Часть 10 (1/2)

Гарри сидел на кровати Гермионы, листая ее записи, пока подруга заваривала чай. Несколько толстых черных тетрадей содержали в себе все ее размышления о маховике и будущем. Гарри растерянно провел пальцем вдоль столбика дат — столь многое ждало их впереди. Имело ли это смысл теперь?

— Возможно, ты отреагировал слишком бурно, — мягко сказала Гермиона, вручая ему чашку мятного чая. Гарри вдохнул его аромат, представляя, как он проникнет вглубь его тела, очищая от липкой черной грязи.

— Бурно? — Гарри взглянул на подругу. Та села рядом с ним, отодвинув свои тетради в сторону. — В такой ситуации? Я просто ушел и считаю это достижением.

— Мы знали, что он будет совершать ошибки. И наша цель не наказать его, а стать ему наставниками. Показать ему, что есть и иные способы решения проблем.

— Я это и пытался сделать. Но он не признался, а затем — просто промолчал.

— Ты поймал его на лжи, а это всегда огромный удар для самообладания.

— Моего самообладания, — фыркнул Гарри.

— Мы не знаем, почему он сделал это и зачем тебе солгал, — Гермиона положила руку ему на колено. Она задумчиво оглядела комнату, словно надеясь, что ответы будут спрятаны где-то по углам. — Потому что он считает, что другие недостойны правды? Потому что не хочет, чтобы кто-то мешал его целям? Потому что стыдится? У нас много вариантов, и не все из них настолько уж ужасны.

— Это не отменяет того, что он отравил мальчика.

— Конечно, — Гермиона поджала губы. — Но это либо делает нашу ситуацию безнадежной, либо нет. Мы не можем выгнать его из школы, не можем силой заставить измениться… Но мы все еще можем найти к нему подход. Том поступает так, как ему хочется, и не осознает своих границ. Если мы оставим все, как есть, то рано или поздно он сочтет убийство приемлемой ценой для своих целей.

— Я запутался, — признался Гарри. — Я пытался думать о нем, как о нормальном ребенке, чтобы у него был шанс побыть этим ребенком. Когда он смеялся, знаешь… В такие моменты сложно представить его монстром.

Даже если он им был.

— Я понимаю. Было бы гораздо проще, если бы мы не знали, что монстр действительно существует, — Гермиона взяла в руки тетрадь, которую листал Гарри. Она ткнула пальцем в дату: 1944 — год, когда Том сделал свой первый крестраж, заканчивая свой пятый курс. Совершил свое первое убийство. — Вот наш рубеж. Если он перейдет его, то все будет потеряно, а до тех пор… я хочу верить, что мы на что-то способны. Дамблдор не зря дал нам заколдованный маховик. Если бы он хотел, чтобы мы просто вернулись в прошлое, маховик был бы обычным, но этот… Нет, профессор отправил нас именно сюда. У него был план, и я верю, что мы следуем ему. У нас все получится.

— Когда-то ты говорила, что думаешь, будто наши действия стираются из этого времени.

— Порой я все еще так думаю, — Гермиона захлопнула тетрадь. — Но все же мне кажется, что мы на верном пути. Ты смог сблизиться с ним, и он пытался тебя защитить — пусть даже таким ужасным способом. Не все потеряно.

Они немного помолчали. Гарри размышлял о всем произошедшем, и с каждой секундой ему становилось все хуже. Он вспоминал Тома и его обиженный голос, а затем — собственный страх от мысли, что сейчас перед ним появится Волдеморт. Где-то в глубине лежала тонкая грань, на которой Том Реддл и Лорд Волдеморт расходились в разные стороны, и Гарри бы не хотел, чтобы она истончалась. Он почти привык к тому, что Волдеморт оставался лишь воспоминанием, и Гарри нравилась эта иллюзия.

Том заставлял его покинуть ее. Наверное, это было правильно, и сейчас Гарри все яснее это осознавал. Он не должен был позволять себе погрузиться в забытье и поверить, что рядом с ним обычный ребенок — он должен был помнить о Волдеморте. Помнить и принимать.

Реддл слишком многого от него хотел. Гарри крепче сжал чашку с чаем.

— Что мы будем делать теперь? — спросил он. Сейчас между ними и Томом стояла стена, которую они возвели совместными усилиями. Он не был готов переступать через нее: какими бы ни были его размышления, это Том переступил черту морали, он был виноват. Гарри боялся вновь увидеть его, и этот страх отравлял его решимость.

— Мы подождем, — Гермиона словно услышала его мысли. Она придвинулась ближе. — Том обижен и зол сейчас. Но если твое мнение для него что-то значит, он не оставит эту ситуацию. По его действиям мы поймем, насколько наше присутствие изменило его.

— Думаешь, он захочет извиниться?

— Если он отравил Маркуса, чтобы защитить тебя, то сейчас он сделает все, чтобы удержать тебя на своей стороне. Вопрос лишь в том, сколько в этом будет искренности, — Гермиона нахмурилась. — Том умеет манипулировать людьми.

Дамблдор тоже говорил об этом.

— Но он не знает, насколько хорошо мы осведомлены в этом, — заметил Гарри.

Это казалось ему странным — и жутким. Гарри привык принимать на веру реакции людей и те эмоции, что они открыто выражали на своем лице — думать о том, что подобные вещи можно просчитать, было неприятно. Однако Гарри казалось, что он начинает различать: Том часто улыбался в последнее время, но смеялся он очень редко. Эти моменты были похожи на светлые бусины, оброненные на пол, и Гарри слышал их звон.

Он не мог избавиться от чувства легкой тошноты. Обида и разочарование отступили, и их осадок превратился в нечто гнетущее. Похожие чувства, как ни странно, Гарри ощущал во время ссоры с Чжоу: он не был виноват в том, что причинял ей боль, она сама делала неверные шаги и ждала, что он поддержит ее. Том тоже ждал этого.

На самом деле Гарри надеялся, что все прояснится как можно скорее: ситуация была слишком тяжелой и гнетущей, чтобы пустить все на самотек. Гермиона настаивала на том, что им нужно ждать первого шага от Тома, и Гарри был с ней полностью согласен, но это ставило их в позицию терпения и ожидания. Они не знали, насколько глубоко эта ссора затронула Реддла — и затронула ли вообще, — поэтому их бездействие могло затянуться.

Гарри боялся этого, и на ужине его опасения усилились. Заняв свои места за столом, Гарри и Гермиона столкнулись с неожиданными последствиями — полным игнорированием. Реддл не смотрел в его сторону, хотя обыкновенно он бросал на Гарри пару быстрых взглядов во время трапезы. Сейчас же он демонстративно смотрел только перед собой.

Сокурсники Реддла не стремились окружать его так же, как они делали с Маркусом Йорком, но все же они сидели заметно ближе, чем обычно. Весь факультет казался напряженным: что-то происходило, и все это чувствовали — и ждали. Как ни странно, это напоминало о том, как змея медленно сворачивает свои тугие кольца — и в центре этого всего был Том Реддл.

Следующий день — воскресенье — не принес никаких изменений.

В понедельник все стало хуже. На ЗОТИ Том пересел на первую парту: место рядом с ним осталось свободным, а его новые «друзья» расположились за его спиной. Они не дергали его, не приглашали вступить в их болтовню, но в то же время держались поблизости. Их взгляды обращались к нему, проверяя реакцию, но Реддл не спешил одаривать мальчишек своим вниманием. Он внимательно перечитывал свой конспект и держал спину такой прямой, что Гарри, вечно сидящему как попало, больно было на это смотреть. Хотя он все равно смотрел.

Его раздражало чувство необходимости сделать хоть что-то. Том мог позволить себе быть обиженным и ходить, демонстративно подняв подбородок, но мог ли Гарри сделать то же самое? Он не хотел нести на себе всю ответственность — в конце концов, его молчание было уроком для Реддла. И если он не мог воспринять его, то и все остальное было впустую.

Том посмотрел на него лишь один раз — перед уходом. Его взгляд был быстрым и острым, и Реддл тут же отвернулся, заметив его внимание. Он ушел из класса, и мальчишки потянулись за ним. Гарри провожал их взглядом, а затем подошел к Вилкост.

— Отлично, — та приняла его пергамент, бегло пробежавшись по нему взглядом. Состояния своего подопечного она не заметила. Гарри успешно закрывал свои пробелы в образовании. Он неплохо наловчился писать планы проведения занятий, составил определенную схему поведения, описал разницу между проведением уроков у старших курсов и младших… — Полагаю, вы готовы принять участие в практических занятиях.

— Думаю, да.

— Мы начнем с одной темы. Какую вы хотите выбрать?

Гарри задумался.

— А курс?

— Первый, второй, третий… Остановимся на них. Я понимаю, что старшие курсы будут для вас удобнее, и заклятия являются вашей специализацией, но когда вы станете учителем, вы не сможете выбирать. Поэтому я считаю, что начать стоит со сложного.

Гарри прикинул темы, которые еще остались.

— Тогда боггарт, — выбрал он.

— Боггарт, — кивнула Вилкост, заглянув в свой ежедневник. — Хороший выбор. У вас есть время подготовиться.

Они вместе отправились на обед. Мысли о преподавании захватили его: несмотря на все, они с Гермионой становились настоящими профессорами, и это вовсе не было игрой или сном. Рано или поздно они могли оказаться перед своим собственным классом. Гарри думал о предстоящем практическом занятии: тема боггарта была одной из его самых любимых. Он мог провести ее так же, как профессор Люпин — весело и комфортно, чтобы ученики, вынужденные сталкиваться со своими кошмарами, ощущали себя в безопасности.

Подобные размышления увлекли его далеко от Тома, но новости вернули его на землю: вечером Маркус очнулся. Официальным диагнозом стало отравление ядом змеи: одну такую как раз нашли в теплицах. Гарри не знал, та же это змея или нет, но не спешил открывать рот: он наблюдал. Сначала к Маркусу зашел директор и профессор Слизнорт, затем прибыли его родители — светловолосый мужчина с короткой бородой и миниатюрная женщина в изумрудной мантии. Гарри не подходил к ним: отец Маркуса был статным и внушительным, и все в его облике говорило о богатстве и уверенности в себе.

Гарри не был уверен, что ему стоит навещать Йорка. Он был косвенно причастен к его отравлению, и Маркус не мог этого не понимать. Но все же Гарри хотел поговорить с ним. Дело было не только в попытке успокоить свою совесть, удостоверившись, что ребенок в порядке; он хотел, чтобы еще один пазл добавился к образу Тома. Гарри видел его через призму Волдеморта, успешно или не очень отгоняя страшную фигуру, но Маркус видел его совсем иначе — так, как Гарри не увидит никогда.

Он дал ему день, во время которого Том Реддл был лишь удаляющейся фигурой и молчаливым затылком, а затем пришел в больничное крыло.

Там царил полумрак. Горело всего несколько ламп, и в их свете все казалось мягче и теплее. На тумбочке Маркуса лежали книги и нетронутые фрукты. Сам мальчик спал; он выглядел намного лучше, пот и бледность сошли, но темные круги под глазами остались. Несколько мгновений Гарри разглядывал его, ощущая только опустошение, а затем развернулся, чтобы уйти. Его остановил слабый голос:

— Мистер Поттер.

Гарри обернулся. Глаза Маркуса были открыты, и он смотрел на Гарри безо всякого выражения на лице.

— Маркус, — Гарри постарался улыбнуться. — Как ты?

— В порядке.

Он определенно не был в порядке, но Гарри не стал настаивать. Йорк был очень слаб, его ресницы дрожали, словно необходимость держать глаза открытыми утомляла его. Допрашивать его сейчас было бы попросту жестоко, и Гарри решил, что лучше будет навестить его через пару дней.

— Извини, что побеспокоил, — он поборол странное желание поправить его растрепанные волосы. — Хорошо, что ты пришел в себя.

— Вы уходите?

— Я хотел поговорить с тобой, но сейчас не лучшее время.

Маркус молча наблюдал, ожидая чего-то. Гарри неловко замялся.

— Я навещу тебя, когда ты пойдешь на поправку, — сказал он, собираясь уйти, но Маркус вновь его остановил. Он вытащил руку из-под одеяла и ухватил Гарри за край мантии.

— Завтра меня здесь уже не будет, мистер Поттер, — прошептал он. Поймав удивленный взгляд, он устало пояснил: — Отец сказал, что утром я вернусь домой.

— Вот как, — может, это было хорошим решением. Гарри не думал, что Том придет, дабы закончить начатое, но все же выздоравливать лучше в более комфортной обстановке. А Хогвартс… Заходили ли к Маркусу друзья? А если да, то рассказали ли о смене своих симпатий?

— Я знаю, зачем вы тут, — Маркус отпустил его. — Чтобы обвинить меня.

— Нет, что ты!

— Это так, — Йорк закрыл глаза и перевернулся на спину. — Я написал ту записку.

— То… — Гарри резко оборвал себя, ужаснувшись. — Маркус. Это неважно.

— Неважно… Возможно. Я вернусь домой и забуду все это, как страшный сон, — он резко открыл глаза и посмотрел на Гарри. — Но вы останетесь здесь. С ним.

Гарри нахмурился.

— Ты говоришь о Томе?

— Да, — Маркус слабо кивнул. — Он ненормальный, мистер Поттер.

— Маркус, ты сейчас очень слаб и взволнован…

— Он сделал это со мной, — шепотом поделился с ним мальчик. — Я сказал, что заберу вас у него, и он меня опередил. Вы этого не заслуживали, простите.

— Ничего.

— Но вы должны знать, мистер Поттер, — Маркус вновь потянулся к нему. Голос его звучал вкрадчиво и доверительно, так, что Гарри невольно склонялся ближе, вслушиваясь. — Он не такой, каким кажется. Он убивал животных и подкидывал их трупы в наши кровати. И это он столкнул Кэти с лестницы, клянусь вам.

— Я знаю, — тихо сказал Гарри.

Ему требовалось приложить усилие, чтобы признаться в этом.

— Знаете… Зачем же вы защитили его?

Гарри вдруг стало так плохо, что все поплыло перед глазами. Ему понадобилась пара секунд, чтобы прийти в себя. Слова Маркуса, сказанные столь слабо и обиженно, опустились на него, подобно каменным глыбам. Зачем? Потому что верил Тому? Потому что не хотел признаваться в своем провале? Отчего-то в этот самый миг ему до ужаса захотелось увидеть Реддла, чтобы тот вновь убедил его в своей невиновности — или показал свое истинное лицо.

— Мне жаль, что так вышло, — ответил Гарри тихо.

— Мне тоже, — Маркус отвернулся.

Гарри решил, что разговор закончен. Когда он был уже около дверей, до него донесся тихий голос:

— Он лжец, мистер Поттер, и он попробует вновь обмануть вас. Не позволяйте ему.

Гарри закрыл за собой дверь и оказался в темноте, холодной и колючей, совсем не похожей на теплый свет ночников. И в этой тьме кто-то ждал его.

Он услышал шаги. Они гулким эхом разносились по коридору, пропадая где-то в глубинах замка. Невысокая фигурка стремительно удалялась, и Гарри мог разглядеть только длинную мантию. Гарри хотел окликнуть неожиданного свидетеля, но не стал: он знал, что это был Реддл. Шрам начало тянуть, и это было паршивым чувством. Гарри двинулся в ту сторону, где пропал мальчик, но когда он достиг развилки, там уже никого не было.

На следующий день родители забрали Маркуса домой, и слизеринцы расслабились. Гарри и не осознавал, как пристально факультет следил за этой историей, и теперь у него на глазах тугие змеиные кольца размыкались. Том все еще держался в стороне, но было очевидно: скоро он окажется в самом центре. Он ничего не делал для этого, был сдержан и молчалив, но этим он привлекал еще больше внимания: слухи быстро разлетались, и о его вражде с Йорком знали все — теперь все знали, что он победил.

Думая об этом, Гарри ощущал себя беспомощным и подавленным. Целую неделю он провел, размышляя о мрачных перспективах: что будет, если Том окончательно отвернется от них с Гермионой? Они знали о его крестражах и могли уничтожить их сразу после создания, а потом — а что потом? Если они не могли убить Тома, то им пришлось бы наблюдать за тем, как он продвигается по миру, приближаясь к тому злосчастному моменту в Годриковой Впадине.

Тогда он узнает, кем на самом деле был Гарри Поттер. Будет ли это иметь значение для него? Или для самого Гарри? Если бы убийство было их выходом, смог бы сделать это сейчас — Том был жестоким и опасным, но он смеялся, падая в снег…

Каждый урок ЗОТИ, когда Том сидел впереди и глядел только на профессора Вилкост, подталкивал его к решению этих вопросов. Наверное, это могло длиться вечность. Том был гордым и упрямым, а Гарри слишком ценил светлую надежду, которую эта ссора отобрала у него. Он не мог сделать первый шаг, не мог себя заставить. Много месяцев назад он наступил себе на горло и заговорил с человеком, при взгляде на которого все внутри него дрожало и сжималось от ужаса и отвращения — повторить это было непросто. Мысли о Волдеморте слишком часто посещали его.

Гарри окончательно сник, и Борко, чтобы хоть как-то приподнять ему настроение, назначил новое собрание их квиддичного кружка. Гарри шел на тренировку с тяжелым сердцем — он боялся увидеть пустую скамью в том месте, где сидел Том и остальные первокурсники-слизеринцы. Взаимного игнорирования ему хватало и на уроках.

Но, к его удивлению, Том пришел. Он сидел рядом с Альфардом и разглядывал снег. Мороз заставлял его краснеть. Всю тренировку он избегал смотреть на Гарри, но исправно выполнял все указания. Его навык полета заметно улучшился, и Гарри мог не волноваться, что он свалится или ударится головой о столб. Гарри просто наблюдал за тем, как Том ловко разворачивает метлу в воздухе, как ветер треплет его волосы… Выполнив довольно сложную петлю, Реддл опустился на снег и довольно ухмыльнулся.

— Молодец, — инстинктивно похвалил его Гарри. Том вскинул на него глаза.

Это длилось лишь секунду. Они смотрели друг на друга, и все было так же, как в безмятежные дни каникул. Но затем Реддл отвернулся. Все в груди Гарри сжалось от болезненного ощущения разочарования. Глядя на его удаляющуюся фигуру, Гарри думал, что так и закончится их с Гермионой светлый план по спасению мира: без взрывов, криков и битв, тихо и спокойно, будто сон. Или смерть.

В ту ночь Гарри приснился кошмар. Горящий Хогвартс поднимался вокруг него. Гарри бежал по нему, ища своих друзей, но он слышал лишь крики и топот. Они были рядом, совсем близко, но он не успевал их найти… Он добрался до Выручай-Комнаты и услышал, как кто-то колотит с другой стороны. Гарри ухватился за ручку, но она была раскаленной — боль обожгла его руку, и он проснулся.

Гарри лежал в мокрой постели. Пот стекал по его вискам вместе со слезами, а шрам раскалывался от боли. Несколько долгих секунд Гарри просто смотрел в темный потолок, силясь нормально вздохнуть — грудь горела так, словно он пробежал весь Хогвартс насквозь, — а затем он вдруг понял, что страшный звук из кошмара никуда не исчез. Кто-то стучал в его дверь.

С трудом сев, Гарри потянулся за палочкой. На часах было полтретьего. Что-то случилось? Гермиона опять прибежала к нему с плохими вестями? Впрочем, Гермиона не стала бы стучать, а просто ворвалась бы в его спальню… Гарри поднялся и направился к дверям.

Он почти не удивился, обнаружив на пороге Тома Реддла. Тот стоял, взъерошенный и дрожащий, и смотрел на него: света далекого факела было недостаточно, чтобы Гарри мог разглядеть выражение его глаз, и белое лицо казалось единственным ярким пятном в полумраке. Том молчал, и Гарри молчал тоже; сонливость еще не покинула его, и он отстраненно размышлял, что стоит перед учеником в одних пижамных штанах. Это было неправильно, наверное?

— Могу я зайти, сэр? — нарушил Том тишину.

— Сейчас полтретьего ночи, — заметил Гарри рассеянно.

— И все же.

Может, он ему снился? Гарри порядком устал от холодного и равнодушного Реддла, но сейчас перед ним был просто Том — высокий и худой, трясущийся от ночного холода, с растрепанными темными волосами и отчаянным выражением на лице. Гарри почти год думал лишь о нем, и часть его, пожалуй, немного к нему привязалась — поэтому Том явился, чтобы спасти его от кошмара? Какая нелепость…

— Сэр? — он положил руку на дверь, надавливая. — Могу я войти?

«Нет» — подумал Гарри. Нельзя его впускать.

Он лжец, мистер Поттер…

— Заходи, — он отошел в сторону. Его сердце дрогнуло, словно он совершил нечто непоправимое, и Том ужом проскользнул в его комнату.

— Спасибо, — прошептал он.