perfection (1/2)

Альбедо ловит все лучшие его ракурсы, зарисовывает быстрыми штрихами куском угля на бумаге длинную косу и золотые ресницы, брошенный украдкой хитрый взгляд и украденную у самого солнца улыбку. Линии его быстры и точны, пальцы дрожат немного, но слушаются, стоит ему сосредоточиться на рисунке полностью, забавно нахмурившись и сведя брови. Итэр наблюдает издалека, делает вид, что совсем не замечает, чтобы не смущать.

Но все равно знает больше, чем показывает в наивных глазах, милых улыбках и беззаботном смехе. Альбедо им — озабочен.

Может даже зависим. Рисунки на дне его сумки копятся, эскизы сминаются и заменяются все новыми, но каждым он — не доволен. Словно в слепой попытке прийти к совершенству, достичь идеала как в жизни, он вновь и вновь берет в руки бумагу, портит ее под недовольное собственное фырканье. Сравнивает рисунки и оригинал, и пальцы едва сдерживаются, чтобы не порвать — все.

Альбедо никогда не думал, что будет ненавидеть свое искусство настолько. Картины остаются мертвыми, словно лишенными золота жизни. Они не способны поймать мимолетные улыбки, не могут запечатлеть свободу, что вьется ветром в легких светлых волосах. Никогда не оставляют ему даже частички Итэра, который растворяется во времени и готовится вот-вот уйти.

Чем ближе срок окончания пути, тем больше Альбедо нервничает. Тем сильнее проявляется его одержимость.

И тем больше скапливается рисунков на полу пыльной лаборатории. Вообще-то… он всегда ценил чистоту.

То, что начинается как интерес, как новый эксперимент, оборачивается кошмаром, и Альбедо погружается в его темные бездны все больше, забывая о существовании реальности и жизни, окружая себя лишь нарисованными портретами, неидеальными, порванными и смятыми в своем большинстве, местами сожженными. Он ненавидит свои пальцы, что не могут нарисовать все правильно, все — хорошо.

Как ему сохранить мгновение солнечного света, что скоро растворится, если даже искусство его предало? Как ему заставить Итэра остаться?

Под плеядой тихих звезд он пытается в последний раз, используя все лучшие краски, до мозолей на пальцах растирая золото в пыль и рисуя ею же свет глаз. Копии звезд смотрят на него насмешливо и безжизненно, блестят как дешевые подделки, когда оригиналы — глядят обеспокоенно, с тревогой. Альбедо врет им, что все в порядке. Он сам — в порядке. Здоров и как обычно в норме.

Мысленно он пересекает последнюю черту между дозволенным и безумным, обещая себе не сдаваться в своей единственной теперь цели. Если искусство не может подарить ему идеального Итэра, это не страшно. У него всегда была еще и алхимия.

Стены в лаборатории перестают быть единым холстом, превращаясь в чертежи и схемы. И Альбедо забывает о данном себе же обещании. «Никогда не повторять ошибки учителя».

…

Его первый образец выглядит нелепо. Слишком тонкие крылья рвутся с болезненным криком, испуганные глаза смотрят на него с тоской и надеждой, понимание своей горькой участи глушится в них слепой благодарностью создания.

Альбедо избавляется от него максимально аккуратно, плоть из мела ценна и редка, а золотые локоны, наполненные потухшими звездами, будет тяжело отмыть от крови. Образец засыпает с почерневшей на шее звездой. Он убирает следы преступления осторожно, проверяет сто раз всю лабораторию, не желая получать лишние вопросы от непонимающих и вечно боящихся неизвестного людей. С неудовольствием в мягких чертах замечает, что живое сердце перестало биться и для следующего образца придется искать новое, желательно, более сильное. Может, обладателя глаза бога?

Кли вбегает в лабораторию, как всегда, с громким смехом и растрепанными хвостиками. Ее детские глаза горят надеждой и верой, когда она опускается рядышком на чистый-чистый пол, раскладывает свои мелки и альбом с рисунками. Следов крови, что проливалась всего час назад, здесь давно нет.

…

Он повторяет эксперимент еще десяток раз, но особых успехов не достигает. Настоящий Итэр о нем беспокоится. Живой, теплый и дышащий, он прижимает его к своей груди, позволяя слушать бьющееся сердце, гладит мягко по спутанным волосам, целует в уставшие веки и умоляет отдохнуть, поберечь себя и хоть иногда бывать на солнце.

Альбедо не понимает, зачем ему заменять свет настоящей звезды на холодное свечение лампочек, названных глупо созвездиями. Он цепляется за него ослабшими пальцами, утыкается носом в чистую шею и засыпает, влюбленно шепча заветное имя.

До ухода Итэра из Тейвата остается год.

Просыпается он всегда один, путешественник убегает еще на рассвете, все также помогая всем и каждому, а Альбедо хотел бы, чтобы никому. Чтобы он проводил с ним время всегда, без исключений. Помогал бы в экспериментах, тестировал бы с ним новые зелья и всегда восхищался результатами исследований, коими алхимик охотно делится только с ним. Итэр всегда вдохновляет его своей искренней радостью, яркие звезды его глаз сияют так трепетно и нежно, стоит Альбедо показать искусство создания жизни в простейших ее формах. Словно выращенные на мертвой ветке цветы чего-то стоят.

Словно они могли бы сравниться с целой звездой, целым солнцем. Божеством. Его Божеством.

Итэр ему не принадлежит. Он понимает это с отчаянием в груди, что расползается горечью и отравой по венам, что пробуждает самые темные стороны его личности, заставляя перешагивать грани, что Рендоттир вбивала в него с первого дня создания. Человеческие нормы, основы морали. Основные табу в алхимии и жизни.

Теперь он нарушает их все.

Образец сто первый выходит чуть лучше предыдущих, он сияет светом звезд, почти неискусственных, крылья его трепещут золотом в свете ламп и кажутся крепкими, почти как у оригинала.

Жаль. Разум его совсем пустой, речи не похожи на слова Итэра. И смех. Слишком фальшивый, слишком сладкий.

Этот образец Альбедо уничтожает с сожалением. Ему он немного понравился.

…

— Я так давно не видел тебя, — Итэр говорит это с сожалением, искренним, что отражается в его потухших немного глазах, опущенных плечах и дрожащих пальцах. Грусть вырывается со вздохом, и Альбедо невольно все подмечает, записывает мысленно в блокнотик, зная, что информация вскоре понадобится. Новый образец растет в лаборатории и скоро очнется. Он наполнит его всеми деталями, попробует в этот раз достичь совершенства снова.