Глава 2. Милость Сампьеро (2/2)
— И как тебе там? Не страшно было? Ах, да! Ты же не знаешь, что в прошлом году там повесился один кадет. — сообщил де Монбурше доверительным тоном.
— Неделю там провисел пока не завоняло, — подхватил де Фьенн, — хотя ты сам воняешь так, что перебьешь любой запах. Видел призрака? Ну ничего, сегодня ночью он точно тебе явится. .
— И почему же за неделю его никто не хватился? — хмыкнул Наполеоне.
Монбурше разинул рот, но крыть ему было явно нечем. Тут на его счастье заиграли сбор, и кадеты построились в шеренги. Ни Наполеоне, ни его однокашники не знали, куда им встать, поэтому стайкой сбились в центре двора. Наполеоне поискал взглядом Фелиппо. Он выглядел спокойным, сосредоточенным и опрятным, просто идеал! Если я попаду с ним один класс, никогда не прогуляю ни одного урока, пообещал себе Наполеоне.
Вдоль шеренг прошел высокий тучный человек. Кирпичная крошка хрустела под его тяжелыми шагами. Наполеоне догадался, что это генеральный директор Вальпор. Про него рассказывал Пишегрю. На самом деле, главой школы считался губернатор Парижа, маркиз Тимбрюн, но он нечасто появлялся в ее стенах. Следом за Вальпором шли воспитатели. Среди них Наполеоне заметил и Ламбертена, который на ходу протягивал Вальпору бумаги.
Директор небрежно взял их и тяжелым взглядом уперся в Наполеоне.
— Почему не в строю? — спросил он строго.
— Это ученики короля из Бриенна, — пояснил запыхавшийся Ламбертен.
Вальпор некоторое время изучал бумагу, а затем со вздохом сказал:
— Классы и так переполнены, а нам шлют все новых и новых студентов. Ну разделите их: двоих к Монжу, двоих к Домарону. Не знаю, что еще тут можно сделать…
Ламбертен обернулся к кадету с сержантскими нашивками, который шел за ним.
— Буонапарте и де Фьенна к Монжу: у них высокие баллы по математике, Саблоньера и Монбурше к Домарону.
Вальпор же продолжал смотреть на Наполеоне, сердито сдвинул брови.
— Что вы за неряха? Немедленно приведите себя в порядок, кадет…
Директор покосился на Ламбертена.
— Буонапарте… — подсказал он, а потом добавил: — Весьма дерзок.
— Я… Я… — начал заикаться Наполеоне. — Я упал и…
Он потер поцарапанный нос и виновато опустил глаза, чувствуя себя особенно грязным и нелепым. Форма сидела на нем плохо, галстук сбился на сторону, чулки, как всегда сползли, но разве он виноват в том, что у него слишком тонкие ноги?
— Приведите себя в порядок и встаньте в строй. — распорядился директор и прошествовал дальше.
Ламеберен поскакал за ним, на ходу бросив сержанту:
— Пикадю, разберитесь.
Полноватый румяный Пикадю постарался придать старался лицу суровое выражение.
— Приведите себя в порядок немедленно. Это недопустимо. — сказал он, сдвинув брови, — И встаньте в строй. Если нарушите дисциплину еще раз, отправитесь на гауптвахту.
Пикадю указал ему на место рядом с Фелиппо. Наполеоне просиял и вытянулся в струнку. Включив себя в единую геометрию шеренги, он почувствовал облегчение. Он как шестеренка в часах, пусть маленькая, но тоже важная. Во время переклички, когда Пикадю назвал его имя, он задрал повыше ободранный нос и бодро пискнул: «Я!»
Наполеоне любил занятия на плацу, и, пожалуй, только в это время чувствовал себя в безопасности. Тут не нужно было противопоставлять себя остальным.
Как только Пикадю отдал команду «вольно», и все отправились в столовую на завтрак, Наполеоне подскочил к Фелиппо и воскликнул:
— Как я счастлив, что оказался с вами в одном классе!
— Ну профессор Монж прекрасный математик… — нехотя ответил он.
Головастый неопрятный новичок с немытыми серыми волосами, облепившими лоб больше не вызывал у Фелиппо жалости, только брезгливость.
— Обожаю математику. У меня всегда был высший бал. Жена герцога Орлеанского вручила мне лавровый венок…
Фелиппо молчал. Наполеоне принял это за добрый знак и с воодушевлением продолжил:
— Я мечтаю стать моряком. А вы? По-моему, самая интересная военная профессия! Но вот моя мама…— это слово Наполеоне произносил по-итальянски с долгим и тягучим «м”в середине, так, что у него получалось «мам-ма”— против, велит выбрать что-то другое.
— Это ужасно, — Фелиппо сунул руки в карманы и ускорил шаг, — Это будет большая потеря для французского флота, если вы ее послушаете.
Наполеоне, чтобы не отстать, вынужден был бежать за ним вприпрыжку.
— Правда?! Вы так думаете?! — переспросил он задыхаясь.
— Скажите, Буонапарте, а у вас в вашем Бриенне были друзья? Или хоть какие-нибудь приятели?
Он поискал взглядом второго бриеннского кадета, но де Фьенн втянул голову в плечи и поспешил войти в столовую. Меньше всего ему сейчас хотелось привлекать внимание старших.
— Нет, что вы! Я не особенно хорошо лажу с людьми, — Наполеоне забежал вперед и заглянул Фелиппо в лицо, умильно сдвинув домиком темные пушистые брови. — Я предпочитаю одиночество и размышления!
Фелиппо изо всех сил старался не рассмеяться ему в лицо. В столовой Наполеоне, решительно оттеснив Пардайяна, уселся рядом и громким шепотом спросил:
— А куда вы ходили сегодня ночью? Клянусь, я никому не скажу.
— Конечно же любовницам, Буонапарте. Я удивлен, что вы в ваши лета не сообразили это сами.
— К любовницам?! — испуганно заморгал Наполеоне.
Фелиппо хладнокровно развернул салфетку и придвинул к себе тарелку с булками.
— Ну вы же сами сказали, что уже не ребенок. Должны такие вещи понимать.
— Д-да, — ответил он не очень уверенно, — А вот мой отец в вашем возрасте уже был женат. У нас на Корсике рано женятся.
Наполеоне ободрило то, что Фелиппо слушал внимательно и не перебивал. С другой стороны от него сидел Пардайян, который подпер щеку рукой и сладко ему улыбался. Остальные кадеты старались сесть поближе, так что около Наполеоне даже началась толкотня.
Фелиппо как не в чем не бывало продолжал трапезу.
— Корсика, судя по всему, родина удивительных людей. Там все женятся в семнадцать?
— Нет, что вы! Далеко не все, я вас уверяю.
За его спиной грянул смех, но Наполеоне так и не понял, кто именно и над чем смеется. Он так разволновался, что едва мог разглядеть хоть что-то вокруг себя, кроме Фелиппо.
Он прижал руки к груди, заглянул ему в глаза и выпалил:
— Вы станете мне прекрасным другом, я в этом совершенно уверен!