Глава 7. Зеркало - обманчивая глупь (2/2)
-Леночка так много рассказывала про эту постановку! И про вас, конечно! - в запале продолжал тот вырывать у судьбы считанные минуты неформального общения с ”большим” интересным человеком.
-Про меня? Интересно, что же? - уцепилась тут же за возможность разузнать, что думает о ней ”Леночка”. - и взгляд Бурцевой все это время отчего-то блуждал вовсе не по собеседнику, а по безмолвной Юрченко.
-Ну как, - что с вами работать одно удовольствие, - с настоящим мастером своего дела!
-Правда? - с легким наигранным сарказмом, проникновенно переспрашивает режиссер, доводя тем самым сценографа до исключительного смущения и исступления.
-Правда-правда... а еще... - взахлеб лил любовную воду мужчина-Сема, точно не понимая, что диалог Бурцева ведет сейчас явно не с ним...
Воспев еще ни раз достоинства и творчество постановщицы, Сема был уведен с глаз долой самой же ”Леночкой”. И все время, что у Анны Викторовны брали интервью, парочка стояла неподалеку. Оба смотрели на Бурцеву - Семен - в бесконечном восхищенном очаровании, а Юрченко же - с некоторой задумчивой тоской.
Далее перед спектаклем ожидалась большая крайняя пресс-конференция, после которой приглашенные зрители смогут непосредственно насладиться долгожданной премьерой.
Все время конференции Бурцеву мучил вопрос - почему рядом за столом сидят все: и администрация театра во главе с директором Андре Гарнье, и гримеры, и костюмеры, и основные актеры, а Юрченко, черт ее дери, - важное лицо этой постановки, как словно сквозь землю провалилась. На что, в самом конце, Бернар, сидящий рядом с девушкой, пояснил - ”Это было чуть ли ни единственное условие работы Элен у нас - никакой публичности и огласки! Аб-со-лют-но!”.
”Вот и думай после такого все, что угодно”. - пробежало в голове Анны Ви.
Спектакль шел уже 15 минут. Сейчас Бурцева сидит в высокой осветительной будке, во второй части, - после сложных сцен перейдет, как обычно, на самый последний ряд. Она никогда не сидела с випами, даже, скорее, брезговала этим. Ей нужно было эмоциональное настоящее мясо с галерок.
Успев уже от души поорать на разнорабочих во все волны рации, Бурцева все равно думала, что это случилась хорошая, качественная постановка. И она вполне удовлетворена и довольна.
Удивительно, что, возможно, впервые, ей полностью нравились декорации, грим и костюмы героев, даже актеры играют неплохо... ”Лена, как она? - наверное у них там за сценой все горит и дымится, настоящий ад!”
В различных эмоциональных качелях прошла таки громкая долгожданная парижская премьера спектакля русского именитого режиссера Анны Викторовны Бурцевой: ”В дроби ты - знак деления”.
За пару минут до конца постановки её все же обязали спуститься за сцену на поклоны.
Анна Викторовна выглядела для ”женщины в черном” - безукоризненно прекрасно и сексуально:
На жемчужное шелкое платье с глубоким вырезом был надет черный пиджак чуть бОльших размеров, в середине рукавов выходили непосредственно руки, как бы прямо в распоротых швах выглядывало режиссерское мастерство женского начала. И заканчивалось все острыми вкусными коралловыми туфлями, конечно, в тон помаде...
Подойдя к первой правой кулисе, Анна никак не могла нигде найти ту самую нелюдимую Лену. Та словно провалилась сквозь землю. И снова пронеслись в голове слова Фрозе с конференции: ”Это было единственное условие работы Элен у нас - никакой публичности и огласки!”.
”Значит, она уже уехала? Даже не попрощалась!” - мгновенно подумала режиссер с некоторым разочарованием.
Но вот уже начался финальный музыкальный аккорд спектакля, а значит, сейчас нужно выйти на сцену к поклонам, поулыбаться для вспышек. Снова. И снова. И снова, пока руки не умрут от тяжести букетов и подарков, а уши не завянут от сладких, приторных французских восхищений.
Дальше все как в тумане: специальная музыка для аплодисментов, Аню выливают первую на эту злосчастную горячую сцену, подходят и остальные создатели. Вышли все... вокруг оглушительный шум, крики ”Брово”. Озираясь по сторонам, Бурцева через пару экстренных вдохов и выдохов обнаруживает в противоположной кулисе Лену. ”Как же она красива в этом свете...” - почему-то первое и единственное, что приходит режиссеру на ум. И ту, как оказывается, ликующий персонал тоже выталкивает на сцену, прямо к Бурцевой.
Секунда, обе не замечают подвоха: одна - что ее таки вынесли на публику, когда она была на полпути к такси, другая - что нужно, и даже хочется взять за руку кого-то уже совсем не постороннего.
Так и происходят незаметные волшебные вещи - их руки соединяются столь естественным образом, - жар и сталь в симфонии порядка и умиротворения. Обе улыбаются зрителям, а после и друг другу, без слов понимая, что все прошло хорошо, - это успех. И проект, наконец, завершен после стольких долгих месяцев.
Но пальцы остаются на минуту их единственными свидетелями блаженства и притягательности.
Далее же - расстыковка корпусов и ракет - обратно к своим орбитам и планетам.
-Мне пора... - грустно шепчет Лена сквозь гром голосов и звуков, чуть подаваясь ближе. -Такси уже ждет.
-И мне. Думаю, нам по пути, хотя бы в один аэропорт. Можно с тобой? Отсюда нужно скорее сбежать! - продолжила тон Аня, словно в заговоре.
-Конечно, без вопросов. Тебе долго собираться? - они уже выскользнули за сцену.
-Нет, только сумку забрать. Я быстро. Иди, жди в машине. - и вновь генеральские распоряжения из уст режиссера, как будто и не закончилось только что это театрально-подчиненное действо.
Пара минут для обеих, кажется, длились чертову вечность. Лена уже сидела в черном Citroën C5, Аня - торопилась быстрее выжаться из тусовочной братии в тишину скорого возвращения домой.
-Можем ехать. - по-королевски озвучила Бурцева, усаживаясь в авто и легко улыбаясь Юрченко. ”Как хорошо, что она меня так удачно забрала с собой в аэропорт, вовремя приеду к рейсу!” - беспокоивший факт того, что ей очень хотелось последние несколько часов просто побыть наедине с Леной, постановщица решила опустить.
В дороге начал моросить дождь, плача словно вместе с каждой из героинь по своим причинам.
Обе, сидя совсем близко, на заднем сидении авто, смотрели в совершенно противоположные стороны - в окна, помогая дождю окраплять грусть не только с внешней стороны, но и изнутри.
-Мне сегодня совсем не спалось, почему-то. - первая разбудила тишину Лена, пытаясь отвлечься от странного чувства потери где-то глубоко внутри.
-Кстати, мне тоже. Как ни крутилась, пришлось встать ни свет ни заря, нихрена не выспалась, может хоть в самолете получится... - в тон, рассеянно произнесла Аня, поворачиваясь в усталости к Юрченко, но не ловя ответных карих глаз.
”Она даже не поворачивается! Устала от меня? Почему?” - отодвигаясь обратно, Анна Викторовна более не решалась тревожить Лену, вглядываясь в даль проносящихся улиц.
Так обе женщины и доехали в парадоксальной ломкой тишине, хоть и той, и другой было, что сказать, молчали они о куда большем..
Зайдя в аэропорт, получилось так, что каждая разошлись по своим сторонам залов ожидания рейсов. На прощание только и выдавилось хрупким, грустным голосом и Анны, и Елены: ”Мне в тот зал, спасибо за работу, вышло недурно, даже хорошо, мне пора, пока!”
Только снова и снова в головах обеих всплывали образы, как они стояли на сцене рука об руку. Так приятно и гордо... -”она рядом, и я могу разделить с ней настоящую радость праздника!”