Часть 5 - Оральная фиксация. (2/2)
Тут сильная рука схватила обмякшее тело под локоть и резко потянула вверх, поднимая на ноги. Сам обессиленный Камило, наверное, бы не встал. Роберто неожиданно подхватил его под вторую руку, и так двое друзей вместе куда-то его повели.
— Я щас сблюю. — честно оповестил их Камило.
— Ага. спасибо, что держишь в курсе. — бесцветно благодарит Роберто, на ходу прикуривая.
— Опять обожрался, как свинья, прямо перед игрой, да? Ну, земля тебе унитазом, братан. — бухтел Карлос, все еще разозленный перспективой слить сегодняшний матч. — Уже нетерпиться увидеть, что ты сожрал за сегодня.
Быстро дойдя до мужской раздевалки, Карлос уронил Камило прямо перед фаянсовым другом и сам встал под душ прямо в одежде. Им нужно отыграть под палящим солнцем ещё целый тайм.
— Почему они все не могут как ты? Вот Камило же, весит дай Боже килограмм сорок, а выкладывается каждый раз, как последний! А эти уроды даже постараться не хотят! — обращаясь к Роберто кричит капитан.
В таком ужасном состоянии было приятно слышать, что Карлос его хвалит. Из-за дистрофии спорт давался ему тяжелее остальных ребят, но Камило с лихвой компенсировал это своим усердием и даже делал успехи!
Тошнота то подступала горьким наплывами, то прекращалась, не давая Камило облегчится. Сзади к нему подошёл Роберто, по-джентльменски придержал волосы.
Стоило чужим руками его коснуться — всё тело скрутило судорогой. Его рвало так, что, казалось, обед сегодня выйдет сразу вместе с желудком. Это была не обычная жгучая рвота. Трупные черви, сбившимися воедино копошащимися комками, выходили из него, с мерзким плюханьем падая на дно унитаза. Такие черви любят уже почерневшее мясо, с его горьким вкусом потухшей жизни. Камило понятно, почему эти твари так не хотели покидать его тело.
— Мерзость. — закатывая глаза говорил Карлос, закуривая. Слабость не может не вызывать отвращения.
— Может до конца игры Камило к запасным усадить? — удерживая зубами тонкую сигарету говорит Роберто. Карлос вопросительно взглянул на друга. — Посмотри на него: он как тряпка, вялый, на ногах уже не стоит. Пусть домой идет, а за него Рикардо сегодня отыграет, или кто другой…
— Угораешь? Кто из этих обезьян нам Камило заменит? — забирая у Роберто сигарету говорит капитан — Сейчас доблюет и как новенький на поле выйдет, верно, братан?
Ответом стал подняты вверх большой палец, в знак согласия. Правда сопутствующие звуки рвоты оптимизма не прибавили. Наверное, именно в этот момент Карлос начал обдумывать предложенную предателем Роберто возможность заменить Камило кем-то сильнее и лучше.
Откашляв живые остатки содержимого желудка в унитаз, Камило убрал от себя придерживающие волосы заботливые руки и совершенно серьёзно заговорил с другом.
— Кажется, Карлос не просил твоего совета, Роб. — измотанный, обессиленный Камило отчаянно старался звучать серьёзно — Я в прекрасной форме и готов сделать все для нашей победы.
И пусть Роберто оставит свою жалость тем, кому она нужна. Камило в полном порядке и готов ко всему, что должен сделать.
— Вот это правильный настрой! — похвалил его Карлос.
— Как скажешь. — скрипя сердцем Роберто принимает решение друга, слишком больно ему видеть, как Камило из раза в раз доводит себя до такого. После этого разговора на его собственноручно истерзанных запястьях станет на пару кровоточащих ранок больше.
— Игру с нами закончишь, и хоть сразу рядом с Джорджи отдыхать ложись. А мы с парнями тебе памятник организуем, как легенде нашего футбола. — Карлос трясёт его за плечи, пытаясь привести в чувства, а Камило вяло кивает, стараясь встать. — Ты только до конца игры продержись, слышишь?
Перерыв окончен, им уже пора идти, но тело его не слушается. Камило не может встать.
— Эй, вставай! Не подводи меня, Камило!
Камило!
— Камило, что с тобой?!
Сознание играло, путая перед глазами образы. Камило вяло, будто слегка сонно, озирается вокруг, словно не понимая, где он находиться. В теле лёгкость, в мыслях вата, а где он и с кем — больше не важно. Такое приятное состояние овладевало им после каждого приступа рвоты, и главный недостаток был в том, что пелена неги быстро его оставляла.
— Родной, тебе плохо? — в глазах двоилось, но стоило только сфокусировать взгляд, как две нечёткие фигуры друзей сплылись в одного обеспокоенного дядю. Оглядев помещение, Камило понял, что оба они сейчас находятся в ненавистной ванной комнате.
— Плохо? — голос подростка звучал тише, чем всегда. Горло после рвоты было слегка припухшим. Даже слюну стало больно сглатывать, на за то голова слегка прояснилась, напряжение из тела ушло. Стало легче.
— Нет, дядя. Со мной все хорошо. — вяло, но совершенно уверенно проговорил мальчик.
Провидец приложил тёплую ладонь сначала ко лбу, затем к каждой щечке, на всякий случай проверяя, нет ли температуры. Понаблюдав за странным приступом обжорства племянника, Бруно вконец понял, что с ним происходит, и теперь он чувствует себя просто полным идиотом. Как можно было не замечать такой броской на глаз странности: ребёнок ест больше нескольких взрослых, а вес не то, что не меняется, а падает! Как это могло ускользать от глаз всей их семьи, от глаз внимательного Бруно годами?
— Как давно такое происходит? — тихо спрашивает Бруно.
— Это тебя не касается. — с несвойственной себе резкостью отвечает Камило. Он не собирается ничего объяснять, да и сам не особо понимает, что за наваждение его накрыло. Почему-то сегодня приступ ощущался острее, и в какой-то момент Камило действительно ощутил себя там и тогда…
Возможно рассудок просто его покидает.
— Вопросы твоего здоровья меня касаются, и, пока мы здесь, и я за тебя отвечаю, меня они касаются в первую очередь. — Бруно тяжело быть с ним строгим, особенно когда мальчик вот в таком состоянии маленький, израненный, ослабевший.
— Хоть раз, не вредничай, просто расскажи мне, что с тобой. — Бруно протянул ему руку, просто чтобы помочь подняться, но Камило отшатнулся от него, будто от пламени. — Я помогу тебе. Все будет хорошо, мальчик мой, только расскажи все мне.
Бруно говорил спокойно, пытаясь заставить себе доверять. Но Камило больше не мог. Убедить себя поверить дяде уже не получалось.
Чувствуя себя загнанным зверем в этой чертовой комнате, Камило больше не мог этого выдержать. Оттолкнув от себя Бруно, он принял такое же взвешенное и обдуманное решение, как эта совместная с дядей поездка — бежать, бежать вникуда, но главное, подальше отсюда.
Камило покидает сначала ванную, а затем и комнату, и уже мчится к большим деревянным дверям дома. Легко справившись с дверным затвором, мальчик убегает, оставляя за своей спиной этот дом. Подгоняемый волной накатившего адреналина, боль в расшибленном бедре и колене совсем не чувствуется. Он бежит долго, не разбирая дороги, пока тьма холодных улиц не забирает его, пока крик дяди за спиной не растворяется в живом шуме вечернего города.
Плотная морось будто впитывала в себя свет редких желтых фонарей. Во мраке вечера однотипные улицы, по которым они с дядей проходили вчера, казались бесконечным черным лабиринтом.
Покрытая прозрачными капельками зеркальная дверь, перед которой измотанный бегом Камило оказался в конце своего пути, отражала его самого. Мокрый, изможденный в драной, грязной одежде и совсем жалкий. Но зато вот она — свободная самостоятельная жизнь! Он остался один на пустой, непогожей улице, без малейшего понимания, что теперь делать.
Кофейня «Prometida Milagros», несмотря на поздний час, все еще полнилась народом. У Камило, кстати, было двести песо в кармане, и в такой ситуации, потратить их на согревающую чашку кофе казалось лучшим началом его одинокой, блудной жизни. Только он потянулся к ручке, как его чуть не пришибло резко открывшейся дверью.
— Ой perdóname! Я вас зашиб? — обеспокоенно пробухтел знакомый хриплый голос.
— Сеньор Маркес! — встреча с надежным знакомым пришлась очень кстати. Закончивший очередную деловую встречу в любимом заведении, Мигель уже собирался возвращаться домой. И если бы не эта встреча, без промедлений уехал бы. — Buenas noches.
— О, muchacho, ты что-ли? Не узнал совсем. Ты, гляжу, подрос немного.
Мигель быстро поковылял к своему черному кадиллаку и поспешил в него забраться, будто не замечая, что Камило семенил за ним следом.
— Давай, запрыгивай ко мне. Промокнешь ведь. — Мигель раскрыл перед Камило заднюю дверь авто, зазывая присесть рядом. Камило охотно принял приглашение пригреться в кожаном салоне дорогой машины. Пахнущий кофе и табаком Маркес достал из-за пазухи толстую папиросу, и прямо в машине ее подкурил. — А дядьку-то своего где потерял?
— Мы решили разъехаться, ведь я теперь вырос, и готов начать жить собственной жизнью. — уверенно объяснил Камило, хотя жалкий вид сейчас с головой выдавал в нем беглеца.
— О-о, понятно… — крепко затягиваясь, протянул Маркес. — Раз уж ты теперь самостоятельный, может хочешь у меня вечерок погостить? Поболтаем с тобой, как тогда, в поезде, а?
На такое предложение Камило радостно кивнул. Он сам не знал, как у нового знакомого пожить напросится, и был рад, что он сам к себе зовёт. Пусть они видятся всего два раза, Камило понимает, что перед ним добрый человек.
В дороге Мигель все смотрел на прикрытую рваниной брюк обмотанную бинтом коленку, на прихрамывающей ноге. Общий потрёпанный вид подростка вызывал вопросы, наталкивал на нехорошие мысли.
По пустым дорогам ехать вышло недолго. Машина притормозила у двухэтажной виллы, не такой большой и величественной, как волшебная Касита, но тоже симпатичной на вид.
Трясущийся от холода Камило впорхнул в заботливо приоткрытую входную дверь первым, за ним зашел Хайнц и хозяин дома.
Мигель вежливо пригласил гостя уединиться в его личном кабинете, куда, по законам гостеприимства, был принесен горячий чай. Маркес плюхнулся в просиженное под его задницу кресло, а Камило устроился на соседнем, тут же принимаясь за предложенный чай. С мерзким хлюпающим звуком Мигель вынул свое фиктивное глазное яблоко, спустил его в прозрачный стакан, из которого блестящий протез все ещё мог наблюдать за Камило. (Камило тоже будет стараться не упустить его из виду.) После чего мужчина размеренно начал разговор.
— Гляжу, ты снова подрос с нашей последней встречи. Может, поведаешь мне, как так у тебя получается?
Камило рассказал бы, только вот еще не успел выдумать, как объяснить это, не говоря о магии. Но ночевать на улице не хотелось, так что проситься хоть на сегодня у Маркеса остаться стоило.
— Конечно расскажу, только… — Камило мялся. Ему до этого не приходилось попрошайничать, и, будто бездомному, искать себе ночлежку. — Можно я на одну ночь у вас посплю?
— Раз тебе ночевать негде, чего к дяде своему не идешь? Или он тебя чем-то обидел? — аккуратно интересуется Маркес хлебая чай. Камило кивнул, потирая пораненное колено. Пропитанная влагой повязка почти с него свалилась.
— Понимаете, мне просто страшно с ним оставаться. — Камило не знал, как рассказать о том, что происходит между ним и дядей, не выдавая постыдных подробностей. — Он мучает меня. Я не могу больше с ним находится, и к семье уже вернуться не могу. И у меня здесь нет никого, понимаете? Я один совсем остался и идти мне некуда.
Камило звучал так отчаянно, будто вот-вот заплачет, да и выглядел мальчик откровенно помятым, словно бы его крепко избили, еще и хромал на одну ногу, на ту, что бинтом обмотана. Неужели это последствия тех «издевательств», что сотворил с ним дядя? Маркес, не особо понявший суть проблемы, поспешил утешить подростка.
— Эй, тише-тише, muchacho. Вижу, у тебя нога болит. Знаешь, я доктор по образованию. Давай посмотрю, что там у тебя?
— Нет! Нет, не трогайте! Всё хорошо, у меня ничего не болит! — от такого предложения Камило, к удивлению Мигеля, вжался в кресло от испуга.
Не собираясь насильно трогать подростка Маркес отстранился, уже собираясь продолжить говорить, но тут его перебил раздавшийся где-то в другой комнате резкий звон, похожий на десяток маленьких колокольчиков.
— Минутку, парень, мне кто-то звонит. Я отойду, а ты успокойся и не теряй мысли…
Мигель поковылял к разоравшемуся телефону. Пока оставшийся в одиночестве Камило метался взглядом по огромной, комнате будто ища среди заполняющих это место странных вещей свое спасение. У Маркеса, казалось, было все: от распятых бабочек, до коллекции фуражных шляп со странной штукой на лбу, похожей на «бегущий» крест с подогнутыми концами. Один из обставленных пробирками углов ядовитым зеленоватым светом освещали нарисованные Бруно картины, так не ко времени напомнившие мальчику о семье. Вокруг рисунков почему-то стояли неподписанные реагенты, эти странные склянки, предназначенные для опытов.
Недолго побеседовав по трубке, Маркес притопал обратно к своему гостю и, плюхнувшись в любимое кресло, продолжил их прерванный разговор.
— Камило, дружище, мне позвонил твой дядя, и он очень беспокоится, судя по голосу… — начал мужчина, однако продолжить ему не позволили.
— Только не говорите ему, что я здесь, прошу вас! Я могу заплатить вам, у меня есть деньги! — мальчишка тут же вытащил их кармана две мятые купюры, и, подходя неприлично близко, протолкнул их в карман чёрного пиджака Мигеля. — Пожалуйста, добрый сеньор!
Такое странное поведение обескураживало, Мигель вытянул перед собой руки, будто отгораживаясь от странного подростка и его взяток.
— Прости, дружок, я не могу тебя тут оставить. Он твой законный опекун и с моей стороны будет преступно тебя тут держать. — Мигель старался быть вежлив и объяснять все доступно, но подросток не унимался.
— Что мне сделать для вас, только скажите? Я очень много чего умею! — Камило хотел было предложить свои услуги рабочего, кухарки или няни, но вспомнил о том, чем можно по-настоящему заинтересовать человека, изучающего магию.
— Я могу сделать кое-что, что вам понравится… — сделав глубокий вдох, Камило решился на этот необдуманный шаг, решаясь рискнуть единственным своим козырем, он быстро принял образ самого Мигеля, уже предвкушая восторженную реакцию мужчины.
— В рот пароход! — пошатнувшись, будто от удара, заорал мужчина, свалившись обратно в свое кресло. Мигель раскрыл глаза так широко, что было видно влажную розовую слизистую пустой глазницы, а второй глаз, казалось, вот-вот вывалится из орбиты вслед за первым. Мужчина дергано ощупал внутренние карманы пиджака, и выудил из одного из них револьвер, который тут же направил на… Другого себя? На то, что, сначала претворилось мальчиком-подростком, а теперь претворялось им. — Не смей приближаться ко мне, злобное нечто! Не подходи! Я не позволю себя ассимилировать!
— Мигель, да вы чего? Я же просто… — испугавшись бурной реакции Камило оцепенел, поднимая дрожащие, безоружные руки, как это делают в фильмах. Он понял, что так все сделалось лишь хуже, что теперь он оказался в ситуации, из которой понятия не имеет, как выходить. Может ли немолодой, испуганным мужчина просто скончаться прямо здесь от страха? Или, защищаясь от Камило, как от чудища, просто застрелить, и этим все закончить? Или он вызовет сюда «кого надо» с пистолетами и наручниками…
В коридоре послышалось шаги. К ним уже бежали. У Камило от страха замерло сердце. Мальчик напрочь позабыл о том, что стоило вернуться к своему обличаю, чтобы кто-то еще чужой не дай Бог его таким не застал. Тогда все станет непомерно хуже.
— Что бы Камило вам не сказал, не слушайте, он не в себе! — послышался прежде негромкий, голос запыхавшегося мужчины. Следом за криком в комнату влетел уставший и рассерженный Бруно, но, увидев Маркеса, направляющего пистолет на его мальчика, гнев сменился страхом за жизнь племянника. Камило, увидев дядю, наконец вернулся к своему родному обличаю. Сейчас он был рад увидеть родного человека, как никогда. Вместе с приходом Бруно, к Камило вернулось ощущение, что все в порядке и под контролем, что даже эта сложная ситуация может быть решена.
Не задумываясь Бруно встал между Камило и направленным на него оружием, прикрывая племянника собой и, быстро сориентировавшись в том, что случилось, заговорил.
— Мигель, прошу вас, успокойтесь. Я могу все объяснить… — глядя в дуло направленного на них револьвера, провидец старался говорить дипломатично. — То, что вы видели — просто шутка. Он просто глупый ребенок, и сам не понимает, что делает. Уверяю вас, Камило не опасен, не нужно в него стрелять. Давайте вы опустите оружие, я заберу его, и мы тихонько уйдем и все забудем.
— Я встречался с шейпшифтером однажды… Эта тварь успела истребить экипаж целого судна, прежде чем сгореть. — Маркес хрипел, будто задыхаясь, рука, держащая револьвер, дрожала, взгляд единственного глаза смотрел в никуда. Он обессиленно рухнул в кресло, будто теряя от ужаса сознание. Револьвер выскользнул из ослабевшей ладони, приземляясь аккурат на ковер.
— Берегитесь, Бруно, бегите… — Как в бреду повторял мужчина, что готов был уже распрощаться с жизнью, потому как помнил: простой револьвер не защитил бы его от настоящего, голодного до человеческой плоти Нечто.
— Нет же, нет. Камило всего лишь глупый шутник, который всех перепугал. — Бруно достал из-за пазухи нашатырный спирт, который прихватило с собой, чтобы во время поисков племянника самому от страха в обморок не грохнуться. Сейчас поуспокоившийся провидец уже говорил мягко, полушепотом, успокаивая испуганного магией человека. — Все хорошо, Маркес. Никакой опасности нет. Приходите в себя…
Мигель морщился от запаха, своей резкостью напоминавшего звериную мочу. Но это определенно быстро трезвило рассудок. Видя, что Маркес уже не на грани потери сознания, провидец обратился к племяннику.
— Камило, я же велел тебе такого не делать! — мягкий тон вновь сменился к месту грозным. Бруно надеялся, что хоть теперь Камило осознал последствия своего непослушания и беспечности. Судя по направленному в пол виноватому взгляду, так оно и было.
— Знаю, прости. Простите сеньор Маркес. Не подумал… — Камило с печалью глядел на тяжело дышащего мужчину. Они подумать не мог, что на проявление его безобидного дара кто-то может так реагировать. — Он что, умрёт теперь? Помажь его зелёнкой, может от этого станет легче…
— Ох, не умру, michacho. Я всего два года назад столкнулся с таким Нечто на северном полюсе. Непонятно откуда взялся. Жуткая была тварь. Всех убила. Всех… — тяжело дыша Мигель потихоньку приходил в себя. — В мои сорок, наверное, пора завязывать с чудесами.
— Тебе всего сорок? — водя перед носом обмякшего мужчины ваткой с нашатырным спиртом спросил Бруно. Мигель выглядел значительно старше своего реального возраста из-за того, насколько был потрепан жестокой жизнью. — Так ты младше меня получается.
У Бруно тоже волосы сединой тронуты, но черноты в них все еще больше. Мигель, видимо, тоже удивился.
— Неудобно спрашивать, но сколько тебе лет?
— Много. Очень-очень много. — мягко ответил Бруно. Он говорил с Маркесом, чтобы успокоить, но при этом все смотрел на Камило, будто боясь снова упустить. Он чуть с ума не сошел, пока искал дрянного мальчишку, и второго такого раза он не допустит.
Наконец оправившись от испуга, Мигель вспомнил о том, что прежде сказал ему Камило, (которого теперь было трудно воспринимать как простого мальчишку) надеясь напросится остаться с ним. Мужчина не был настолько бездушным, чтобы отпустить мальчишку с дядей, которого тот почему-то боится, и даже не поинтересоваться случившимся.
— Я заметил у Камило кровь на рубашке и нога ушиблена. Он сказал мне, что боится тебя, Бруно. Это не моё дело, но столь суровые методы воспитания…
— Подожди! — резко обрывает возмущенный недосказанным обвинением Бруно.
— Ты решил, что я с ним это сделал? — даже мысли об этом для провидца были недопустимы. Бруно даже маленького Камило никогда не позволял себе шлепать. Хотя этот шкодливый ребенок даже от спокойной Джульетты пару раз получал. И сейчас вполне заслушивал щедрую порцию ремня за свою выходку, которая, если бы Бруно не подоспел, могла бы черт знает, чем закончиться. — Я бы никогда не поднял на моего мальчика руку. Как ты мог обо мне такое подумать?
— Просто Камило сказал мне, что не хочет с тобой оставаться…
— Он упал и ободрал коленку, когда играл со своим дружком в футбол. Я ему все зелёнкой обработал и бинтом замотал. Отругал немного, за неаккуратность… — объяснил оскорбленный обвинениями Бруно. Мигеля слова провидца вполне убедили, и он понимающие кивнул, не желая более на эту тему спорить. После провидец обратился уже к племяннику. — Что же, это тираном меня в твоих глазах делает? Думаешь, убежишь к чужим людям, те о тебе лучше, чем я, позаботятся?
Резко сказал мужчина пристыженно опустившему взгляд Камило. Мальчик чувствовал изжигающий изнутри стыд, оттого и молчал. Он просто не находил, что сказать.
— По́лно, Бруно. Дети — есть дети. — Маркес совсем не желал влезать в чужие семейные разборки, тем более что эти двое уже заставили его за сегодня понервничать.
— Прости моего мальчика. Ты, наверное, успел заметить, что он у меня немного не в себе.
— Да, я сразу заметил, что твой Камило с особенностями, но чтобы настолько… — под «особенностями» Мигель, очевидно, имело ввиду магию, но Камило принял это как ещё один укор к его поведению от предателя-Маркеса.
— И спасибо, что подобрал его. Камило не знает города, и мог совсем потеряться. — дрожащим голосом лепетал Бруно, заботливо обнимая племянника за плечи. Для Камило эти нежные объятия больше напоминали тиски. И, конечно, мальчика возмущало, что взрослые о нем говорят, как о больном и неразумном, но высказываться в свою защиту он не стал. Не к месту сейчас.
— Нет проблем, Бруно. Я мог бы дать вам номер хорошего доктора, помогающего «особенным» детям. Она очень помогает моей дочурке. — Мигель пошарился по карманам, в поисках своей визитницы. Найдя в небольшой золотистой коробочке нужную бумажку, он протянул ее Бруно.
— Спасибо, Мигель. Не знаю, чем тебя отблагодарить.
— Заходи ко мне как-нибудь, побеседовать, да кофе попить, Бруно. Вот будет лучшая благодарность.
Сейчас Мигель слишком устал, но ему было любопытно расспросить теперь не только о приобретенных картинах, но и о Камило, и о всех тех вещах, что умеет вытворять этот мальчишка. Бруно кивнул в согласии, но мысли его были заняты далеко не беседами за чашечкой кофе.
— Пойдем домой Камило. — голос Бруно звучал спокойно и мягко, но это совсем не обнадеживало.
— Там темно уже. Давайте Хайнц вас отвезёт. — спокойно предложил Маркес. — Хайнц!
Стоило Мигелю разораться, как Хайнц панически несётся со с второго этажа, и, на лету подхватив пальто и ключи, уже спешит к машине.
Мигель смотрел вслед уходящим, особенно не спуская глаза с мальчика. Камило тоже смотрел на Маркеса все тем же испуганным и просящим помощи взглядом, от которого червячок вины подгрызал сердце. Чего Камило так дяди родного испугался, мужчина так и не понял, но для себя объяснил поведение мальчишки тем, что это подросток. Подростки иногда сбегают из дома, от семьи, чтобы всех побесить.
На ватных ногах Камило, не имея иного варианта, шёл вслед за дядей, с бодростью преступника, приговоренного к казни за свое недоведенное до конца преступление. Теперь подросток сам не понимал, чего вообще собирался добиться. Маркес — чужой, посторонний человек, и он не был обязан ему помогать в побеге от дяди, так на что Камило в самом деле надеялся? Неужели действительно поверил, что едва знакомый человек все бросит и решиться ему помочь?
Они с дядей забрались на заднее сидение кадиллака. Камило ожидал увидеть на лице старшего гнев, но Бруно выглядел больше задумчивым, огорченным и уставшим, все же он долго носился по городу, стараясь найти потерянного племянника. Но когда, от своей бесплодной беготни совсем отчаялся, решил позвонить из первой попавшейся телефонной будки единственному человеку в городе, который мог если не сорваться и помочь в поисках, так хоть подсказать, как действовать дальше.
Как только провидец шепнул Хайнцу адрес, машина тронулась. Тогда же Бруно обратился к племяннику.
— Тебя не тошнит? Если что, у меня есть пакетик. — Камило молчал, боясь в сторону дяди даже взглянуть, так что Бруно сам вложил пакет в трясущиеся руки племянника. — Держи. На всякий случай.
— Дядя, — робким шепотом обратился Камило, руками сминая трогательный жест дядиной заботы. — Прости меня пожалуйста.
Бруно молча смотрел на него нечитаемым взглядом, таким, от которого воздух становился тяжелее. Камило было страшно, но извинялся он искренне, как полагается провинившемуся, не поднимая на старшего глаз. Сейчас мальчик даже представить себе не может, что с ним дальше будет. Наверное, стоило не попадаться Маркесу на глазах и тихо умереть на улице от холода и голода. Это стало бы наиболее лёгкой участью.
По приезду к гостевому дому, Бруно, крепко держа Камило за руку, словно сомневаясь в самостоятельности подростка, сам повел его к комнате.
Раздеваться под пристальным, обжигающим взглядом было стыдно и до ужаса унизительно, но возразить Камило не смел. Дядя теперь настолько ему не доверяет, что даже недолгое приготовление ко сну теперь должно проходить под строгим присмотром. Будто Бруно уверен, что даже здесь Камило может сделать что-то не так.
Дождавшись, когда мальчик уляжется, Бруно, слегка поправив одеяло, отходит и усаживается в кресло перед телевизором, оставляя племянника засыпать одного. Он не стал оставаться рядом.
В сумраке комнаты провидец старался осмыслить то, что случилось за сегодняшний день. Да, во всем произошедшем однозначно есть его вина. Бруно слишком хорошо помнит, как Камило смотрел на него, будто он, родной дядя, взял мальчишку силой, надругался и использовал. Провидец четко осознает, что поступил неправильно, что своей резкой выходкой просто перепугал племянника, что после этого он обязан больше ребенка не трогать… Это само собой.
Но мысли теперь занимает не это. Прошедший эпизод их близости уже не виделся чем-то имеющим хоть какую-то значимость. Теперь превыше фантазий о прелестях молодого тела встали размышления о только сегодня проявившимся заболевании, этом резком и жутком приступе кинорекси́и, свидетелем которого стал мужчина. Подумать только, Камило чёрт знает сколько времени делал вот так: издевался над собой, избавляясь от содержимого желудка рвотой, и при этом боялся просить помощи настолько, что ему легче было сбежать, чем объясниться. Хотя, возможно, безрассудный ребенок даже не знает, что у него проблемы.
Ворох мыслей нарушается писком крысёныша, которого Бруно пару дней назад прикормил. Видимо этот малыш решился просить у всевластного, с точки зрения крохотного детеныша, человека добавки. Бережно взяв крысиного ребенка на руки, Бруно смотрел на закутанного в одеяло племянника, мечтая, чтобы и люди хоть когда-нибудь научились быть такими же благодарными, как эти замечательные серые зверьки.
Вернувшись в конце бесславного путешествия к комнате, из которой несколько часов назад постарался сбежать, Камило потихоньку осознавал, что бежать от своей семьи — бессмысленно. Если родные хоть и обходятся временами гадко, но все же любят, заботятся и защищают, то чужие люди останутся к нему равнодушны или просто будут жестоки, как Маркес.
Его попытки протеста ничего не меняют, а только лишь портят, и теперь даже дядя, с которым он имел довольно теплые отношения, уже не будет так же по-доброму к нему относится. Камило залезает с головой под одеяло, надеясь, что это убережет его от всего в мире, и медленно, тяжело засыпает. С этого времени один. В лишенной родного тепла постели.