Пульс (2/2)

— Хочу пахнуть, как ты, — сказал он то ли наконец-то найдя среди массы вариантов понравившуюся ему причину, то ли пытался так неоднозначно подлизаться. — Дай мне помыться, гэгэ. Я заплачу…

За воду? Шампунь? Мыло? «А чем ты моешься? — хотелось спросить Сюэ Яну. — Или чем душишься? Твой запах у меня на языке и блуждает у меня во рту. Ты везде так классно пахнешь? Я бы слизал его с тебя, как дорожку твоих слез…»

И тут же покачал головой. Что за бред, какие слезы? Похоже голод и алкоголь сделали его безбожно глупым.

— Ладно, — кажется нехотя согласился парень. — Давай, придержись-ка за меня…

Но Сюэ Ян отказался и принялся идти сам. Его привели в ванную, достали из корзины полотенце, включили воду.

— Ты сможешь принять душ сам?

— Смогу, — Сюэ Ян был прижат спиной к кафелю, голова его склонилась на бок. Его грудь трепетала, взгляд был влажным и несосредоточенным. — Давай, иди уже. Я сам, сам…

И парень ушел, хотя нудно переспросил еще раз. Сюэ Ян стал раздеваться. Это получалось медленно, но он справлялся. На пол полетела кофта, расстегнулась пуговица, потянулся вниз язычок ширинки. Просунув пальцы под низ, он стал стягивать с себя оставшуюся одежду, чуть не упав, пытаясь освободить свои ноги. Когда же он полностью обнажился и поймал свое отражение в зеркале, то невольно протрезвел… так и не выходя из этого состояния. Его память отбросила его в момент определенных воспоминаний, и те же мысли, что и тогда, всплыли вновь. «Ты единственный, кто на это не купился, — думал Сюэ Ян, разглядывая себя, — ты не возбуждался и не отвращался, ты не был теми больными ублюдками, которые находили в этом красоту или отталкивающее уродство. Ты просто… принимал это… и меня, какой я есть, с этим всем или без него…»

Став под душ, он не стал рисковать и включил теплую, а не горячую воду, даже подкрутил немного, чтобы она отдавала прохладой. Когда вода коснулась его головы и потекла по волосам, Сюэ Ян поднял лицо, в котором читалось глубокое наслаждение. Его губы были приоткрыты, веки опущены, он весь трепетал, дрожа мелкой дрожью. Вода ласкала его, вспотевшего и дрожащего, стекала по его коже, змеясь ручейками вниз и теряясь в разломе между ягодицами и местечке между бедрами. Как… хорошо. До чего же жаль, что нельзя дать себе утечь вместе с этой водой, стать ею, бесконечно стекать по чему-то. Вжав ладони в кафель, Сюэ Ян подставлялся струям воды, и низ его тела наливался обжигающим теплом. «Я мог быть только твоим… — думал он, выражением лица обнажая тихую страсть того наслаждения, которое испытывал, — мы были бы вместе, ты и я. Я шел бы за тобой как за сбывшейся мечтой…»

И тут же открыв глаза, хотя их и заливало водой, посмотрел так темно и с таким гневным сожалением, что сам бы себя испугался, если бы увидел этот взгляд. «Не сбылось… — я немой ярости подумал он, вспоминая прошлое. — Я буду гореть в этом аду вечно… пока не сдохну под какой-нибудь луной, окончательно съеденный этими безжалостными волками. Даже ты стал по волчьи выть, живя среди волков… так почему я не должен был стать падалью, живя среди стервятников…»

Звук воды разносился по всей квартире, хоть дверь и была закрыта. Окна не были зашторены, там висели лишь занавески, и хоть в квартире так и не включили свет, но свет с улицы давал какое-то освещение. Слыша шум воды, приведший Сюэ Яна парень с легкой тревогой прислушивался, очевидно ожидая падения или других громких звуков. Задумавшись, он невольно потерялся в мыслях, и в какой-то момент сошел с места, не сразу и поняв, что шум воды прекратился. Он подошел к темному комоду, присел, выдвигая ящик, и посмотрел внутрь.

— Не совсем по размеру… — задумчиво пробормотал он. — И как я…

Он внутренне дернулся с мгновенно забившимся сердцем, когда… неожиданно стал слеп, и темнота, сделавшая это, была теплой… и влажной. Он почувствовал, как к спине что-то прижалось, что-то плотное и горячее, а когда вторая ладонь спустилась к его горлу, и парень повернул голову… его губы обожгло другими.

«Мое сердце дрожит,

и ни одному чувству его не успокоить…»

Сетка сосудов полыхает под музыку матери всех монстров, а в глубине чего-то страшно накаленного начинает подниматься невидимый пар, застила глаза и стекая каплей пота по пульсирующей жилке на виске. Что-то красивое сталкивается с бесконечно уродливым, но не видит этого, так как всё вокруг пульсирует и полыхает, словно раздуваемые кем-то угли, способные вызвать быстрое возгорание.

«Может, всё это иллюзия

и даже ты сам мне просто мерещишься…»

За шумом всегда следует… оглушение.

«И если ты лишь плод моей болезни,

то я не хочу выздоравливать…»

— Хах… — сдавленный выдох покинул легкие, когда он повернулся, ведь его схватили за плечи. — Что ты…

Он был совершенно голым, мокрым… и жутко горячим, просто полыхающим. С его волос капала вода, но она была холодной, потому что волосы не кожа, не нагреют. И они липли к его лицу, потому что Сюэ Ян слишком тесно прижимался, слишком требовательно целовал. Он навалился на него, его босые мокрые ступни скользнули по полу, породив чуть резковатый звук.

— У меня стоит, — дыхание Сюэ Яна обжигало, — сделай что-то с этим… прикоснись ко мне.

— Отпусти, — парень начал сопротивляться. Не похоже, чтобы он был возмущен, скорее потерян и впечатлен. — Нет…

— Да-а… — было так темно, что лишь плотность его тела виделась ему четче, чем даже скрытый в этом почти полном мраке силуэт, и тяжелый шепот этот, такой давящий, даже больной немного, лихорадочный, обдал его губы невероятным жаром. Сюэ Ян снова впился в его губы, и влажные звуки разлились вокруг. — Ты должен был понимать это, приведя меня домой. Я благодарен… очень.

Похоже, свою «благодарность» он решил выразить вот так, хотя напрашивался по совершенно другой причине. Секс. Он хотел секса, он был так возбужден, что даже радовался такому яркому желанию своего тела. Его не раз посещали мысли, особенно в последние месяцы, что чем больше у него одноразового секса, тем слабее реагирует его тело. Оно уже не горело, оно… скучало, и только с Сун Ланем получалось качественно и по-настоящему забыться. Всё остальное же… постепенно превращалось в мучение, главной целью которого было порой силой довести себя до оргазма, этой болезненной секундной вспышки, от которой иногда хотелось убить себя.

В тускловатом, из-за света улицы, освещении тело Сюэ Яна казалось темнее и силуэт его скорее был мрачным, подавляющим. Обнаженный… и такой настойчивый, ничего не боящийся. Он льнул и льнул, мысли его падали тяжелым пологом на глаза, а тело полыхало. Малейшее трение, даже об одежду, вызывало в нем чувство возбуждения, и он терся, он уже перекинул ногу через бедро незнакомца, который, похоже, не разделял его желание. Он и хотел что-то сказать, кажется, более возмущенно, и Сюэ Ян это использовал, точнее его открывшийся рот. Юноша льнул и льнул, с его ноздрей срывалось быстрое горячее дыхание, обжигающее незнакомцу верхнюю губу, а по лицу текли капли, срывающиеся с чужих волос. Они теперь прилипли и к этому лицу, отстраняющемуся и сопротивляющемуся.

Но, то ли Сюэ Яну удалось пробить эту стену, то ли сам парень решил принять такую «благодарность», однако словно сдавшись он вдруг сам набросился на него с настойчивым спешным поцелуем, выдавая им не столько какую-то жажду, сколько жадность, порывистую и голодную, на удивление. Он начал вставать, Сюэ Ян всё так же не отрывался от него, и то ли приняв его сжатые ладони как сигнал, то ли решив повысить ставки, однако стоило парню распрямиться и сжать его бедра, как Сюэ Ян тут же выскочил на него, сжав его талию своими ногами. Парень, не прерывая с ним поцелуй, начал идти вперед, и когда они натолкнулись на двинувшийся от соприкосновения стол, Сюэ Ян почти сразу распрямился на нем, едва почувствовав задом твердую поверхность.

— Скорее… — его пальцы блуждали в чужих волосах, сжимали, гладили, — ублажи меня, доведи меня до оргазма. И я открою тебе врата самого рая…

Он говорил это, пока они целовались, и парень немного прервался, посмотрев на него, хотя в этом полумраке трудно было рассмотреть выражение его лица. Что было очевидно — он вроде как помедлил, словно думая, а потом начал спускаться поцелуями от шеи к груди и ниже. Он скользил, а Сюэ Ян елозил, продолжая поглаживать его по голове, сжимать волосы, зарываясь в них пальцами, почти массируя, особенно возле ушек. Он знал, что мужчинам такое нравится, им нравилось, когда их гладили по голове как маленьких детей, когда ласково теребили ушки и мочки ушей. Только вот… один Сун Лань этого не любил, и какой-то другой ласки, кроме как позволить к себе прижаться, не признавал. И не всегда обнимал, словно с его стороны это была бы настойчивость, которая испугает или оттолкнет.

Сюэ Ян застонал, когда губы крепко обхватили его член, а голова между его бедрами начала двигаться. Парень не спешил, но по сжатию его губ и движению рта нельзя было точно сказать, впервой для него это или нет. Он двигался, крепко сжимая губами и стараясь взять побольше плоти, при этом двигая головой, меняя угол наклона, от чего член Сюэ Яна был в легком движении, словно покосившийся ствол дерева, пригибающийся под сильным ветром, но возвращающийся в прежнее положение, когда ветер стихал. Сюэ Ян, распластанный на столе, с широко разведенными ногами и двигающимися в его волосах пальцами подмахивал бедрами, насколько мог, и тело его становилось всё горячее. Он не сдерживал рычащие стоны, хрипло вырывающиеся из его горла, глаза его были закрыты, а ледяные волны, проносящиеся по его телу мгновенно вскипали. Кто знает, может они изначально и были горячими, но ощущал он их как хладную сталь, в противовес которой бросался жар его тела, и всякий раз, когда два этих клинка сходились, между ними вырывались искры и шипение, как от погрузившейся в океан лавы. Он был так возбужден, что вволю потолкаться в чужой рот находил как глоток прохладной воды после длительной жажды или усталости, хотя от чего устал не понимал. Это… не физическая усталость, потому что физически у него голодное истощение, а вот в душа… устала.

— Сильнее!.. — он прикрикнул не приказательным тоном, но и не умоляющим, такое себе между просьбой и приказом. — Силь… неё.

Прохладная ладонь сжала его член, губы стали двигаться на одной головке. Сюэ Яна начало потряхивать мелкой дрожью, когда парень высунул язык и вот так стал кружить им, не вытащив член изо рта. «Я твоя шлюха… — память словно поддакивала его теряющемуся разуму, который плавился от жара вспыхивающих в теле страстей, и Сюэ Ян стал мысленно повторять слова песни, правда на манер своего всё больше становящегося больным возбуждения, — сегодня я твоя шлюха, трахай меня, трахай. Потому что сегодня я твоя шлюха…» Ему это вдруг так понравилось, так возбудило, что он почти потерял разум, расхохотавшись через волны своих безрассудных стонов и несдержанного воя. Он смеялся, и смех его прорывался через сорванные выдохи, смешивался с «песней» его стонов, точно умелые пальцы хитро дергали за самые потаенные струны, извлекая из них это жадное и ненасытное звучание. «Какая разница, шлюха или любимый, если сегодня я только твой! — жадно думал Сюэ Ян, особенно страстно сжав пальцы на его голове. — Сегодня я только твой, весь тебе принадлежу, ты мой господин, мой палач, мой ангел, моя смерть. Делай со мной всё, потому что сегодня я принадлежу тебе…»

Его мысли были полны страстного возбуждения, и это действительно была для него редкость, чтобы он так сильно отдавался фантазией своих чувств, которые… оживали, действительно оживали, наполняя его тело блаженством, которое он, преследуя, усиливал до невозможности. Слишком распаленный, он жаждал безоговорочного подчинения, полной капитуляции своей воли, упасть на спину или на колени и сдаться на милость своему победителю. Он даже грезил, как обнимает эти ноги, как вокруг полно крови от недавней битвы, как всё вокруг полыхает… а его победитель рядом с ним, потому что остались только они. «Сдаться твоей милости… — разум Сюэ Яна слишком ярко рисовал эти фантастически сцены, где он поднимает на него взгляд. — У меня остался только ты, а у тебя — я…»

И он не видел себя, сражающимся за какие-то ценности. Он был… заложником того мира, который уничтожил этот человек, вот почему он так страстно его желал, падал ему в ноги. Он… его освободитель, его спасение, его… воплощенная мечта о свободе, о… любви. «Ты пришел, ты преследовал меня, а теперь я буду следовать за тобой, стану преследовать, отдав сердце и тело…»

— А-ах! — Сюэ Ян тяжело рыкнул сквозь стон и сжал зубы. — А-гх…

Он извивался, чувствуя слишком грубое давление пальцев, впечатанных в его бедра.

— Сделай то, чего не сделал он!.. — вдруг импульсивно выкрикнул Сюэ Ян, теряя голову от подступающего оргазма. — Сожги, сожги всё дотла!

«Уничтожь то, что сжимает меня клеткой!» И ведь Сюэ Ян в этот момент не думал ни о ком, даже о Сун Лане. Он мысленно кричал, неожиданно оказавшись в слишком глубокой темноте, почему-то уверенный, что его услышат. Бог, быть может, или дьявол… а имело ли значение? Он оказался в этой темноте, и кто бы он ни был, Сюэ Ян пойдет за любым, кто возьмет его руку… «Почему ты меня не вывел, почему?! — он почти плакал. — Ну почему ты не освободил меня?!»

Однажды Сун Лань дал ему ответ. «Потому что это не твоя свобода», — сказал тогда он, в ответ на услышанные слова. Сюэ Ян задыхался от гнева. Единственный человек, страсть с которым его обжигала и дарила блаженное опустошение, предпочел смотреть, как он задыхается. И Сюэ Ян возненавидел его за это действие, считая его слабым, унылым и бессердечным дураком, который не в силах удержать даже то, что само пришло в руки… и ушло, сцеживая яд на его сердце.

Пальчики на ногах поджались, а бедра напряглись, когда ставшая грубой и быстрой ласка окончательно выбила Сюэ Яна из последних «сил». Он даже не предупредил, что кончает, он просто выгнулся и, слишком сильно сжав волосы, кончил в чужой рот, словно бы забыв, что за такое своевольничество мог получить. Но, то ли сразу поняв, что у этого человека лицо доброе и по лицу или почкам не прилетит несдержанным ударом, то ли удачу решил испытать, Сюэ Ян кончил незнакомцу в рот и стал тяжело отдыхиваться, мгновенно расслабившись. Парень, который дернулся в тот момент, когда горячая струя брызнула ему в горло, всё же не стал сразу отстраняться, но выпустив член изо рта не сомкнул губы, из-за чего белая жидкость, смешанная с его слюной, покапала на пол.

— Трахни меня… — еще лежа на спине сказал Сюэ Ян, смотря в потолок, после чего выпрямился и снова набросился на него с поцелуями. — Теперь ты можешь трахнуть меня, сделай это… я тебя хочу.

Целуя рот, который ему отсасывал, он не находил в этом ни грамма дискомфорта, и спешно сдергивая с парня одежду стал почти срывать её, даже не просясь на кровать, словно ждал, что его отымеют прямо на этом столе. Хаотичные несдержанные движения смешивались с его горячими поцелуями, которыми он щедро обжигал чужую шею, как и хотел, слизывая запах… мужчины, именно мужчины, своего безымянного и безликого любовника, которым этот незнакомец для него был. Тот не мешал ему, но шумно дышал ртом, и дыхание его срывалось от возбуждения, пальцы на обнаженных ягодицах юноши сжимались, а брови надламливались от возбуждения. Он словно млел от опрокинутой на него страсти в лице этого человека, плоть которого взял в свой рот и семя которого распробовал своим языком, размазав его по внутренней стороне щек.

— Еще… — сорвавшийся шепот был больше похож на взмах крыла бабочки, таким нежным, но всё же пылким он был. — Еще…

Прильнув к нему, очень шумно вдохнув запах его волос, парень схватил его за руку и спешно повел в другую комнату, туда, где была кровать. Сюэ Ян шлепал босыми ступнями вслед за ним, ему так хотелось снова запрыгнуть на него, но уже голого, и чтобы он вставил ему прямо так, держа под бедрами, чтобы можно было всецело обнять его, чувствуя движение плоти между ног. Лучше быть прижатым к теплой груди, чем к холодной стенке, а так он не должен быть тяжелым, его легко можно было держать на весу…

Слишком резко, как показалось самому Сюэ Яну, опрокинув его на кровать, парень встал перед ним и начал раздеваться. Сюэ Ян, упав на кровать, повернулся и немного изогнулся, наблюдая за тем, как на пол летит черная водолазка, отметив, что даже в темноте видит, что тело у незнакомца неплохое. А потом на пол полетели штаны, а за ними и нижнее белье с носками. Когда же парень остался абсолютно обнажен, то немного помедлил, словно любуясь им, прежде чем стал забираться на кровать. Теперь они оба были обнажены, и близость их тел ощущалась острее даже за счет того, что оба излучали тепло, касание которого чувствовали, не трогая друг друга физически.

Сюэ Ян стал дышать чаще, видя, как он залезает на кровать, что делает это медленно, сперва коленями, а потом став на четвереньки. Казалось, он как дикий кот начнет обходить его вот так, принюхиваться и приноравливаться, остановится сзади, прильнет к шее… однако всё случилось не так. Он снова стал на колени, выпрямился и потянул Сюэ Яна к себе, прижимая его к своему вставшему члену. Это получилось не резко, но быстро, и Сюэ Ян, впрочем, не возражал. Он быстро понял, чего от него хотят, и принялся делать это, используя все свои умения. Именно его рот первым оценил размеры этого мужского достоинства, отметив, что размерчик-то вполне себе комфортный. Не слишком большой, в меру толстый, но длинный. Однако такой всё же можно пропихнуть в горло, не порвав уголки рта.

Повторяя его движения, парень зарылся пальцами в его волосы и задавал темп его движениям, используя длинные прядки, чтобы убирать их за уши. Он гладил его больше по лицу и наблюдал как Сюэ Ян двигается. А тот выгнулся, издавая горловые звуки, сильно и на совесть отсасывая этот член, грезя о том, как тот трахнет его там, где нет надобности контролировать дыхание, чтобы часом не захлебнуться стрельнувшей в горло струей или ненароком подавиться вершиной этой обжигающей влажной плоти. Выпустив его изо рта, Сюэ Ян взял его в руку и стал обводить член своим шершавым языком, лизать и облизывать, целовать, а потом снова погрузил его внутрь, в этот раз сжав задницу парня, что тот встретил так же, как и предыдущий выстрел — дрожью.

«Почему ты дрожишь? — думал Сюэ Ян. — Тебе хорошо? Ты нервничаешь? Сдерживаешься?»

Хотелось спросить, но больше хотелось, чтобы он прочитал эти его мысли и ответил так же — мысленно, чтобы это прозвучало именно в голове, без помощи звука.

Сюэ Ян не успел обдумать это как следует, потому что в какой-то момент его обхватили за плечи и опрокинули на кровать, что явственно давало понять острое нетерпение с другой стороны, которое больше не могли сдерживать.

— Можешь войти прямо так, — сказал он, когда их промежности плотно прижались друг к другу, а парень лег на него, придавливая весом своего тела.

Он подготовился в ванной, растянул себя и даже смазал тем, что всегда носил с собой, но вот парень понял его иначе. Скользнувший между ягодицами член ощутил влагу, которую парень слабо заприметил еще тогда, когда отсасывал ему, скользнув под яички и едва не провалившись ниже по другой скользкой, поблескивающей вокруг входа дорожке, оставленной далеко не его слюной. Сюэ Ян и сам не знал, что имел ввиду, он просто хотел, чтобы ему вставили… и, должно быть, не предугадал, как эту фразу поймет тот, кто не опускался дальше вагины. Войти вот так… это было что-то новое, и до сих пор единственным, кто такое делал, был… Сун Лань. Это ему Сюэ Ян позволял брать себя «голым», ему позволял кончать в себя, ощущая жар горячего семени. Неужели сейчас он настолько потерял голову? Кажется, он и правда был безумен, это желание слишком сильно свело его с ума… и заставило себе подчиниться. Для него, ничего не чувствующего снаружи мира, подобные всплески были как зов жизни, который он отчаянно искал в близости, этом последнем оплоте близкого взаимодействия между людьми, для которого наводящие вопросы не имели смысла. Просто две пустоты, столкнувшись, откапывают из могил своих душ хотя бы намек на то самое ощущение жизни, которое растягивает на лице улыбку, а в глазах — сияние звезд.

Приставив свой обнаженный член к его входу, он пробно надавил, и чувствуя, что мышцы действительно поддаются, стал протискиваться внутрь. Сюэ Ян такое вторжение воспринял с привычным для себя напряжением и так же привычно прижался еще крепче, держась за чужие плечи, ожидая, когда пройдет первая волна боли. «Это просто нужно перетерпеть, — думал он, ощущая, как его растягивает чужая плоть, занимая собой узкое пространство и разглаживая все складочки внутри, — просто перетерпеть…»

Первая волна боли, что начинается со входа, и вторая, когда член растягивает глубже. Дикое давящее ощущение, от которого инстинктивно хочется избавиться, но ровно до тех пор, пока головка не проедется по нужному месту, которое дезориентирует боль и от которого в члене на мгновение появляется зудящее ощущение. Иногда член может даже дернуться от этого ощущения, и если в этот момент его обхватить…

Но к его телу лишь крепче прижались, придавив животом член и начав двигаться, дыша сквозь сжатые зубы. Сюэ Ян же, чувствуя вес чужого тела, чувствуя горячий пот и запахи, тяжелые и дурманящие разум, лишь продолжал обнимать, послушно держа ноги разведенными. Он ощущал внутри себя набирающие скорость движения, чувствовал мышцы другого тела и движение этих мышц, чувствовал язык и губы, которые прижались к его горлу.

— Делай это… — тяжелый шепот сорвался с его губ. — Ну же!

Он бредил сексом, бредил слиянием двух тел. Ему так нравилось ощущать себя придавленным к кровати, так нравилось, когда на него ложилось крепкое тело, потому что оно укрывало его собой, прятало, защищало. Велика ли цена раздвинуть за это ноги? Нет, однозначно нет. Потому что вскоре это станет еще и приятно, когда волны боли заглушат другие волны, от которых головка уже текла, а внутри подрагивало, дрожало. И он знал, что это ощущается очень сладко, эта трепещущая узость, и особенно в момент кульминации, когда внутри всё сжимается и расслабляется бесконтрольно, схватывает и тесно обтекает.

Их животы уже были мокрыми от пота и влаги, мокрой была грудь, прижатая друг к другу очень тесно, мокрыми были бедра, ладони, виски, волосы. Сюэ Ян лежал, чувствуя, как внутри всё еще болезненно распирает от присутствия плоти, нутро повторяло её длину и обхват, хотя и сопротивлялось тому, чтобы держать её форму. Как всегда, первые минуты было тяжело. Не имело значения, как и сколько растягивать, мышцы всё равно будут сопротивляться, а в более глубоком нутре, там, где всё более податливое, всё равно будет больно, особенно если он будет грубо биться в живот. Но Сюэ Ян не думал об этом. Жар чужого тела перебивался на его кожу, вес затруднял свободу дыхания, а запах… дурил всякое здравомыслие. Он лежал, втягивая его как наркотик, приноравливаясь к своему любовнику, спеша привыкнуть и как можно скорее схватить первую вспышку удовольствия, чтобы начать преследовать её. Совместимость… была такой редкостью, но он уже давно устал на неё рассчитывать. Он приходил за сексом, и он получал его, а вопрос наслаждения от этого был только его проблемой… ведь он искал член, который может его трахнуть, а не уши, на которые можно присесть.

Но этот человек… оказался «комфортным». Он не пыхтел, не разговаривал, сдерживал свой голос, и лежа под ним можно было без проблем окунуться в свои мысли, настроиться на определенное течение, что Сюэ Ян и делал. Для него этот парень был просто безымянным, несуществующим в его мире (если только на эту ночь) человеком, к которому можно прижаться и забыть обо всем, плоть и жар, в которых можно захлебнуться, которыми можно упиться, заболеть на время, сотрясаясь в поте, криках и выгнутой спине. Сюэ Ян очень тесно обнимал его, держа глаза закрытыми и слыша свое и его дыхание, которое мерещилось ему разговором, не таким диким и бесконтрольным, как вырывающиеся наружу стоны…

Он бы хотел еще так полежать, но от него отстранились, перевернули и потянули на себя. Сюэ Ян выпрямился и схватился пальцами за решетку изголовья, зашипев, когда в него одним толчком слишком грубо вошли и начали несдержанно иметь. Даже его волосы тряслись от этой скорости, бедра слишком громко шлепали друг о друга, а член подпрыгивал от этих грубых толчков. Сюэ Яну был знаком этот ритм, и он думал, что парень вот-вот кончит. Но вместо парня вдруг кончил он сам, да так неожиданно, что сам себе удивился. Виной всему то, что он прогнулся, чтобы притормозить, а в итоге угол проникновения изменился, член слишком интенсивно прошелся по заветной точке… и член тут же брызнул струей. Парень, к слову, не сразу это и заметил, ведь Сюэ Ян даже не вскрикнул, даже толком не сжался. Это случилось так быстро и неожиданно, что застало врасплох обоих…

— Ты кончил? — прозвучал тихий голос.

— Всё нормально, — выдохнул Сюэ Ян, — продолжай…

И сам подался бедрами назад, до конца нанизываясь на таранящий его член. Парень же вдруг перестал двигаться, и Сюэ Ян неожиданно понял, чего от него хотят. Он отпустил изголовье, повалился лицом на кровать и стал сам двигать бедрами, не быстро, но глубоко, пока его ягодицы поглаживали эти прохладные пальцы. «Почему они всё еще холодные?..» — в очередном для себя дурмане подумал Сюэ Ян, когда его потянули на бок и очень плотно прижались сзади, став трахать вот так. Из-за этой позы их бедра двигались очень гибко, очень… красиво, потому что Сюэ Яна стали целовать, и поцелуи эти были на удивление сухими и… прохладными. Но вот внизу всё было очень влажно и очень требовательно, парень трахал его, вырывая для себя удовольствие, пока Сюэ Ян терялся на грани мыслей и иллюзий.

Он не заметил, когда ускорился их ритм, а он ускорился, потому что кое-кого обуяла нешуточная жажда, которую он, изможденный мыслями и усталостью, прозевал. И он узнавал эту жажду, утоление которой если прервать или выказать ей сопротивление, может привести к несдержанной агрессии, причем бесконтрольной, потому что мужчина, это кровожадное существо, сходит с ума от секса, разряжаясь не только физически, но и эмоциями. У них и гормоны работали так, что разгоряченная, по любой причине, кровь бьет не только в член, но и в голову, и давление это куда-то нужно девать. Либо бойня, либо секс… а иногда и вместе, но это если с головой совсем уж плохо. Потому что насилие — это не выход эмоций, это травма, переложенная с больного на здорового… насильно или добровольно. Иногда они это понимали, всё равно продолжая делать. Это… было рабство, в котором увязли все люди. Либо сражайся, либо трахайся, либо умирай…

«Я должен быть послушным… — жар в голове был гораздо сильнее того жара, который владел им внизу тела, но даже так инстинкты не дремли, — я должен быть послушным. Я… хороший мальчик…»

Различные мысли, сплетаясь в дымные клубки, тут же распадались, закрывая экран его сознания и не давая прийти в чувство. Он не мог думать самостоятельно, но так как всё же был в сознании, что-то должно было наполнять его голову, и мозг, не получая прямой информации, но не смея остановиться и не имея шанса на обморчное забытие воскрешал в памяти то, что уже было, сплетал это и выдыхал ему прямо перед глазами, ставя как факт, а не как события прошлого. Так сигаретный дым выдыхают прямо в лицо, и глаза жжет от этого яда. Они… слезятся, а вот сил моргнуть или попросту закрыть глаза нет. Кто-то дышит это отравой и говорит: Ты никому не нужен, понимаешь? Просто лежи и будь послушным…»

И он был послушным. И лежал. Этот дым загонял его разум в такие чертоги, которых он и сам не помнил, но редкие вспышки сознания в тот момент всё же сумели что-то записать. Он попал… в весьма прискорбное положение, он был опоен, напичкан и ничего не соображал. Это произошло не потому что он наплевал на себя до такой степени, а потому что был беспечен и считал, что хуже быть не может, во всяком случае в тот момент. Но оказалось, что может, и нет ничего хуже, чем когда тебя имеют под запрещенкой. Тело немое от слова совсем, но все органы внутри сотрясает, в какой-то момент поставленные на твердый пол колени трещат так, словно ломаются колонны, и ужасная жажда от обезвоживания намертво хватает горло, сжимая его так, словно туда набили песка. Это был единственный раз, когда всё было катастрофически плохо, именно катастрофически, потому что он был неосторожен не с теми людьми и не в той ситуации. Он… по сути попался на прицел и даже шагу не сделал, чтобы укрыться. И получил сполна за бесконтрольность, которую допустил.

Его не избили, ему не угрожали — его просто накачали и использовали, и ничего он от этого не почувствовал, кроме глубокого безжалостного омерзения и массы сожалений. Он… вообще ничего не почувствовал, его как будто оглушили, использовали и выбросили. Его счастье, что он не остался с этим один на один — у него был Сун Лань, который извергался страшными проклятиями в его адрес и бил кулаками в стену, потому что тот вид, в котором он его нашел, мог лишить рассудка. Голый, весь в синяках и жидкостях, и… просто выброшенный через заднюю дверь, не так и мало пролежавший на холодной земле. Но всё заканчивается, и это тоже закончилось. Он… жив остался, и даже ничем не заболел. Да, фантастически звучит, но среди матёрых нелюдей не так уж много конченых долбоебов, которые не заботятся о своем теле. Его обкончали, но внутрь это делать не рискнули. Собственно, если парень так беспечен, чего хорошего от него можно ждать? Ничего. Лицом вышел, тело выглядит чистым — так почему бы и нет? А предохраниться легче легкого…

Но это «я должен быть послушным» относилось не совсем к подобной истории из его биографии, и хотя после того случая он дал себе слово, что, как бы с ним ни поступили близкие, он больше такого не допустит, Сюэ Ян вряды годы всё же нарывался, и именно потому, что выбирал взрослых мужчин, которые редко терпели капризы, научился подстраиваться под ситуацию так, чтобы его попросту не выкинули голым из той комнаты, куда его приводили. О мужской страсти он знал слишком хорошо и слишком часто вынужден был прогибать спину и… быть послушным. Не перечить, не спорить, не вырываться. Буря… скоро пройдет, а когда она будет отступать, она возьмет с собой и его боль, его личные мучения. Просто дай ему кончить… и он успокоится. На какое-то время.

«Я должен быть послушным… — вот и сейчас, чувствуя эту истинно мужскую несдержанную похоть, от которой они теряли голову, Сюэ Ян, который уже бы и остановился, не слишком рыпался. Тело его сотрясалась от толчков, но внутри не было больно. Он просто ждал, как иногда ждал и собственного возбуждения, буквально вырванного из напряжённого тела, особенно если начало было слишком грубым и властным. — Я хороший мальчик, я буду послушным…»

Нет, это не было его «сегодня» — это был инстинкт, самозащита, поскольку влипал он в подобное не так уж и редко. Но сейчас, пребывая в полузабытье от сотрясших его тело оргазмов и всё еще сотрясающего его члена, так спешно и дико врывающегося в его нутро, он думал… о Сун Лане. Он вспоминал, как выгибал спину для него, как тяжесть его тела придавливала его к матрацу, как его оглушительный запах окутывал его всего и так бередил разум, так щекотал ноздри, что Сюэ Ян становился неуправляем и жадно слизывал с него этот запах. Он… хотел вырвать от него клок, прожевать его, сглотнуть, впуская внутрь, в желудок, который был таким же пустым, как и его душа.

Он хотел рвать его на куски, пока детектив его трахает, он даже молотил его кулаками, когда Сун Лань доставлял ему удовольствие своими грубыми толчками. Он бил его, но при этом жадно стонал, его голос срывался на рык, а укусы лишь разжигали страсть обоих. И только с ним одним он по собственной воле и в ясном сознании делал это без презерватива, позволяя Цзычэню наполнять его, кончать внутрь. Зачем он это делал он и сам не мог объяснить, может из-за того, что их первый раз был точно таким же, «обнаженным». И даже тогда Сюэ Ян не воспротивился. Он… принял его, желание выбило ему почву из-под ног, как и сам Сун Лань. Их первый секс был таким же жадным до удовольствия, как и все последующие, в нем не было абсолютно никакой души, не было метафор, которые можно было бы к нему подтянуть. Лишь секс… полностью голый секс и такой же голый инстинкт. О чем думал сам Сун Лань, делая это без защиты, Сюэ Ян не знал, но когда тот кончил в него, неожиданно для себя кончил и сам, хотя еще раньше излился, потому что Сун Лань был слишком выносливым в этом плане, и даже если бы он кончил раньше, то несмотря на это всё равно бы продолжал трахать Сюэ Яна до тех пор, пока не заставил бы его кончить. Он был просто животным, чертовым животным в теле человека, и хотя именно такой была лишь его сексуальность, но для Сюэ Яна Сун Лань был безжалостным и неуступчивым животным. И ему это нравилось. Он ненавидел это из-за слишком тяжелого характера детектива, но обожал, потому что Сун Лань был способен вытрахать из него душу и не оставить после этого сожалений. А еще он имел чувства к нему, это срывающееся в ночной забег животное. Что чувствовал к нему сам Сюэ Ян… было лишь его личным делом.

Ногу безжалостно задрали, угол проникновения стал глубже. Сюэ Ян закричал, чувствуя, как слишком круто твердая головка проехалась по простате, и собственный член невольно брызнул мутноватой жидкостью: вроде и не семя, но уже и не совсем предэякулят.

— Прекрати… — в Сюэ Яне вдруг подняло голову его обычное, вредоносное прежде всего ему самому упрямство, потому что от слишком сильной интенсивности ощущений стало покалывать внутри члена. — Прекрати, блять, ты меня затрахаешь!

Но незнакомец не прекращал. Он, так и лежа с ним на боку, держал его ногу, и если смотреть сверху, то вид этот… был весьма красив. Сюэ Ян был удобным любовником, у него было худое гибкое тело и не слишком много ограничений в позах и местах пересечения, так сказать. Поэтому даже взять его вот так не оставляло трудностей, ни один сустав не хрустнет, вот только… его острый язычок мог вплестись в процесс.

— А-ах… — рука незнакомца начала мять его грудь, и Сюэ Ян распахнул глаза, нешироко открыв рот. — Да, еще, вот так…

Парень стал двигаться весьма плавно, это уже было гибкое движение бедер и поясницы, а не просто долбежка внутрь. И это позволяло члену внутри ездить куда более комфортно, бить туда, куда нужно, и мягче тереться, не вызывая жжения. Он… просто наполнял, он был обхвачен тонкими стенками и приятно сжат, потому что в такой позе самостоятельно сжать было затруднительно, и в итоге всю работу делало непроизвольное сокращение мышц, и тут было важно, как лично на них воздействуешь, если хочешь получить что-то конкретное. Похоже, парню вдруг возжелалось неспешной естественности, и он начал поглаживать грудь Сюэ Яна, нежно теребя сосок между указательным и средним пальцем, покрывая поцелуями и облизываниями шею и ухо Сюэ Яна. Тот нашел это великолепным и подавался навстречу.

— Ниже… — страстно выдохнул он. — Обхвати меня ниже, ниже…

При этом сам взял его руку и не открывая глаз направил вниз, сжав ею свой член.

— Да! — голос его сорвался, чего он не ожидал, и его это чуть отрезвило. — Да, вот так, двигайся вот так…

На удивление самого парня, руку он заставил сжать весьма сильно и мастурбировать член довольно жестко. Сюэ Ян начал отрывисто дышать, и стоны его получались рваными. Его задний проход стал сжиматься сильнее, парень толкался в него уже быстрее и прильнул куда сильнее. Их ягодицы переливались влажным свечением от плотных движений, потому что они так слитно приклеились друг к другу, что не было видно даже как входит член. Но движение всё же было, быстрое, глубокое, интенсивное… требовательное. Вход Сюэ Яна стал раскрываться шире, плотнее затягивать в себя, он уже чувствовал, что ему безостановочно трут по самому важному месту, месту его окончательного падения внутрь этого сводящего с ума инстинкта, глубоко, туда и обратно, словно пронеся через бесчисленные миры… и всё это менее чем за десять земных секунд, всего десять. Но вечность-то длилась дольше, особенно учитывая, как могло в этот момент остановиться время.

— Сюэ Ян… — шепот у уха врывался внутрь жарким пламенем, дерзко облизывающим скрытые в недрах души небеса. — Сюэ Я-ан…

Как сладко его пальцы прошлись по шее, его холодные, даже сказать ледяные пальцы, и было ли это явью или же воображением Сюэ Ян не знал. Но эти ледяные пальцы мазнули по его коже, точно лезвие ножа прижалось, сверкнувшее белой сталью… кончики пальцев были ледяными и… обжигали, и этот яркий контраст на фоне жара усиливал ощущения и стирал всё остальное, в основном процесс мышления и понимание, оставляя только накаленные добела ощущения. Повернув его за подбородок, в его губы впились так жарко, что жар этот плавил всё, даже мысли. Поцелуй… он его целовал, и Сюэ Ян почти лишился чувств. Поцелуй был куда более интимным и содержательным «разговором» чем секс, ведь когда это просто секс, так или иначе преследуешь лишь собственные цели, сильнее или интенсивней, быстрее или медленней достичь неба. Но когда целуют, то вынужденно сосредотачиваешься на другом человеке куда больше: ты должен двигать своим языком, ты обжигаешься жаром дыхания, тебя плавит тепло чужой слюны и гибкая влажность двигающегося языка. Поэтому поцелуй был более откровенной и пылкой игрой, он куда яснее обнажал чужие мысли именно на твой счет. Этот целовал пылко, Сюэ Ян даже задыхался. Он вынужденно повернул голову сильнее, это было немного больно, мышцы шеи почти свело от такого поворота, и шумно дыша носом он двигал, двигал своим языком в чужом рту, который хозяйничал в его собственном. И это был поцелуй «заявляющий», так сказать, требующий, можно сказать завоевывающий, критично осаждающий, даже чуть-чуть безжалостный… и в то же время настолько сексуальный, это был секс между гибкой плотью во рту, такой же истекающей, как и другая плоть, такой же горячей и влажной. У Сюэ Яна отключалось сознание, в нем двигались и сверху, и снизу, всё тело трепетало. И этот поцелуй… был слишком с ума сводящий, слишком глубокий, чтобы быть проигнорированным.

А потому так и получалось, что он красиво выгнулся, подаваясь навстречу и той и другой плоти, из-за чего изгибы его тела смотрелись еще более соблазнительно. Влажный, невероятно пылкий поцелуй лишал его рассудка, и в паре с тем, что его еще и трахали, это приближало его к известному финалу.

Слишком сильно выгнув поясницу, Сюэ Ян сам способствовал тем внутренним натяжным движениям, против которых не смогло устоять его тело. Хриплый рваный стон покинул его горло вместе с выстрелившей из узкой дырочки белой жидкостью, причем так быстро, что от этого выстрела стало бы даже больно… если бы не член, который не дал мышцам заднего прохода сомкнуться на самих себе, а на чужой плоти, вокруг которой можно сжаться. Сжав её, эту двигающуюся внутри плоть, они одновременно и сжались, и расслабились, задрожав или скорее затрепетав так сладко, что от этого сносило крышу, и в тот же момент под короткие, но глубокие и протяжные стоны парень кончил, затапливая его всего своим влажным жаром. Он продолжил двигаться, но движения шли на спад, стали протяжней, ласковей, медленней… словно там, внутри, его что-то мягко наглаживало, а он этому послушно и тихо подставлялся, чтобы с ним обходились еще нежнее.

Мокрое от пота тело Сюэ Яна обмякло, он лишь наполовину почувствовал, как член вытащили из него, как заболел задний проход, будучи растраханным и получив столько свободного пространства, слишком очевидной пустоты, которую не мог сжать. И, конечно же, из дырочки обильно потекло, но Сюэ Ян этого уже не чувствовал. Он лежал, изможденный, опустошенный, с привычной для такого секса болью, которая ничего не значила, учитывая кульминацию. Он знал, что эта боль пройдет, что она закончится. Это была та боль, которой он платил за возможность… дышать, сбежав от всего, вот почему она для него ничего не значила. А вот та, другая, рвущая его сердце на куски и, в отличии от этой, не отпускающая… та была для него адом, из которого он убегал. Он уже давно понял, что одну боль можно вытеснить только другой, и что человек не мог быть создан для счастья, ибо даже любовь не была доступна без боли. А если есть боль, то разве это счастье? Больше походило на то, что это испытание, вечное и мучительное, и поскольку у всякой боли должен был быть предел, чтобы не сойти с ума, то и в любви она должна была быть дозированной.

Сюэ Ян этой боли не боялся, любовный процесс его не пугал. Он был сильным, несмотря на измождение он всё равно был сильным… и он бросал эту силу в любовь, которой наслаждался, любовь, которая начиналась и заканчивалась постелью. Он уже и сам не знал, может ли быть иначе, и даже не думал об этом. Всё внутри него и снаружи было лишь разной степени болью, и он разделял её на ту, через которую можно получить удовольствие и возможность побега, и ту, которая просто приносила страдания, бросая в сожаления, ненависть и… бесконечно продолжающееся мучение.