Часть 7 (2/2)
- Годится. Поищи ленту какую-нибудь или бинт.
Повязка она и в Ирландии повязка — сломанное крыло надо было зафиксировать, дабы птенец не наделал глупостей. Тяжело дышащая, недовольная птичка некоторое время посопротивлялась, но после уступила бинту и паре глотков воды из крышки питьевой бутылки. Мошку с подоконника стриж заглотил почти мгновенно, после чего отправился на дно корзины с постеленным изнутри махровым полотенцем. Просветы между прутьями позволяли слётку дышать, и заодно не бояться кромешной тьмы вокруг: то, что нужно.
- Я поехал.
Скинув наконец перчатки, маску и испорченный дождевик, Павел сменил боевое обмундирование класса «хэнд мэйд» на более казуальные накидку из плотной ткани и шарф.
- А я?
- А ты останешься. Кто-то же должен следить за домом, правильно?
Везти с собой ещё и Эллу было чем-то за гранью: он со стрижом-то вряд ли справится, а тут ещё она! Вся эта спецоперация по спасению врезавшейся в окно птицы уже изрядно нервировала: подумаешь! Процентов восемьдесят этих засранцев гибнут! Одним больше, одним меньше — но ребёнку этого не объяснишь, верно?! Весь на взводе, Павлу показалось, что он слышит характерной шум в ушах. Уходя спиной от дома, мужчина почти что выбежал на тротуар — и чуть не столкнулся с возникшим из ниоткуда маленьким мальчиком лет пяти на велосипеде.
- Ой, простите, пожалуйста...
Следом за ребёнком подбежала и его мама.
- Осторожней надо быть! Смотрите, куда прёте!!
Встревоженный сверх меры, Павел аж забыл переключиться на английский, заорав на мамашу чистым «руссиском». Натурализованный датчанин с корзиной наперевес мчал на всех парах, широко выставляя вперёд ноги, локомотивом прорубая себе дорогу в сторону остановки. Браслет предательски взвыл, извещая о превышении норматива давления, но правая рука была уже наготове: глоток лекарственного средства должен был подействовать минут через пять, а то и три, с такой частотой сердцебиения. Где-то в глубине корзины стриж снова истерично заверещал — качка определённо была птице не по нраву. На полном ходу мужчина миновал перекрёсток. Ждать автобуса оставалось ещё минут десять, но Павел всё никак не мог успокоиться: да когда ж этот день кончится?
Святые угодники, ну и поездочка — час в пути, полчаса в пробке на въезд в город! Кое-как добрался до порта, обрисовал местным волонтёрам ситуацию: надо было, конечно, видеть лица работников, когда в состоящий процентов на восемьдесят из кошек и собак дом брошенных животных прибыл стрижец. Кто бы мог подумать, что в их городской приют привезут реально дикую птицу! Слава матери Терезе, есть в мире альтруисты — назад птенца он бы просто не повёз. Весь в мыле, возвращаясь из города обратно в округ, Павел и не заметил, как наступил вечер. Солнце под конец дня наконец выглянуло из-за туч, окрасив лес на пути автострады во все оттенки рыжего. Живот, весь день пробывший на голодном пайке, заурчал в негодовании: да успокойся ты, скоро поешь, потерпи немного.
- Вудбрук Лаун!
«Хоть в этот раз без мелочи пузатой» — подумал Павел, выпрыгивая из автобуса. Отдышавшись, мужчина огляделся по сторонам: несмотря на северные широты, на улице стремительно вечерело и западная часть горизонта уже окрасилась в закатные краски. «А всё-таки здесь красиво» — тихий, уединённый, пригород Дублина был ещё спокойнее вечером, чем днём. После шума столицы уши буквально отдыхали в этом немом молчании. Со стороны запада воздух веял лесом, уютные домики постепенно зажигали первые огни — дитя глобализации, для Павла всё это не имело ничего общего с тем, где он когда-либо жил. Наверное, за это Инна с Яной и полюбили это место: между городом и деревней, землёй и морем, Бри был как на острие пера, раскрывая в красках всё то, что не выразить словами.
- Всё! — громко объявил мужчина, уже в третий раз за сегодня закрывая входную дверь, — Передал: волонтёрки на месте встретили, сказали, возьмутся сами или питомник найдут. Победа!
На зов Павла никто не откликнулся. На кухне одиноко горела лампа вытяжки и тот уже не спеша зашёл туда. Глазам предстала довольно странная в своём содержании картина: сидя за столом, Элла легла на него, положив под голову локти. Со стороны вполне могло показаться, что ребёнок спит, но время от времени моргавшие в полутьме глаза говорили об обратном.
- Эй, чего такая грустная? Сама хотела позаботиться о птенчике, ну так вот — в надёжных руках теперь! Радуйся!
Ещё усталый, Павел пытался поделиться с Эллой своими эмоциями, но та, похоже, была вовсе не счастлива, скорее наоборот: в полутьме видно было плохо, но спина девчонки то и дело высоко поднималась и опускалась, символизируя глубокие вдох и выдох.
- Эль?!
Мелкая наконец очнулась от забвения, подняла лоб и слабо выдала в его сторону:
- Можно спросить?
Голос Эллы не выражал ровно никаких эмоций. Животом девчушка вся распласталась по столу и Павел удивлённо присел рядом.
- Вы в первый день сказали, спрашивать. Если что...
- Да, было дело, — кивнул он, — Я весь во внимании.
Кажется, Эля была чем-то расстроена: глаза цвета свежей маслины всячески избегали контакта с Павлом, но окончательно убегать от него она не хотела.
- Ответьте, только честно....
Тихая, сказанная полушёпотом фраза заставила мужчину занервничать, и дочь Инны и Яны спросила его:
- Вы не любите детей?
Голос, выражение лица выдавали в Элле смятение, а Павел тяжело выпустил через рот воздух: что ж, он проиграл. Больше притворяться не получится — трудно было ожидать, что двенадцатилетка не поймёт, не увидит очевидного. Обещал он Яне, что попробует поладить с Элей — но похоже, шансов на это не было с самого начала. Кулаки бессильно сжались и Павел грузно опустил на стол подбородок:
- Скажу больше — ненавижу.
Сказанное в глаза, без прикрас жёсткое, признание шокировало её.
- За что?
- А за что их любить? — возмутился он, — Меня вот бесит эта манера делать из детей неприкасаемых ангелов. Они злы, эгоистичны, не способны контролировать своё поведение, не делают абсолютно ничего полезного для общества — и при этом мы должны им всё прощать, просто потому что «жеребёнок»! — раздражённый, Павла буквально распирало от злости, — Если любой взрослый человек будет вести себя так, он попадёт либо в тюрьму, как опасный маньяк, либо в больницу, как умственно отсталый. А здесь, видите ли, маленький! Если маленький и не может вести себя, не выпускай этого хомо эректуса из дома! Ты не садишься за руль, не получив водительских прав — а тут на тебе, добро пожаловать в мир, где всё дозволено! Почему десятки, а то и сотни людей должны подстраиваться под одного обормота? Одно дело, состояние здоровья, но в подавляющем большинстве случаев это просто капризы человека, не способного управлять тем, за что он в ответе по закону и здравому смыслу.
Грубый, растерявший остатки сдержанности, словами мужчина напротив ребёнка готов был рвать и метать. Разум с концами поглотила глубокая, тягучая трясина ненависти: говорить такое в лицо — да уж, для этого надо было постараться его разозлить. Мысленно Павел уже проклинал судьбу за то, что свела его с дочерью двух лучших подруг, вот только... виновата ли она сама в этом? Эллу ведь тоже не спросили, когда составляли завещание. Выходит, они оба сейчас заложники юриспруденции и глупых решений.
В какой-то момент Павел подумал, что Элла сейчас заплачет, но похоже, реакция её была прямо противоположной — глядя в стол вместо его лица, девчонка неспешно выпрямила спину и тихо прошипела:
- Значит, это правда.
В ответ опекун по наследству лишь слабо кивнул.
- Правда.
- Меня вы тоже... ненавидите.
Вне себя от ужаса, девчушка вскочила из-за стола как ошпаренная и быстрым шагом направилась прочь из кухни. Всё ещё лёжа на столе, Павлу было, если честно, досадно видеть, как Эля убегает от него. Чего он точно не любил, так это когда люди не знают правду — о том, что они думают и что у них на уме: так уж был воспитан.
- Нет.
Слово, сказанное достаточно громко, чтобы достичь её ушей, но не настолько, чтобы сойти за крик, остановило Эллу в дверном проёме кухни. Застыв на месте от услышанного, девчонка развернулась на одних носках с видом полной растерянности на физиономии, дав опекуну время развернуться.
- Почему? — всплеснула она руками, — В чём разница между мной и остальными?
Оливковые глаза сверкали презрением и Павел понуро опустил глаза: даже если он скажет, ты всё равно обидишься.
- Потому что ты дочь моих друзей.
Левая бровь Эллы поехала вверх, уголок рта скривился в непонимании. Дочери Инь и Янь требовались разъяснения, и Павел не спеша привстал, чтобы объясниться.
- Инна с Яной... они мне как семья, — признался он и медленно, боясь спугнуть, шагнул в её сторону, — Мы вместе уже столько лет, что знаем друг друга вдоль и поперёк. У меня не так много друзей, но ради тех, кто вошёл в их число, я готов свернуть горы — таков мой жизненный принцип. Я правда их люблю, и для меня они очень, очень много значат. А ты — кончиком пальца коснулся он плеча Эли, — Неотъемлемая часть их семьи. А значит, в каком-то смысле и моя семья тоже.
Испуганная, растерянная, девчушка, кажется, всё меньше верила его словам, но вместе с тем — не сдвинулась с места даже когда тот до неё дотронулся. В голове у ребёнка просто не укладывалось, как он может ненавидеть всех ей подобных, но не испытывать этого же злого, гадкого чувства к ней самой.
- Не принимай мною сказанное на свой счёт, — тихо сказал Павел, — Знаю, я не произвожу хорошего впечатления, но подумай: стала бы тогда твоя мама указывать меня как опекуна?
Мужчина доверительно положил руку ей на плечо, на что Элла вздрогнула и попыталась ответить.
- Может, она ошибалась...
- Инна не ошиблась, потому что знала меня. Она бы не стала доверять Элю тому, кто даст хоть толику сомнений. И знала, что я сделаю всё для неё и мамы Яны, если потребуется. Я сам был не очень уверен, что я... подхожу, — растеряно почесал друг Инны голову, — Но если это правда то, чего она хотела, я постараюсь, и если тебе что-то нужно, обращайся. Я, конечно, не всесилен, но кое-что могу.
Глаза опасались взглянуть на вверенного ему ребёнка, но кажется, у него получилось: прежде напряжённые до предела, мышцы под его ладонью слегка расслабились. Из груди сразу вырвался вздох облегчения и Павел бережно погладил Элю по спине.
- Извини, я не должен был выплёскивать на тебя всё это.
- Да ничего.
«Врёт» — словами Элла Луиза не сумела убедить его: ну, хоть себя убедить пытается.
- Знаешь, я только сейчас понял, как ты на неё похожа.
Всё ещё расстроенная, дочь подруг удивлённо посмотрела на Павла.
- На Инну, — пояснил он и прочертил пальцем круг вокруг своей физиономии, — У вас лицо один в один. И ты так же улыбаешься.
Последнее Павел уже добавил от себя: честно говоря, за всё время мужчина не обращал внимания на её улыбку. Но кажется, слова о внешней схожести с покойной мамой зацепили дочь Инны и Элла слабо, кривенько улыбнулась. Вымученная улыбка лишь усугубила в Павле чувство вины: дурная черта его характера снова всплыла на поверхность, когда не следовало. Да, он и дети несовместимы. Да, он плохой воспитатель. Но другого, увы, Инь для неё не захотела.
- Скажи, что тебе приготовить на ужин?
Измотанный сегодняшними событиями, Павел попытался наконец слезть с больной темы.
- Н-на свой вкус, наверное.
Сконфузившись, Элла оставила выбор на него. Доверенному лицу её матери снова вспомнились события прошедших дней.
- Я бы хотел, чтобы ты сама решила — мягко настоял он, — Есть говядина, форель, запеканка картофельная, что больше нравится?
Девочка определённо не хотела выбирать, но Павлу хотелось приучить её. В конце концов, для кого он готовит?!
- Тогда запеканку.
- Будет сделано.
Слоёную, мягкую массу из картофеля, сыра и бараньего фарша Павел приготовил ещё вчера вечером — сейчас ему оставалось только разогреть. Оранжево-жёлтая, равномерно пропечённая корочка из чеддера заблагоухала, едва он достал два приемлемых куска блюда из холодильника и поместил в духовку на покрытый бумагой противень.
- Можно же в микроволновку, у нас есть — показала Элла на подоконник, где стояла СВЧ-печь.
- Я предпочитаю в духовке, так лучше получается. По крайней мере, у меня.
Минут десять на средней мощности индукции — и запах пропитанного сыром клубня заполонил помещение. Сладковатый пар сочился из правильно приготовленной запеканки, заставляя Павла глотать слюнки в ожидании, пока еда хоть немного остынет. Чайник вскипел тоже быстро, и две кружки, одна для него, другая, с кипяточком, для Эли, перепорхнули со столешницы на стол. Всего какое-то время назад едва не ставшая полем раздора, кухня скоро наполнилась звуком двух пар работающих челюстей. Методично орудуя вилкой, Павел старался хватать куски побольше — голод ещё давал о себе знать.
«Вкуснятина!» — доставая здоровенные куски запеканки из холодильной камеры, мужчине казалось, что он перебарщивает с размером порций. Но похоже, он не прогадал — на том конце стола блюдо ели с такой же охотой. Аккуратно, ломтик за ломтиком отделяя картофельные листы один от другого, Элла шустро подъедала свой огромный ломоть. Сразу выдавало воспитание: кого-то приучили в детстве есть медленно. А кого-то — нет.
- Завтра трудный день, Эль, так что.... выспись как следует.
Следовавшая этикету, дочь Инны грустно посмотрела на него: конечно, не хотелось сыпать соль на рану — но что делать? Завтра им обоим придётся пройти через неизбежное.
- У тебя есть какое-нибудь тёмное платье? — уточнил Павел на всякий пожарный, — Только сейчас вспомнил.
Ребёнок смущённо кивнул и отставил пустую тарелку.
- Хорошо. Тогда я помою посуду, в душ и спать.
- Спокойной ночи.
- Спокойной...
Гложимый случившимся, Павлу хотелось ещё раз извиниться перед Элей, но не успел он договорить, как девочка умчала из кухни. Скрип половиц над головой известил о том, что Элла прошла по коридору и скрылась в своей комнате. Далее её беспокоить уже не следовало и, ополоснув тарелки, мужчина уложил их вместе с чашками на ребристую сушку для посуды.
Усталый, измученный угрызениями совести, Павел молча поплёлся в гостевую. Полотенце, свежий комплект белья, одноразовые пробники шампуня, прихваченные из какого-то отеля — бесконечные перелёты, гостиницы накладывали отпечаток и Павел по обыкновению пошлёпал в ванную. Привычный более к утренней помывке, присутствие второго человека вынудило его перестроить весь график банных процедур и сейчас Хрени уже не терпелось смыть с себя всю грязь сегодняшнего.
Прохладная вода окропила спину, волосы, икры, всё тело с головы до пят. Вязкая, густая масса вяло вытекла из маленького одноразового пакетика в левую ладонь и Павел принялся усиленно массировать ей насквозь седые волосы. Холод ментола пропитал кожу головы — страх неотвратимого никак не отпускал: кто знает, что будет завтра. Уже имевший этот болезненный опыт за плечами, близкий друг Савиной Инны не понимал, как ему самому принять уже случившееся. А ведь он будет там не один: «Говорил же, Инь» — как ни крути, Элла ему чужая. Но в этом Павел был с ней глубоко солидарен: в минувший понедельник оба потеряли одного очень близкого человека.