танец (2/2)

Те, что им поклонялись, возносили к нему грязные руки, оставляя на небесном теле следы, пачкая отпечатками земного и тесного, что заставляло его оседать все больше и больше, пока колени не задрожали, подкосившись, пока темная твердыня Тейвата не коснулась его нежной кожи, навсегда оставляя царапины.

В самой той земле жил ритм, который он не слышал слишком давно, чтобы вновь поверить в его существование.

Под темными сводами руин и свободы жила та, что танцевала с ним единственно верным способом, всегда попадая в ритм, потому что сердце у них было общее, поделенное половинками между двумя, что было единым существом.

Что понимали эти люди о целостном, если всю жизнь считали себя лишь частью кого-то и чего-то вокруг?

Что понимал о свободе тот, кто кружил с ним не первый танец, держа руки на талии в перчатках, никогда не оставляя следов даже губами, к которым Итэр привык после сотни предательских поцелуев?

Что понимал он о вечном танце, он, скованный цепями с браслетами кандалов, что цвели обманчиво белыми цветами и ветрами оплетали его волосы, даря удушливо-приторный запах, что отравлял его снова и снова. Но Сяо и не замечал, вдыхая его полной грудью.

Веря, что в землях Ли Юэ царит безопасность и свобода, дарованная ему архонтами.

Итэр принимал его приглашения чаще прочих, потому что Алатус поистине любил хорошую музыку, хоть и танцевал нелепо, тяжело переступая ногами через правила и контракты, собственные страхи, укрывающие желания. Итэр забавлялся, делясь с ним снами.

Улыбался мягко, давая ложную надежду на право обладания его душой, не телом. Жаль, никто так и не сказал ему, что у связанных звезд сознание общее, неразделимое даже этой зловещей тишиной, что стелилась покрывалом по всему Тейвату, не давая ему услышать снова знакомые ноты.

Они взлетали к нему из самых глубин темных морей и бездны, разбиваясь о твердь земли и смех людей, что поселились в белой комнате навечно, забрав навсегда понятие дома.

Сяо танцевал с ним по обгоревшим остаткам городов, пыльных руин и тел, что кричали о помощи. Кружился все лучше и лучше, теряя маски одну за другой, пока не лишился последней, связывавшей.

И в черной комнате однажды не стало людей вновь. Они смотрели пустыми глазами в потолок, что секунду назад был белым словно снег, не замечали, как топчут остатки их тел из пыли и пепла босыми ногами, попадая в несуществующий ритм под музыку поломанных пластин и кассет. Не видели самый прекрасный на свете танец, под который кружилась и кружилась звезда, все больше сжигая своего партнера, глуша его болезненный вскрик очищенными губами, с которых капало вино и оседали хлебные крошки.

В черной комнате танцевал лишь один, расплетая длинную косу под заливистый мягкий смех. Терпеливо ожидая вторую под бесконечное кружение.