Часть 3 (1/2)

Альфард и сам не понял, как все начало меняться.

К ноябрю стало очевидно, что Том метит в лучшие ученики курса. Несмотря на свое происхождение, он делал огромные успехи в магических искусствах. Профессора были от него в восторге, и он постоянно оставался после уроков, чтобы обсудить дополнительную литературу. Это безмерно раздражало, и Альфард видел, как с каждым днем растет гнев Маркуса. Прятки и догонялки занимали Йорка не так сильно, как продумывание новых планов по наказанию Реддла. Заталкивать его в туалеты, пачкать его постель и раскидывать его вещи стало уже не так весело, и мальчишкам требовалась вся их фантазия, чтобы разнообразить свои будни. Альфарду нравилось наблюдать за тем, как вспыхивают зеленые глаза его друга — его завораживало лицо Маркуса в моменты, когда он нависал над Реддлом, сжимал его локти, пытаясь причинить ему физическую боль. Они не опускались до драк, хотя порой Реддл отбивался от них — неожиданно ловко для того, кто казался таким… деликатным. И так могло продолжаться, наверное, целую вечность, но потом в коридоре появился мистер Поттер — и что-то изменилось.

Альфард не мог сказать, что именно. Но Реддл вдруг словно взял себя в руки: ответные шалости, вроде украденных ботинок, слипшегося полога и прочего, перестали быть такими невинными. Однажды утром Альфард проснулся и увидел на подушке рядом со своим лицом выпотрошенную лягушку: она была раскрыта, словно книга, и влажная слизь вместе с комками внутренностей вытекала из нее. Альфард закричал и свалился с кровати.

Маркус пришел в бешенство: это был первый раз, когда он набросился на Реддла с кулаками. Они катались по полу, словно два маленьких диких зверя: лицо Реддла, обычно спокойное и бледное, покраснело и исказилось от ярости. Он цеплялся за волосы Маркуса, пока тот бездумно колотил его в живот. Остальные же стояли в стороне, глядя на это, и тогда уже странная мысль закралась в голову Альфарда: а так ли сильно он хотел продолжать эту войну? Это было просто предчувствие, и он откинул его прочь.

Когда Маркус оседлал его и дотянулся до лица Тома, Бенджамин попытался его остановить:

— Хватит, Марк, — он ухватился его за плечи, но тот сбросил его руки.

— Думаешь, тебе сойдет это с рук, уродец? — прошипел Маркус. Реддл ничего не ответил: он лежал на спине и смотрел на Йорка. Его разбитые губы дрогнули и растянулись в улыбке — Альфард никогда не видел ничего более жуткого и неправильного.

— Перестань, — он сам потянулся к Маркусу. — Оставь его.

— Это ничтожество ничего нам не сделает, — фыркнул тот, но все же поднялся.

— Он снова побежит жаловаться, — встрял Эдвин. — Я не хочу опять полировать кубки! Вдруг Прингл правда отправит нас чистить туалеты?

— Скорей уж стащит с тебя штаны и выпорет, — мрачно буркнул Альфард.

— Я не позволю себя пороть! — взвился Нотт.

— Кто тебя будет спрашивать. Прингл любит это делать.

Они переглянулись. Маркус вытер лицо.

— Реддл не будет жаловаться, — сказал он, глядя на Тома. Тот сел и провел ладонью по носу, размазывая кровь. — Он же не хочет, чтобы его считали маленькой плаксивой девочкой? Или, может, тебе нравится, когда мистер Поттер бегает и спасает тебя?

Реддл по-прежнему молчал, лишь смотрел — яростно и словно бы насмешливо. Альфард не знал, почему, и понял лишь на следующий день. Реддл не пошел жаловаться — он вообще ничего не стал делать, и этого было достаточно, чтобы мистер Поттер взвился и сам потащил их к Слизнорту. Отчего-то молодой аспирант проникся невероятным сочувствием к судьбе сиротки, и взгляд его зеленых глаз был полон праведного гнева.

В какой-то момент Альфард подумал, что Том делает это специально. Нарывается, провоцирует Маркуса, а затем чуть приоткрывает вид на свои синеющие запястья или красные следы на шее, чтобы Поттер или кто-нибудь из профессоров сам это заметил. Учителя становились все более лояльны к нему, и все чаще они обращались к Маркусу, Альфарду или кому-то другому со строгими нравоучениями. Тому ничего не нужно было делать.

***</p>

— Объяснитесь, молодые люди, — строго сказал директор Диппет.

Мальчики молчали, глядя под ноги. Гарри, скрестив руки на груди, наблюдал за ними без всякого сочувствия: они перешли границу. На урок Реддл пришел весь в синяках, и он даже не нашелся, что ответить на прямой вопрос о побоях. Лишь удивленно смотрел на Гарри, хлопая глазами, и словно пытался улыбнуться. Был ли он удивлен тем, что кто-то оказался настолько неравнодушен к его доле? Или чем-то иным? Гарри не знал.

Реддл не был простым ребенком. Он старался выглядеть прилежным и очаровательным в глазах профессоров, но Гарри знал правду: Том был способен на жестокие поступки. Но вдруг Гермиона была права? Забота и внимание могли доказать ему, что не обязательно все время показывать клыки, что можно доверять другим людям и верить в лучшее в них… Гарри надеялся, что его попытки отгородить мальчика от издевательств подтолкнут Тома к этому пути.

— Это просто недоразумение, — тихо произнес Альфард Блэк.

— Это так? — спросил Диппет у Тома.

— Это недоразумение, — сказал Том.

Диппет нахмурился. Он посмотрел на Гарри и Слизнорта и вздохнул.

— Это не первая подобная ситуация на моей памяти, — сказал он. — И каждый раз я надеюсь, что она будет последней. Вражда внутри факультета недопустима, запомните это. Никто не может заставить вас быть лучшими друзьями, но драки и порча имущества не должны становиться способом решения конфликта. Я говорю понятно?

Мальчишки нестройно что-то промычали.

— Я даю вам последний шанс, — продолжил Диппет. — Если у кого-то из профессоров вновь появятся сомнения насчет вас, мистеру Принглу придется провести с вами ряд воспитательных бесед. А сейчас — свободны. Гораций, вы останьтесь.

Гарри вышел из кабинета вслед за первокурсниками. Он был почти рад это сделать: круглая комната, к которой он так привык в своем времени, сейчас казалась чужой и незнакомой. Диппет не подозревал его ни в чем, он улыбался и трепал свою бороду, но под его взглядом Гарри все равно становилось неуютно. Спустившись по винтовой лестнице, Гарри вышел в коридор.

Маркус и его друзья стремительно удалялись прочь, а Реддл ждал его.

— Не стоило вам этого делать, — сказал он, поймав взгляд Гарри. Он стоял, спрятав руки в карманы, и покачивался с пятки на носок. Видеть его перед собой все еще было непривычно, потому что он никогда еще сам не инициировал разговор. Обычно Гарри лишь справлялся о его делах и получал скупые вежливые ответы.

— Почему? — спросил Гарри. — Думаешь, это озлобит их еще больше?

Реддл пожал плечами.

— Не хочу, чтобы кто-то думал, что мне нужна помощь. Все было под контролем.

— Синяки и ссадины — часть плана?

Том вдруг улыбнулся. Гарри впервые увидел подобное выражение на его лице, и эта довольная, открытая улыбка обезоружила его.

— Можно и так сказать, сэр.

— Я тебе уже говорил, — Гарри понадобилось приложить усилия, чтобы его голос звучал уверенно и спокойно, — нет ничего постыдного в том, чтобы принимать помощь.

— Я это знаю, — он бросил взгляд куда-то в сторону. Гарри повернулся: по коридору шел профессор Дамблдор. Синяя мантия развевалась за его спиной. При появлении Дамблдора Том сразу закрылся, и улыбка моментально пропала с его лица. Он вежливо кивнул Гарри и поспешил к лестницам.

Гарри провожал его взглядом. Он все еще смотрел на его удаляющуюся фигурку, когда Дамблдор остановился рядом с ним.

— Гарри, — поприветствовал он его.

— Профессор.

Дамблдор внимательно посмотрел на него, а потом бросил взгляд в сторону Тома. Тот как раз дошел до поворота: Гарри показалось, что тот на миг обернулся, но затем Реддл скрылся.

— Ваше участие в жизни мальчика похвально, — произнес Дамблдор задумчиво. Его голубые глаза шарили по лицу Гарри, и впервые за долгое время тот подумал о своих ментальных щитах. Насколько хороша была его окклюменция против Дамблдора? Видимо, достаточно, иначе профессор уже расспрашивал бы его о маховике.

— Он находится в сложной ситуации, — уклончиво ответил Гарри.

— Несомненно. Надеюсь, Гораций совладает со своими подопечными.

— И я тоже, — Гарри улыбнулся. Говорить с Дамблдором было странно, и в глубине души Гарри казалось, что перед ним стоит кто-то другой. Тому Дамблдору — настоящему — Гарри мог доверять, он хотел задать ему тысячу вопросов, на которые этот Дамблдор не смог бы ответить. Они просто смотрели друг на друга, и между ними лежала бесконечная пропасть.

— Я хотел поделиться с вами некоторыми наблюдениями, — сказал вдруг Дамблдор, прервав их задумчивое молчание. — У меня есть некоторые… сомнения.

— Сомнения?

— Так вышло, что именно я забирал Тома из приюта, — поделился с ним Дамблдор. — И воспитатели сообщили мне, что были обеспокоены его поведением. Мальчик был склонен к воровству, и его отношения с другими детьми оставляли желать лучшего. Я надеялся, что Хогвартс исправит ситуацию, но я вижу, что история повторяется.

— Возможно, дело было в его окружении, — мягко предположил Гарри. — Ему не повезло оказаться рядом с такими детьми, как Маркус Йорк.

— Йорк, да, — понимающе кивнул Дамблдор. — Необычная семья.

— Необычная?

— Очень влиятельная, — пояснил профессор. — Боюсь, Маркус впитал в себя не лучшие фамильные черты. Но, надеюсь, я ошибаюсь.

Гарри вдруг подумал, что никогда раньше не слышал о Йорках из волшебного мира. Профессора не раз упоминали отца Маркуса и его влияние на Министра, но во времени Гарри никого с таким именем не было у власти. Что-то произошло с этой семьей? Он думал об этом гораздо дольше, чем хотелось бы. Вечером Гарри поделился своими наблюдениями с Гермионой, и та тоже озадачилась.

— Ты прав, это странно, — сказала она, листая свои записи. Несколько дней она потратила на то, чтобы записать все свои воспоминания. Вместе они пытались составить полную хронологию событий, чтобы ничего не упустить. Стена в ее спальне вся была покрыта листочками, списками, таблицами — Гермиона говорила, что следы бурной деятельности помогают ей уснуть.

— Возможно, они просто растеряли свое богатство за пятьдесят лет, — заметила Гермиона, когда они забрались на ее постель. — Не факт, что с ними что-то произошло.

— И все же Том враждует с Маркусом.

— Это так, — Гермиона взяла перо и постучала себя по губам. Ее волосы были завязаны в две пушистые косички. — Знаешь, вчера я подумала еще кое о чем.

Гарри терпеливо ждал, пока она пролистает свою тетрадь.

— Профессор МакГонагалл объясняла мне принцип работы маховика, — произнесла Гермиона задумчиво. — Обычно маховики не могут переносить людей дальше, чем на пять часов, но наш маховик перенес нас на пятьдесят лет. Это само по себе парадокс, ведь нас никогда тут не было. Однако мы все еще живы.

— И что?

— Вдруг наши попытки изменить время… как бы стираются из него?