул и отвернулся. Орион смущал его и точно это осознавал: вероятно, так он вел себя со своими девушками, и Гарри точно не хотел ощущать себя так же.

— Орион, — он же был преподавателем. Держать эту границу было сложно: в моментах, вроде этого, Гарри совершенно забывал о том, что не должен говорить с Блэком, как с ровесником. Пусть даже он был старше всего лишь на пару лет. Если бы они учились в Хогвартсе, они могли бы стать друзьями, и Орион бы не напоминал ему Сириуса.

— Простите. Привычка.

— И что ты собираешься делать? — спросил Гарри, глядя в сторону. — Расскажешь Альфарду про брата?

— Не знаю.

— Ты ведь хочешь с ним помириться?

— Я хочу, чтобы все было, как раньше. Он и его маленькие друзья ничего не могут мне сделать, но знать, что они строят козни у меня за спиной, не слишком приятно. Если так продолжится, мне придется поставить братца и его ненаглядного Реддла на место, и тогда мы окончательно рассоримся.

— Тогда скажи ему, — посоветовал Гарри. — Так он поймет, что ты хочешь быть честным с ним. Может, если вы с Томом перестанете цепляться друг к другу, Альфард тоже остынет.

Орион посмотрел на него загадочно и чуть насмешливо, словно он знал что-то, о чем Гарри даже не догадывался. Он склонил голову, и кудрявая прядь скользнула по его лицу.

— Посмотрим, — он мягко улыбнулся. — Я последую вашему совету.

Они замолчали, глядя друг на друга. Гарри хотелось сказать что-нибудь — или самому спросить совета. Орион словно бы разбирался в том, что происходит — как бы он отреагировал, если бы Гарри рассказал ему про ссору с Томом? Он бы наверняка что-нибудь придумал.

Рассказал бы, как играть.

Он не был Сириусом — нельзя было относиться к нему так. Гарри отвернулся.

— Пора на обед, — сказал он.

— Надо же, нам по пути, — хмыкнул Орион.

Они вместе вышли и какое-то время шли в неловкой тишине: Гарри казалось, что они избегают какой-то важной темы, но он не мог ее уловить. Что могло быть более неловким, чем разговор о влюбленности Альфарда в Тома? Но все же Гарри смущался. Орион взял все в свои руки: он начал рассказывать про уроки.

— Вчера я практиковал Патронуса, и мне показалось, что у него начала появляться форма, — говорил он, пока они шли к лестницам. — Что-то с четырьмя ногами… Хорошо бы волк.

— Форма Патронуса никак не влияет на его силу. Патронус в виде пекинеса будет таким же мощным, как и волк.

— Мне не подходит пекинес, — фыркнул Орион. — Думаю, еще одно занятие, и у меня получится. Жалко, что не сегодня.

— Сегодня у вас астрономия, — припомнил Гарри. Они спустились на первый этаж: со стороны Большого Зала уже доносился довольный гул.

— Пустая трата времени, — Орион пожал плечами. — Я и так прекрасно знаю астрономию.

— Да ну?

Блэк остановился. Он ухватил Гарри за локоть и указал на свой ремень. Несколько секунд они стояли в тишине: это было странно и неправильно, и Гарри, непонимающе пялящийся вниз, уже собирался прокашляться и вспомнить, что он профессор, когда Орион рассмеялся:

— Вот, — он указал на узор. На ремне сбоку были вырезаны три креста. — Альнитак, Альнилам и Минтака.

— Пояс Ориона, — Гарри широко улыбнулся.

— Потенциальные имена моих детей, — довольно отозвался Орион. — Хотя я все же хочу назвать сына Бетельгейзе.

Гарри не удержался и засмеялся — и не смог остановиться. Орион поглядывал на него со странным выражением на лице: он, наверное, должен был выглядеть обиженным, но казался почти заинтригованным. Почти довольным, словно рассмешить Гарри и было его целью.

— Вам так сильно не нравится имя Бетельгейзе? — спросил он, когда Гарри успокоился.

— Нет, нет, прости, — Гарри вытер лицо. — Просто… неважно.

— У вас есть идеи получше?

Темные волосы обрамляли лицо Ориона, а карие глаза поблескивали. Хищный прищур, с которым он обычно взирал на мир, исчез.

Шум Большого Зала был так близко, но все же в этом коридоре они были вдвоем.

— Сириус, — сказал Гарри неожиданно для самого себя. — Это моя любимая звезда.

— Сириус, — повторил Орион, и слышать это имя из его уст… Гарри вздрогнул, и все веселье покинуло его. Что он делал? Зачем? Он отвернулся.

— Пойдем на обед.

Орион нахмурился, но последовал за ним, пристально глядя ему в спину — Гарри чувствовал его внимание, но не собирался ничего объяснять. Гермиона бы не похвалила его за это. Орион не мог заменить ему крестного — он сам нуждался в таком и, может, пытался найти его в Гарри. Но им нельзя было дружить.

Они вошли в зал. Орион коснулся его спины.

В тот же миг шрам дернуло так сильно, что Гарри на миг перестал видеть. Эта была точечная боль: как выстрел. Гарри прикрыл глаза, чувствуя горячую ладонь между лопаток — и чужую злость, наполняющую его. У этих эмоций был вкус, и он ничем не отличался от того, что заставлял его ощущать Волдеморт.

— Профессор, вы в порядке?

— Да-да, — Гарри улыбнулся ему. — Мне нужно идти. Приятного аппетита.

Орион не казался убежденным, но он не мог остановить его. Гарри направился к столу преподавателей: краем глаза он видел, как Реддл наблюдает за его движением. Его жаждущий взгляд был ярким и пронзительным, требовательным — он не должен был принадлежать маленькому мальчику.

И Гарри ему не принадлежал. Он мог делать все, что угодно — Волдеморт его не контролировал.

— Это ты хохотал? — спросила его Гермиона, как только он сел за стол. — Что случилось?

— Орион сказал, что хочет назвать сына Бетельгейзе, — шепотом ответил Гарри.

— А ты что?

— А я сказал назвать его Сириусом.