О танцах, огне и личных монстрах под кроватью (2/2)
Ему больше не холодно.
— Ну и куда ты собрался? — он ухмыляется и небрежным взмахом руки перекрывает путь к отходу. — Ну же, не будь невежей и трусом, Пустышка, — укоризненно качает головой. — это совсем, совсем не подобает такому воину, как ты. Знаешь, вообще-то я возлагаю на тебя большие надежды!
Его голос эхом разносится под сводами шатра, хоть и не должен. От этого становится немного не по себе. Какая разница, что под танцем Маэстро подразумевает бой — в котором либо он, либо партнер будут покалечены или убиты?
Ради Ритуала не жалко, если что, и плащ продрать.
Как и сотни раз назад, все еще страшно. Даже если ты бессмертен и перерождаешься в конце каждого из Ритуалов — все равно страшно, очень страшно и больно умирать.
Отворачиваясь, Гримм думает о том, что какая разница, что там он чувствует. Если ты артист — ты должен уметь держать лицо.
Щелчок.
Вспыхивают под потолком светильники: зал превращается в привычную сцену, озаренную отсветами алого пламени.
— Станцуй со мной, мой друг! Нас публика желает лицезреть, — произносит он, раскидывая руки в стороны, останавливаясь прямо перед воителем ниже его раза в три и пристально взирая сверху вниз:
— Докажи, что ты достоин главной роли.
Он силен, определенно силен. А сегодня… Либо убьют его, либо убьет он.
ты связался
не с той компанией…
друг.
Поклон — дань уважения вежливости.
Удар.
*
— Я… я…
все будет так.
исхода нет.
Он зажимает сочащиеся ихором раны сухой рукой — скорее по привычке, чем желая помочь себе, от этого все равно никуда не денешься, — идет медленно, ступает неправильно тяжело, грузно, и продранный в нескольких местах бесполезный теперь плащ волочится по бордовому полу алых Грез вслед за ним.
мое тело спит
и легко вздрагивает
от каждой
пульсации Сердца Кошмара.
…
я знаю.
Король Кошмара — вторая личность, Бог, дух, отец, — кажется, не замечает его с о в с е м, а Маэстро без сил оседает на пол, не в силах даже вдохнуть. Он оборачивается — и смотрит с непонятным сожалением.
— Мое творение снова покалечили и изуродовали. — он протягивает ему когтистую длань. — Ну же, иди сюда, искорка.
Гримм знает, что ему почти наплевать, но охотно обманывает себя этим участием, хватается за чужую ладонь и почти падает на его руки.
— Сильный. — когтистая ладонь гладит и чешет макушку. Гримм невольно вздрагивает — по спине продрало мурашками.
— Я?.. Я сильный? Смешная шу… — он кашляет. — шутка. Боль-но.
— Тебе снова страшно.
— Б-больно, ужа… сно больно. П-пожалуйста, помоги мне.
Он утыкается в горячие грудные пластины по факту самого же себя, только бога, бессильно обвисает на чужих руках, дрожит и шепчет что-то невнятное.
мне страшно.
страшно
страшно
страшно
я-я…
я…
…
Гримм знает, чем все закончится.
сопротивление бесполезно.
я знаю.
— Потерпи немного. — Кошмар гладит его по голове, а он хочет заплакать, но не может: слезы будто кончились. — Скоро все закончится.
— Я знаю. — уже вслух шепчет Маэстро и наконец закрывает глаза.
Его поднимают на руки, как ребёнка — он легкий совсем, — и несут куда-то. Ему все равно, куда. Кошмар огромен. Лишь бы не было так больно.
Время тянется ужасно медленно: Король долго рассказывает что-то незначащее вполголоса, пока он лежит головой у него на коленях, путаясь в складках алого-как-это-чертово-пламя плаща, и медленно проваливается куда-то в тягучую темноту. Он рассеянно слушает — и ему уже почти не больно. Король скалит зубастую прорезь-рот почти добродушно. Гримму хочется верить, что ей не кажется.
мой монстр меня бережет…
ха-ха…
с-спасибо.
благодаря тебе
мне п-почти не страшно.
— Не беспокойся. Я отомщу за тебя.
Гримм улыбается слабо, едва заметно, сонно. Это было бы даже мило, да только вот Королю Кошмара тоже вскорости суждено умереть от чьего-нибудь клинка. Он умрет — а Алая сущность, высвободившись из его оболочки, вернет его из небытия.
Так было всегда.
спасибо те…бе.
м-может,
не такой уж ты и монстр…
ха-ха…
…Темнота.
Он — маленькая тлеющая искорка в целом море бесконечной, вязкой, удушливой тьмы.
я феникс.
я феникс, который сгорает каждый раз,
чтобы возродиться с новой силой.