Часть 1 (2/2)

***</p>

Холод внезапно отступил, Катя почувствовала, что ее зовут. Откуда-то девочка знала, что Гера — это она, а зовет ее братик. Осознавать это было тепло. Катя попыталась пошевелиться, но не смогла — все тело очень сильно болело, просто очень, особенно руки. Ощущение ног девочка проигнорировала, давно привыкнув к тому, что двигать ногами очень больно. Она открыла глаза, увидев плачущего мальчика, ощущавшегося родным, и тихо прошептала:

​ — Не плачь, братик… — почему-то язык был не русским, а очень даже английским, на котором девочка свободно говорила, потому что, пока она ходила, у Кати получалось изучать языки.

— Не умирай, пожалуйста, не умирай… — Дадли был в истерике, ведь он подумал, что потерял сестренку. — Все, что угодно, только не умирай.

— Я не… не умру… — покривила душой Катя, ставшая другой, подумав, что нужно, наверное, привыкать к другому имени. Девочка очень легко приняла факт того, что ее теперь зовут иначе, ведь Катя сама писала про попаданцев. О существовании предсмертных галлюцинаций девочка, на свое счастье, не знала.

— Никто никогда не тронет тебя больше… — отчаянно плакал мальчик, как-то очень бережно обнимая ее. Руки, наконец, пошевелились, и Катя, превозмогая очень сильную боль, навскидку девять из десяти,<span class="footnote" id="fn_33063340_0"></span> сумела обнять братика дрожащими руками.

​ Дадли с трудом встал на дрожащие ноги, понимая, что здесь оставлять сестру нельзя. Мальчик схватил девочку за ноги, стараясь не смотреть на набухшие кровью полосы, с трудом оттаскивая ту в чулан, где можно было забаррикадироваться хоть чем-то и не дать опять сделать девочке плохо. Катя же не понимала, что делает братик. На некоторую свою неодетость девочка внимания не обращала, больницы ее давно избавили от стеснения, все-таки ее и мыли, и осматривали всю, пытаясь найти возможность помочь. Наконец мальчику удалось задуманное, он с силой захлопнул дверь, ища, чем бы ее подпереть. Дадли был настроен ровно на одну цель — спасти сестру.

​ Стоило дверце чулана захлопнуться, на полу неподалеку от кухни пошевелилась лежавшая там Петунья. Ощущение разбившегося стекла все не покидало ее, но при этом женщину затопили давно, казалось, позабытые эмоции — скорбь по Лили, тоска по родителям и… Картина, вставшая перед глазами женщины, снова отправила ее в обморок. Приподнявшийся на руках Вернон не понимал, что он здесь делает. Ведь он только что был на работе? Почему же он дома? В первый момент мужчина не понял, что случилось, лишь потом заметив окровавленный ремень, следы на полу… Осознание ударило мужчину так, что он просто застонал, даже не поняв, что исчезло нечто, принуждавшее его не любить ребенка.

​ — Что случилось, братик? — тихо спросила Катя, горло которой болело, как после интубации.

— Папа с ума сошел, — объяснил Дадли так, как понял сам. — И мама, наверное, тоже… Он накинулся на тебя, чтобы побить… Прости меня! Прости, пожалуйста! — от отчаяния, слышавшегося в голосе мальчика, Катя вздрогнула. — Прости за то, что не защитил!

— Он намного сильнее тебя… — начала что-то понимать девочка, попытавшись потянуться к брату. — Иди лучше ко мне, ляг рядом.

— Хорошо… — Дадли обнял Геру, гладя по голове, как она любила. — Ты, главное, больше не умирай…

— Я очень-очень постараюсь, — пообещала девочка, осторожно прижимаясь. Привыкнув за много лет, ноги она не использовала, что сразу увидел Дад, испугавшись за сестру. Больше всего он страшился того, что родители выкинут самого родного на свете человека. — Ты чего? — ощутив дрожь мальчика, поинтересовалась Катя, игнорируя привычную боль.

— За тебя боюсь… — признался Дадли.

— Не бойся, — не поняла сути опасений девочка, для которой ее состояние было нормальным. — Давай страшное заклинание скажем и сильно-сильно захочем, чтобы так было? — Катя хорошо помнила уроки дяденьки психолога.

— А какое заклинание? — заинтересовался Дадли, раньше такого от сестры не слышавший.

— Пусть все на свете будет хорошо, пусть нас любят, пусть уйдет болезнь, — прошептала всхлипнувшая Катя, а потом повторила вместе с братом.

​ Очнувшаяся Петунья испугалась того же, чего и ее сын: что они убили девочку. Почему она так не любила Геранию, так похожую на Лили в детстве, женщина объяснить не могла. Что-то внутри, что принуждало ее плохо относиться к ребенку, исчезло, и от осознания того, что они с Верноном творили с ребенком, хотелось плакать. Просто зарыдать, как в детстве, чтобы все-все стало неправдой и само исправилось.

Вернон поднял голову, взглянув на Петунью. Мужчине было очень не по себе — он ощущал себя очень плохим человеком, если выражаться вежливо. Хотя мужчина не помнил, что произошло, антураж позволил ему сделать логичные выводы, от которых хотелось выть, но нужно было, по-видимому, идти к психиатру. Потому что такой срыв, да еще, учитывая, что он ничего не помнит, точно говорил о том, что мужчина сошел с ума. Это было… обидно.