Часть 11 (1/2)
Гарри и сам не понял, как так вышло, но на следующее утро ноги понесли его прямиком к Гриффиндорской башне. Он даже не успел придумать речь, когда вдруг оказался на пороге кабинета Дамблдора — того самого, что спустя много лет будет занимать МакГонагалл. Гарри неловко потоптался перед дверью: может, ему стоило сперва поговорить с Гермионой, выслушать ее успокаивающие и ободряющие речи, полные надежды на то, что их путешествие имеет смысл… Но не успел он убедить себя в ошибочности собственных суждений, как с той стороны двери послышался голос:
— Заходи.
Ручка повернулась сама собой. Гарри заглянул в кабинет: тот был скромным и очень теплым. Вдоль стен стояли книжные шкафы, в камине весело трещал огонь. Окно было распахнуто, и морозный ветерок шевелил длинные темные шторы. На подоконнике сидел Фоукс: он повернул голову и любопытно взглянул на посетителя, тряхнув алым хвостом. Дамблдор расположился за столом, и видеть его в таком тесном и обыкновенном пространстве было довольно странно. Гарри замялся на пороге, не уверенный в том, что он хочет спросить: вчерашняя — или уже сегодняшняя — ночь оставила после себя хаос в его душе, и Гарри нужно было ощутить хоть какую-то определенность. Этот Дамблдор не был его наставником, тем, кто направлял и подсказывал, но все же… Глядя на него, Гарри ощущал боль и тоску — он скучал по нему настоящему.
Но ему нужна была помощь. Он был слишком растерян.
— Профессор, — голос его звучал хрипло. — Я не помешал?
— Я всегда найду время для приятной беседы, — улыбнулся Дамблдор. Он указал на небольшое кресло, приставленное к столу. — Садись.
Гарри послушно сел. Какое-то время он молчал, и Дамблдор не торопил его. Фоукс тихо чистил перья, и Гарри казалось, что он может целую вечность просидеть в этом спокойствии. Наконец, он собрался с духом:
— Том приходил ко мне вчера, — поделился он. — Извиняться.
На мгновение Гарри задумался: а извинился ли Том? Тот плакал и цеплялся за него, но сейчас Гарри так и не мог вспомнить его раскаянья.
— Вот как, — Дамблдор сцепил пальцы в замок. — Это большой шаг для человека его темперамента. За что он извинялся?
— За все, что было? — Гарри пожал плечами.
Глаза Дамблдора блеснули. Волшебник склонил голову, внимательно глядя на Гарри.
— Ты же понимаешь, что я не могу не спросить, что ты имеешь в виду?
— Я попрошу вас сделать это, — Гарри посмотрел ему в прямо в глаза. — Пожалуйста. В этот раз.
— Гарри, — Дамблдор чуть подался вперед, но это движение не имело такого эффекта, как раньше. Он больше не владел жизнью Гарри. — Если я правильно тебя понимаю, то я должен сказать тебе кое-что. Прощение и наказание не являются двумя сторонами одной медали, ты же понимаешь это? Ты можешь представить Тома к ответу за его поступок, при этом простив ему причину.
— Я это понимаю. Но он обратился ко мне, как к другу, и я не собираюсь предавать его доверие.
Дамблдор не казался убежденным — или довольным. Это было почти странно: Гарри никогда раньше не был тем, кто заставлял старого волшебника удивляться.
— Тогда зачем ты решил поделиться этим со мной?
— Мне нужен ваш совет, — честно ответил Гарри. Он сжался в крошечном кресле, борясь с желанием обхватить себя руками. К кому еще он мог обратиться с таким вопросом? Дамблдор был единственным, кто имел опыт общения с подобными людьми, и он единственный видел в Томе его темные черты. — Я хочу стать для Тома другом. Но я сомневаюсь в его умении… дружить. Я думал, может, вы поможете мне найти правильный подход к нему.
Дамблдор повернулся к Фоуксу. Тот, словно ощутив его внимание, взмахнул крыльями и перепрыгнул на стол; его длинные когти заскребли по столешнице. Дамблдор провел рукой по его шее, почесывая кожу под перьями.
— И ты готов взять на себя ответственность, Гарри? — спросил он мягко, глядя лишь на феникса. — За этого мальчика? За то, что он сделает, если ты допустишь ошибку? Том Реддл нуждается не в друге, а в том, кто даст ему уверенность и опору — качества, которые ребенок находит в своих родителях.
— Я понимаю, — Гарри стало немного стыдно. — Я прекрасно осознаю, что Том непростой ребенок. Что он может быть... опасным. Но я хочу верить, что он не потерян. Я просто боюсь, что я... Я не знаю, что делать, профессор.
Гарри не знал, как облечь свои опасения в слова. Том был умным и хитрым, и он умел манипулировать чужими чувствами — он делал это постоянно, и Гарри не всегда мог осознавать эту тонкую грань. Он не мог не сочувствовать плачущему ребенку, не мог допускать мысль, что тот обманывает его с помощью своих дрожащих пальцев и трепещущих ресниц — разве было это возможно? Но в то же время он боялся ошибиться, боялся попасть в ловушку из его пытливых взглядов и улыбок. Закрыв глаза, он все еще ощущал его тело, прижимающееся к нему, и чувствовал запах его шампуня.
И видел его взгляд — полный чувства, которое Гарри не мог осознать.
— А что, ты думаешь, надо делать? — с интересом спросил Дамблдор, взглянув на него поверх очков половинок. Гарри неуверенно покусал губу.
— Я надеялся, что будет достаточно проявлять внимание и сочувствие, — признался он. — Создать для него безопасную зону, чтобы он не чувствовал необходимость обороняться. Говорить с ним о его чувствах, пытаться направить его к менее разрушительным способам решения конфликтов… Но сейчас мне кажется, что этого будет мало.
Дамблдор вновь посмотрел на Фоукса. Тот ласково повел головой, подставляясь под его прикосновение.
— Если бы я знал, как помочь Тому Реддлу, Гарри, — печально отозвался волшебник. — Говоря о человеческой душе, мы никогда не можем быть уверенными в степени нашего влияния на нее. Или в степени ее влияния на нас. В свое время я задавался теми же вопросами, что и ты, когда размышлял об одном старом знакомом. Но я потерпел поражение в попытках достучаться до него, как бы печально ни было признавать это.
— И что вы сделали? Просто сдались?
— Иногда сдаться — это единственный вариант, чтобы сохранить хоть что-то.
Что Дамблдор сохранил, сдавшись? Позволив Гриндевальду стать тем, кем он стал? Позволив себе спрятаться в Хогвартсе, пока остальной мир сжигала война?
— Вы близки со своим… знакомым? — уточнил Гарри.
— Вполне, — уклончиво ответил Дамблдор.
— И когда вы поняли, что ваши попытки обречены на провал?
— Сейчас мне кажется, что я понимал это с самого начала.
Гарри сидел на трибуне, когда его нашла Гермиона. Она незаметно подкралась со спины и запустила пальцы ему в волосы, весело растрепав. Гарри вздрогнул и обернулся: что-то в его лице мгновенно выдало все его чувства, и улыбка пропала с лица Гермионы.
— Что случилось? — она опустилась на скамью рядом с ним. Перед ними на поле разворачивалась пробная игра: ребятам выпал шанс попробовать себя в разных позициях, и они усердно тренировались. Том занял позицию охотника, но не делал особых успехов: без простых инструкций он казался растерянным, ему недоставало уверенности и сноровки. Остальные показывали себя намного лучше, и Гарри почти с гордостью следил за тем, как Альфард преследует снитч.
— Том приходил ко мне ночью, — поделился Гарри. Глаза Гермионы расширились.
— И что он сказал?
Гарри пересказал ей их беседу и разговор с Дамблдором — кратко и не вдаваясь в подробности. Гермионе не стоило знать о том смущении и ужасе, которые охватили его в тот момент, когда Том прижался к нему около камина. Гарри казалось, что он все еще может почувствовать его руки на ребрах. Это было чем-то, что хотелось спрятать подальше от чужих глаз, и Гарри стыдился подобных мыслей.
— Это… это же хорошо, да? — Гермиона резко повернулась и уставилась на поле. Ее взгляд забегал — она не могла отличить Тома от остальных. — Мы этого и добивались? Чтобы он сделал первый шаг к примирению.
— Думаю, да, — Гарри зажал руки между коленями. — Это хорошо.
— Тогда почему ты так напряжен? — она коснулась его спины.
— Он думает, что мы с ним родственники, Гермиона, — шепотом пояснил Гарри, боясь, что Том каким-то образом услышит его слова. На что он был способен? Вдруг холодный ветер донес бы шепот до его ушей? — Он меня обнимал.
— Он ребенок. Это нормально, если ему важна тактильность — не думаю, что ее у него много.
— Я понимаю. Просто…
— Это нормально, — она сжала его руку. — Что ты волнуешься. Я не знаю, как бы я ощущала себя, если бы он обращал на меня столько внимания. Но все же это хорошо. Он идет на контакт, он говорит о своих переживаниях — признаться честно, я опасалась, что этого не случится. А теперь мы можем смотреть в будущее.
Ей легко было смотреть в будущее. Ее глаза светились от облегчения, и Гарри не знал, как объяснить ей всю глубину той сумятицы, что осталась в его душе после разговора с Томом. Он должен был принять это, как и обещал сам себе, должен был найти в этой «дружбе» положительные стороны, но что-то… Что-то не давало ему покоя. Гарри вспоминал ситуацию с Кэти Джоул и сигналы своей интуиции, и сейчас происходило почти то же самое. Это было опасно и неправильно, и Гарри точно знал — Том за руку ведет его к чему-то ужасному.
— И что в нашем ближайшем будущем? — спросил он.
— Скоро весна, — Гермиона улыбнулась.
После матча Гарри спустился на поле. Он попытался прогнать хандру прочь, чтобы на его лице не осталось и следа напряженности. Ребята — вспотевшие и довольные — сбежались к нему, и Том был среди них. Он смотрел на Гарри и улыбался: может, чуть более загадочно и хитро, чем остальные, словно он знал какой-то секрет. Так и было, наверное — никому не стоило знать об их ночном разговоре.
Вблизи он не вызывал тех чувств, что обуревали Гарри, когда он вспоминал о нем. Том выглядел счастливым, словно в кои-то веки смог расслабиться, и Гарри поддавался его чарам. Он похлопал его по плечу, похвалил особо отличившихся и пообещал поговорить с Борко о тех, кто явно претендовал на место в команде в будущем. Том явно не был в числе этих счастливчиков, но Реддл не казался особенно опечаленным этим фактом: он просто стоял рядом с Гарри, слушая его комментарии, и мечтательное выражение не пропадало с его лица.
Когда все начали расходиться, из группы первокурсников отделился Альфард Блэк. Он неуверенно потоптался в стороне, дожидаясь, пока толпа отхлынет: было очевидно, что он хочет поговорить, поэтому Гарри сам подошел к нему. Смущать мальчика еще сильнее не хотелось, хотя тот все равно казался напуганным: он смотрел куда-то за спину Гарри, словно опасаясь, что его друзья будут за ним следить. Но они все ушли, и даже Том не выказал особого интереса к происходящему — он просто ушел, хотя Гарри отчего-то казалось, что после ночного разговора Том будет повсюду.
— Что-то случилось? — Гарри спрятал руки в карманы. Альфард посмотрел на него смущенно и неуверенно. Он старался выглядеть расслабленно, но его нервозность все равно была очевидна.
— Да нет, — Блэк стиснул свою метлу. — Я просто хотел поблагодарить вас за ваши уроки. Думаю, теперь я смогу тренироваться сам.
— Ты хочешь прекратить занятия? — удивился Гарри.
— Вы же сами говорили, что не сможете долго мне помогать, — Альфард отвел взгляд. — Это будет несправедливо по отношению к остальным.
— Хм, наверное, — Гарри не ожидал подобного решения. Ему казалось, что Альфард искренне наслаждается их занятиями: тот всегда выглядел довольным и счастливым, и необходимость прервать тренировку воспринимал с тоской. — Но я был бы не против потренировать тебя еще немного. Ты большой молодец и делаешь успехи.
Альфард вскинул лицо. Его темные глаза заблестели, а губы растянулись в невольной улыбке. Он был жаден до похвалы так же, как и Том, но все же было нечто совершенное в его реакциях — нечто почти невинное. Он так смотрел, словно мечтал признаться Гарри в чем-то сокровенном.