Глава 35. Вина (1/2)

Начал падать снег, покрывая темную землю чистым белым одеялом, но Драко не обращал на это внимания.

Его мысли были настолько далеки от маленького сада, насколько это вообще было возможно.

Всякий раз, закрывая глаза, он возвращался в столовую Малфой-Мэнора. Иногда он снова разговаривал с Лордом Волдемортом. Иногда видел, как падал его отец, совершая то, что, как ему казалось, он никогда не сможет сделать — противостоя своему хозяину.

Неужели слова отца о магии Малфоев были правдой? Была какая-то цепь? Или это ложь, передаваемая из поколения в поколение? Чтобы контролировать Малфоев.

— Почему, отец? Зачем меняться сейчас? — прошептал он в мягкую тишину.

— Драко?

Он поднял глаза и увидел стоящую у закрытого входа мать. Веселые огни коттеджа заставляли ее сиять, как ангела, которым он когда-то считал ее.

Это была ложь.

За те несколько дней, что он провел в постели, Драко довольно легко понял, что она была готова к этой схватке. Этот щит — замаскированный под сервировочное блюдо. Даже ее место за столом — между ним и Лордом Волдемортом. Она так быстро отреагировала на его неповиновение, словно предвидела это.

Поттер был прав: его мать была гораздо большим, чем притворялась.

Вот почему он избегал ее эти несколько дней, когда проснулся от спора Гермионы с мистером Лавгудом.

Увидеть это было так же неожиданно, как и Поттера, лежащего поперек кровати. Не то чтобы тогда это действительно было неожиданностью, но стало ей, когда действие зелий прошло и мозг прояснился. Поначалу Драко казалось правильным видеть ее рядом с собой, лежащей на кровати, с перевязанными рукой и плечом. Он опять заснул под звуки ее требовательного голоса. Когда он снова проснулся, то услышал, как его мать разговаривает со Снейпом о зельях, а их разговор сопровождался ровным дыханием Гермионы под ухом. Он притворился, что всё ещё спит, хотя в голове уже было достаточно ясно, чтобы можно было вспомнить, почему он был в чужой постели. Но несмотря на это, его сердце и душа не хотели склонять чашу весов, и показать ему всё, к чему привело его неповиновение.

С тех пор он избегал ее. Как и почти всех остальных. По крайней мере, Поттер и Гермиона не выглядели так, словно хотели поговорить, когда он был рядом с ними.

Но Драко полагал, что сегодня избегать встречи с матерью — не самое лучшее решение. В конце концов, сегодня был Сочельник.

Когда он не ответил, она пересекла дорожку, усыпанную свежими белыми хлопьями, и села на скамейку рядом с ним. Лениво стряхивая снег рукой, она нечаянно приоткрыла рукав, и Драко заметил спрятанную в ее мантии волшебную палочку. Нарцисса не прибегала к помощи магии — так будет ещё в течение нескольких недель.

— Ты избегаешь меня.

Драко пожал плечами. Ей нужно объяснить больше, а потом он решит, отвечать ей или нет.

— Полагаю, у тебя есть вопросы.

Драко по-прежнему молчал.

Удивительно, но она усмехнулась.

— Ты, несомненно, мой и Люциуса сын. Мы оба очень упрямые, чтобы видеть правду.

Он посмотрел на нее и приподнял бровь. Нарцисса улыбнулась в ответ, а затем глубоко вздохнула.

— Ладно, перебивай, когда возникнут вопросы. Я попытаюсь объяснить, почему ты чувствуешь себя таким преданным. Будучи Блэк, на Слизерине в Хогвартсе я чувствовала себя почти как член королевской семьи. Когда меня распределили на Слизерин, там уже учились две мои старшие сестры. Беллатриса была на четыре года старше меня, но из-за времени нашего рождения она была на пять курсов старше. Андромеда была всего на два года старше, и до Хогвартса мы были неразлучны. Пока они не окончили школу, я была практически невидимкой — просто младшая сестра двух гораздо более заметных ведьм. Я приспособилась к этому и, когда Беллатриса закончила школу, сделала так, чтобы это работало на меня — использовала свою невидимость, но видное семейное имя, чтобы вносить небольшие изменения в факультет. Чтобы развеять некоторые «традиции», которые начал старый префект примерно за двадцать лет до моего поступления. Андромеда окончила школу и сбежала с Тедом прямо перед моим шестым курсом. Люциус тоже выпустился в том году, так что он знал только мое имя, а не меня лично. Он должен был жениться на Андромеде, пока она не сбежала, последовав зову сердца. В последние два года учебы в Хогвартсе я взяла власть в свои руки и управляла факультетом железным кулаком — хотя об этом знали только те, кто учился на моем курсе. Я выяснила, что поддержание видимости и работа в тени, как правило, приносят больше результатов, чем пребывание в центре внимания.

Нарцисса остановилась и тихо вздохнула.

— И тогда я совершила свою первую ошибку.

— Что ты сделала? — не смог удержаться от вопроса Драко.

— Я оказалась помолвлена с твоим отцом и решила скрыть свой истинный характер. Он презирал меня. Ему нужна была сильная, уверенная в себе жена, а не фарфоровая кукла, которую я показывала всем остальным. Есть причина, по которой мы поженились задолго до твоего рождения. Он…

— Мама! Я понял! — запротестовал Драко, потому что ничто на свете не сможет заставить его слушать о сексуальной жизни своих родителей. Он предпочитал верить, что вылупился из яйца.

— Хорошо, — она усмехнулась, — но к тому времени, как я расположила его к себе и он принял меня, он уже отдал свою верность Темному Лорду. Вот тогда-то я и сорвалась и показала истинную себя. Потому что, видишь ли, я знала, что Темный Лорд родился Томом Реддлом. Мой отец знал его в школе и любил поэтически говорить о нем. Темный Лорд был префектом — Том Реддлом — который положил начало отвратительной практике на Слизерине. Той, что разрушила репутацию нашего факультета. Я ненавидела этого человека. Я и сейчас ненавижу. Вот почему я много лет назад начала действовать, чтобы убедиться, что ты никогда не последуешь за ним, как твой отец.

Драко содрогнулся от этой информации.

— Вот почему ты хотела, чтобы я обручился с Гермионой. Чтобы я не восхищался им, как отец!

Он не мог в это поверить. Она не просто спланировала тот день. Она спланировала всю его жизнь.

— Да, это одна из причин. Но я также знаю, что ты очень похож на своего отца. Ты хочешь, чтобы тебя окружали сильные, уверенные в себе люди. Несмотря на то что твоего руководства ищут слабые, ты жаждешь внимания тех, кто равен тебе или даже выше. Помнишь, как ты столкнулся с Гермионой на втором курсе, и она ударила тебя коленом посреди коридора Хогвартса? А потом тебя нашел Дамблдор? Ты мне об этом писал.

— Да, — Драко поморщился, вспомнив тот год.

— Она тогда случайно заполучила то, что твой отец подсунул Джиневре Уизли. Темный предмет, который когда-то принадлежал Темному Лорду. Я мало что знаю о нем, но знаю, что тот дневник говорил словами Темного Лорда. Судя по тому, как он отреагировал, узнав о его уничтожении… Я могу сделать несколько предположений, хотя некоторые из них кажутся мне поистине невероятными. В то время я знала только то, что эта штука была злом. И что это был знак — глубоко в душе я знала, что он вернется. Я была в растерянности и не знала, что делать, чтобы защитить тебя, пока ты не вернулся домой и почти час не рассказывал мне о «Гермионе Блэк и ее проклятой неспособности заниматься своими делами». Честно говоря, я очень благодарна, что она не способна заниматься своими делами. Иначе я лежала бы сейчас рядом с твоим отцом.

— Ты планировала этот момент с моих двенадцати?!

Драко не мог в это поверить. Планировать всё заранее… с таким количеством переменных…

Это было немыслимо.

— Драко, я планировала твое будущее с того самого дня, как ты родился. Я сожалею, что позволила своим кровным предрассудкам сформировать твое детство, как и своей неспособности отказать тебе в чем-либо. После падения Темного Лорда у меня кружилась голова от мысли, что теперь Люциус полностью принадлежит мне. Темный Лорд, возможно, и приковал к себе Люциуса силой, но я приковала его любовью. Любовью, на которую я отвечала в равной мере, — Нарцисса замолчала, и он увидел, как ее пальцы сжались в кулаки, сминая мантию. — Один мудрый, хотя и довольно глупый человек всегда говорил, что любовь — самая могущественная сила в мире. Твой отец доказал, что это правда.

— Он сказал, что ничто не может разорвать цепь, образованную нашей родовой магией. Откуда ты знала, что любовь сможет?

Она грустно улыбнулась и на мгновение прижала свою ладонь к его щеке, прежде чем отстраниться.

— Я не знала. Я была готова к обоим вариантам, но мне оставалось только надеяться, что твой отец сможет разорвать цепь. Я много лет исследовала родовую магию. Родовая магия Малфоев построена на тонкостях и искусности, но больше, чем любая другая родовая магия, она сосредоточена на защите себя, несмотря ни на что. Когда ты был в опасности, будущее семьи было в опасности. Этого и любви, которая связывает нас троих, было достаточно. Он сделал то, чего никогда не делал ни один Малфой — он разорвал цепь, образовавшуюся из-за идиотизма молодости.

Драко сжал кулаки и поднял голову, глядя, как в лунном свете танцует снег.

— Идиотизм молодости. Что, если я пойду по его стопам? Я не восхищаюсь Лордом Волдемортом, — его мать заметно вздрогнула при этом имени, но он продолжил. — Но что, если я восхищаюсь не тем волшебником? Если история повторится?

— Драко, человек, которым ты восхищаешься, не обязательно должен быть мужчиной.

Ее слова ускользнули в холодный воздух, танцуя среди снежинок, прежде чем, подобно лавине, обрушиться на него.

— Гермиона, — прошептал Драко.

Это имело смысл. Он начал немного восхищаться ею в тот момент, как она выпрыгнула из окна, чтобы спасти своего брата. В последующие месяцы его уважение к ней только возросло. Особенно после того, как он увидел ее шрамы и понял, с чем она живет каждый день. Он восхищался ею, и она была могущественной ведьмой. Он даже рисковал собой, чтобы спасти ее. Подверг риску всю свою семью.

Он приковал себя цепью, даже не осознавая, что это возможно.

Что-то щелкнуло в глубине его магии. Драко почувствовал линию, которая была внутри уже давно, но он заметил ее только сейчас. Она улетала от него и возвращалась в коттедж.

Сначала Драко захлестнуло облегчение. Гермиона никогда не встанет на темную сторону. Она никогда не будет мучить детей или заставлять его убивать. Из всех людей, к которым он мог быть прикован, Гермиона была лучшим вариантом.

Она никогда не будет использовать это против него.

Когда облегчение исчезло, в нем закипел гнев. Всё это устроила его мать. Она манипулировала им так же, как его дед манипулировал его отцом.

— Ты всё это спланировала.

— Да.

В ее голосе не было сожаления.

Драко хотел спросить почему, но уже знал.

Он встал и поправил свою мантию.

— Ты не могла всё спланировать заранее. Ты не знала, что я… — Драко замолчал, и у него в голове промелькнула очень ясная мысль.

— Ты знала! Ты заставила Снейпа показать мне, как вылечить Гермиону!

Драко потрясенно уставился на Нарциссу, не сводя глаз с ее измученного и усталого лица.

— Да, хотя это был твой выбор. Тебя не заставляли варить зелье. Тебя не заставляли ее спасать.

У него закружилась голова. Это было уже слишком.

Драко развернулся и убежал.

***</p>

— Ты слишком тихая, о чем думаешь?

Гермиона прикусила губу и посмотрела на Бродягу. От одного его вида ей хотелось забиться в какой-нибудь угол и заплакать.

Его волосы были подстрижены целителями, что только подчеркивало свежие красные шрамы, пересекающие его кожу.

Теперь он был похож на дядю Ремуса.

Гермиона слышала, как Бродяга шутил по этому поводу, когда ещё был в Мунго.

Она не понимала, как они могут шутить, когда ей хотелось только плакать.

Бродяга был весь в шрамах, как и она.

Вот только спрятать их он не мог. И это была ее вина. Именно она возглавила атаку на Малфой-Мэнор. Именно из-за нее пришел Орден.

Причина, по которой Дамблдор, Уислдаун и ещё несколько человек были мертвы.

Пэнси была в коме, а Тео — на физической реабилитации. Это была ее вина, что теперь у Рона был отвратительный шрам от проклятия на груди (он утверждал, что заклинание ударило его только после того, как отскочило от серебряного кубка).

Гермиона содрогнулась при мысли о том, что бы произошло, если бы это было прямое попадание.

Луна была поражена в голову маленьким огненным шаром. Она получила только минимальные ожоги, но теперь на некоторых участках ее головы не росли волосы.

И всё потому, что они доверяли Гермионе, чтобы пойти за ней.

Она могла их всех убить.

Они с Гарри были на волосок от смерти. Она позволила себе потерять контроль. Сначала из-за блэковской жажды крови, а потом из-за собственного страха.

Она была слабой.

— Гермиона Грейнджер Блэк.

Она подпрыгнула и снова посмотрела на Бродягу. Было трудно смотреть ему в глаза, когда он лежал лицом вниз на кушетке, так как его спина всё ещё болела.

— Я вижу, как крутятся шестеренки в твоей голове. И я скажу тебе то же самое, что сказал Гарри: посмотри на свою вину, прими ее, а потом отодвинь на задний план. Как только ты это сделаешь, посмотри на ситуацию ещё раз. Я не скажу тебе, что увидишь ты, но я знаю, что увижу я.

Ее пальцы сжались в кулаки, но она не отвела взгляда. Отец был прав, она не могла позволить чувству вины поглотить ее, это не принесет ничего хорошего.

— И что ты видишь? — спросила Гермиона.

— Я вижу свою дочь, молодую, храбрую и благородную девушку, которая смогла организовать спасательную миссию, чтобы спасти нашу семью. Я также вижу молодую, умную девушку, у которой получилось заставить Орден действовать и, манипулируя общественным мнением, заставить Министерство вмешаться. Заставить их понять, что Волдеморт действительно вернулся.

— Это ты сначала солгал Министерству. Ты показал фальшивую записку с требованием выкупа.

— Это была идея Анди, признаю, но эта записка заставила их двигаться. Но именно твои статьи заставили их принять то, что они увидели. Сделать так, что когда авроры вернулись из Мэнора в Министерство с новостями, им поверили. Кроме того, — Бродяга серьезно посмотрел на дочь, — Цисси не была бы сейчас жива, если бы ты не приняла меры.

— Но ведь погибло так много людей…

Она снова отвернулась и стала смотреть, как свет от камина пляшет по ковру.

— Да, но мы также убили и захватили в плен много Пожирателей. Это война, Гермиона, люди будут умирать. Мы просто должны сделать всё возможное, чтобы снизить количество потерь и сделать каждого человека значимым.

Гермиона сжала кулаки и почувствовала, как ногти впиваются в кожу. Острая боль успокоила, вернув внимание к настоящему. Она сделала глубокий вдох и медленно выдохнула. Немного спустя она разжала руки.

Маленькие полумесяцы украсили кожу рук, напоминая о полной луне снаружи.

Это было первое полнолуние, когда Бродяга не смог составить компанию дяде Ремусу. Последнее полнолуние, к которому Уислдаун сварила для него волчье противоядие.

Нет.

Она отогнала эти мысли и заставила себя сосредоточиться на дыхании.

Гермиона была настолько в себе, что потребовалось мягкое прикосновение руки, чтобы вернуть ее внимание.

Она подняла глаза, растерянно моргая, пока не поняла, что женщина, усевшаяся перед ней на ковре, была не кто иная, как Нарцисса Малфой.

— Гермиона, думаю, нам с Сириусом нужно ещё поговорить с тобой о магии Блэков. Если ты чувствуешь себя в состоянии говорить в данный момент.

Гермиона тут же вспомнила о потере контроля; о том, что через несколько секунд могла убить Беллатрису.

Эта мысль вызвала тошноту, но ее не вырвало.

— Как мне контролировать жажду крови? Я не… — она замолчала и сглотнула, — я не хочу снова потерять контроль.

— Найди якорь, — сказали они одновременно, заставив Гермиону слегка улыбнуться выражению на их лицах.

Она сомневалась, что они часто думали об одном и том же, даже если в данный момент их жизненные цели были удивительно схожи.

— У меня это были Джеймс, Ремус и, — он нахмурился, — крыса. Вот почему я чуть не потерял контроль, когда узнал, что Джеймс умер, потому что нас предали. Один довольно мудрый, хотя и неврастеничный волшебник заметил, что у меня в тот момент были другие обязанности. Я превратил тебя и Гарри в свои якоря.

— Моим якорем была Андромеда, когда мы учились в школе. Потом она сбежала, и я некоторое время плыла по течению. К счастью, ничего по-настоящему страшного тогда не произошло. Когда мы с Люциусом сблизились и полюбили друг друга, моим якорем был он, но потом его место занял Драко. И очень хорошо, потому что не уверена, что была бы сейчас в здравом уме, если бы моим единственным якорем был Люциус.

Гермиона невольно нахмурилась.