Вечные вещи (2/2)
«Можешь попытать удачу снова» — говорил Он.
«Может, Труппа еще заглянет на огонек» — говорил Он.
Что ж, теперь обязательно заглянет.
Ты бросаешь уголь в чашу Фонаря — и та вспыхивает знакомым алым огнем.
Всю ночь ты не смыкаешь глаз. Ты ждешь — ждешь скрипа колес, багряных отблесков, гикания и гадкого смеха Учеников; ждешь непонятный и трескучий говор Святой и заунывную гармошку Брумма; ждешь так, будто Труппа — единственное, что может спасти тебя, умирающего от повседневности и больного от одинаковости.
Они приходят, как всегда, перед рассветом.
...Шум публики постепенно стихает — спектакль окончен, гаснет свет и Пламя, зрители расходятся; ты слышишь приближающиеся шаги и разговор на незнакомом тебе наречии (впрочем, этот бархатный баритон с хрипотцой — это бренд, и его ты узнаешь за километр), а еще через мгновение Ученики шустро подхватывают плотную тяжелую ткань портьеры, пропуская вперед высокого жука в до рези в глазах знакомых черно-алых одеждах. Тебе уже довелось провести с Труппой довольно много времени — так что этот силуэт сложно не узнать.
— Кого я ви-и-ижу, — тянет голос нараспев. — вот так сюрприз...
(как и хозяину этого силуэта сложно не узнать тебя.)
— Какие живые в нашей скромной обители! Ты всё-таки решился? Похвальный энтузиазм!
Гримм, не постаревший ни на секунду с момента вашей последней встречи, растягивает зубастую прорезь для рта в хищной ухмылке до ушей и театрально раскидывает руки в стороны; полы его бессменного плаща легко покачиваются из стороны в сторону от этого движения.
— Твое упрямство и рвение достойны уважения, — Маэстро проходит мимо, шурша похожими на пламя полами, щелкает пальцами — под потолком вспыхивают алым светильники, и отмахивается от Учеников, мол, «оставьте нас», — многим за всю жизнь не доведется встретить Труппу и единожды — а это на твоем веку уже второй раз, подумать только. Видится мне, наши дороги еще нескоро разойдутся, и то, что мои глаза сейчас меня не обманывают — прямое тому подтверждение.
В алом полумраке Шатра контуры и чувство реальности происходящего смазываются в багровый сумрак. Гримм, деловито и чуть-чуть напоказ поправив застежки плаща на груди, усмехается, глядя на тебя через сухое тонкое плечо, и наконец оборачивается:
— Словом, мой старый друг, вот мы и встретились снова.