Часть 5 - Оральная фиксация. (1/2)
От нескончаемого гогота, от громкого топота ног, точно носились не дети, а цирковые слоны, у бедной Бониты трещала голова. Да и хозяйке дома, как и всем взрослым его обитателям, этот пубертатный бедлам, верно, тоже работать мешал. Так что эту шумную лавочку пора бы прикрывать…
— Ну чего вы там, как кони дикие, носитесь? Взрослые парни уже, женихи почти! Уймитесь и прекратите бегать, пока не расшиблись! — прикрикнула с первого этажа Бонита, надеясь унять разбесившихся мальчишек. Первые два раза она просила их спокойно и вежливо, но таких просьб им надолго не хватало, и мальчишки почти сразу брались за старое. Женщина прекрасно понимала: у подростков сейчас именно тот возраст, когда тело вполне сформировано, и выглядят они почти юношами на выданье, но вот в голове ещё детство играет, оттого и играть-носиться хочется.
Пристыженные очередным замечанием мальчишки тут же перешли с бега на спокойный шаг.
Несмотря на языковой барьер, на разность культур, Камило с Юрием поладили быстро. Осмысленных разговоров у них, конечно, не клеилось, но игр, правила которых были знакомы обоим, нашлось предостаточно, чтобы занять до обеда обоих.
— Слышал, Юрио, мы с тобой женихи! — веселым вкрадчивым шепотом обратился Камило к новому другу. Бледный, как призрак, короткостриженый парень тщетно пытался вникнуть в сказанное.
— Novios-caballos?<span class="footnote" id="fn_32393733_0"></span> — на ломаном испанском уточнил Юрий, так и не поняв, что там им сказала Бонита.
— Sí. — смеясь, кивает Мадригаль. Так вот и общались.
Бруно через приоткрытую дверь все прекрасно слышал, и более всего мучился от беготни двоих ребят, потому как все еще страдал от похмелья. Но несмотря на это мужчина изредка находил в себе силы, выглядывал из темной комнаты, присматривая за племянником.
Мысли еще не отрезвевшего до конца мозга были вязкими, и, как спьяну, откровенными. Камило, невинный мальчик, в чьей добродетели до вчерашнего разговора провидец не мог усомниться, сам же беспечно признался в том, что делал: и алкоголь этот ребенок до него пробовал, и в постели уже с кем-то развлекся… После таких признаний Камило уже не виделся столь непорочным и чистым, тем, чьей невинности провидец не смел бы опорочить даже на словах.
Но раз уж мальчишка и так всем, чем можно и нельзя, занимается, притом вне надзора семьи, то пусть лучше эти развесёлые грязные делишки будут проворачиваться в компании заботливого дяди, и под его же присмотром. Так будет безопаснее во всех смыслах: и Камило не нарвется на неприятности, и наказания никакого не последует.
Бруно догадывался, что о похождениях племянника в семье уже узнали. Неудивительно, что о таком поведении тут-же доложили бабушке, как и неудивительно, что дома непутевого подростка хорошенько наказали, чем толкнули прямиком в объятия дяди — человека более свободных нравов.
Бонита с первого этажа снова прикрикнула на мальчишек. Пленка её терпения грозилась вот-вот лопнуть. Бруно понимал, если не позвать разыгравшегося Камило сейчас, то шумная сеньора с первого этажа точно придет к нему с требованием унять этого чертенка. Перед тем, как преступить к выполнению обязанностей няньки, провидец привычно накидал по комнате соли, тем самым немного сгоняя липкое наваждение.
— Притормози, sobrino. — негромко позвал Бруно, на секунду высунувшись из приоткрытой двери. В темноте закрытых ставен и выключенного света только глаза дяди мелькали ядовитой зеленью. Тихого зова оказалось достаточно, чтобы Камило радостно прискакал к дяде в комнату, лучезарной улыбкой разгоняя мрак.
— Ой, дядя, ну наконец-то ты встал. Валялся так долго, я начал боятся, что ты помер.
— Чувствую себя именно так. — хриплым басом тянул Бруно, забираясь обратно в постель, кутаясь в огромный халат от прохлады. Похмелье в его годы мучает сильно, и теперь он вспомнил, почему стоит тысячу раз подумать, прежде чем пить что-то высокоградусней кефира<span class="footnote" id="fn_32393733_1"></span>. Камило оглядел пол темной комнаты, не видя, но чувствуя под подошвой что-то песочное.
— Соляной бунт? Нелояльность к уборке? Ответь, дядя, что это опять у нас с комнатой?
— Что с комнатой? Я не знаю, что с ней. — сценично удивляюсь и оглядываясь спросил Бруно. О тех мыслях, что провидец солью гонит, Камило лучше не знать. — Я не видел, как это произошло.
Камило закатил глаза, понимая: если дядя разбросал соль: грядет что-то гадкое. Возможно ему опять потребуется та помощь, после которой придется тщательно вымывать руки. Такая перспектива уже не сильно пугала, разум воспринимал это, как неприятный, но вполне возможный вариант, но это же заставляло задавать и себе, и родственнику один очевидный вопрос:
— И почему со мной ты не можешь вести себя нормально, как обычный дядя?
— Это как?
— Ну типа ругать молодёжь, рассказывать анекдоты, которые я не понимаю, жаловаться на здоровье… — перечислял Камило, забираясь к дяде в кровать. Разве ему нужно учить дядю, как быть дядей?
— По-твоему я настолько старый? — глупый вопрос. Конечно в глазах малолетнего племянника мужчина среднего возраста вполне себе тянет на деда. Особенно сильно разница в возрасте ощущалась, когда Бруно начинал говорить с младшим, как с неразумным дитём.
— Звал-то меня зачем?
— Давай немного поиграем? Только во что-то спокойное. — завязывая на поясе огромный халат предложил Бруно.
— В песочницу, которую ты тут насыпал? — хихикнув, предположил мальчик. — А вообще мы можем сыграть в «Uno»<span class="footnote" id="fn_32393733_2"></span> на сотню песо!
Неугомонный подросток, не давая дяде времени на размышления, тут же рванул к своим вещам в поисках колоды карт.
— У тебя столько нет. — заметил Бруно. Камило чуть грустненько вздохнул, добираясь до находки. Дядя прав был: у него в карманах брюк из интересного только складное зеркальце и сухой кусок печенинки на чёрный день. Видя чуть погрустневшую моську племянника, Бруно быстро рассудил, что лишние деньги у них сейчас есть, так что… — Ладно, я поставлю сотню, но если ты проиграешь, то отдашь натурой.
— Натурой? Это как? Типа, рисовать меня будешь?
— Узнаешь, как это, если я выиграю. — ловко тасуя разноцветные карточки проговорил провидец. В любом случае «отдать натурой» звучит для Камило не страшно. А вот деньги для самостоятельной жизни в городе очень нужны, а лучший способ добыть наличность — честно выиграть в мудрёной карточной игре.
Тасуя карты, провидец приводил в порядок собственные липкие мысли. Вообще, изначально он хотел поделится с племянником тем, что он выяснил — телевизор в Энканто им не привезти. Точнее, привезти то можно, но в этом не будет смысла без электричества, специальных вышек, розеток и всего сопутствующего. Сами по себе эти коробки, оказывается, не работают.
— По возвращению в Энканто я попробую поднять вопрос с электричеством. Хотя к такому наш народец зашоренный, наверное, ещё не готов…
Камило удивленно приподнял бровь, услышав такое заявление.
— Электричество — последний вопрос за который стоит браться, дядь. Я имею ввиду у нас все довольно печально в других сферах. Например, образование. Нас же обучают сбежавшие с кладбища мертвецы! — н-да, учителям единственной в Энканто школе уже под сотню лет. Буквально. Ещё Бруно с сестрами, в свое время, у них учились. — А ещё наука. Этим вообще никто заниматься не хочет. Даже мои исследования по приведениям родители финансировать отказались. Джорджи говорит со мной только после пинты тёмного нефильтрованного, а пивандосик у нас не бесплатный, знаешь ли!
Пока Камило разболтался, провидец избавлялся от карт в своих руках одна за одной, а племянник этого и не замечал. Выбрасывая на игровое поле предпоследнюю свою карту Бруно удивлялся. Он своим вчерашним откровением завоевал доверие подростка настолько, что Камило был готов говорить с ним до невозможного откровенно и честно, признаваясь в том, чего другим в их семье знать точно не следовало.
— …а ещё культура. Потому что меня из театра выгнали, наша культура многое теряет. Очень многое… — перекрывая подброшенную дядей зеленую карточку желтой, с тем же числом, заканчивал мысль Камило. На этом его внимание полностью вернулось к игре, и он вконец заметил не сколько то, что практически проигрывает, а то, что хитрый дядя, видимо, совсем забылся. — У тебя всего одна карта, но ты не сказал «Uno»! Бери две штрафные карточки!
Позабывший об этом правиле Бруно послушно вытащил из отложенной сбоку стопки еще две карты. Такой внимательностью Камило, как казалось, лишь немного отсрочил свое неминуемое поражение. В его руках все еще было пять карт, но с прибавлением в руках дяди ему наконец тоже начало везти.
— Это все весьма печально, mi amor, но было бы гораздо печальнее жить в мире, где люди скоро в космос полетят, а мы едва газовые лампы освоили.
— Притащишься ты в Энканто со своими технологиями и только проблем там добавишь, вот как я думаю.
Тут провидец был с племянником согласен. Проблем с таким планом он наживёт себе до скончания жизни, но и от мечты встретить старость в кресле перед телевизором, за просмотром любовного сериала, просто так не откажешься.
— Знаю, такая инициатива у нас наказуема, но я хочу попробовать во всем разобраться и подойти с этим проектом к бабуле. Только представь: Энканто больше не будет изолирован от мира, и вы, молодые, будете жить в совсем новом мире, будете иметь возможность уехать и жить по-другому, учиться, делать большие карьеры… — мечтательно говорил Бруно, совсем не замечая, что в руках племянника осталась всего одна карта. И оповещать об этом Камило не спешил, а провидец, по глупости, не напомнил.
Поняв вконец, что крыть прибережённый провидцем козырь Камило уже нечем и незачем, мальчишка победно завопил.
— Карты кончились, я выиграл! Все, дядя, отдавай сотку!
— Как договорились… — провидец без промедления отдает этот символический карточный долг. Бруно считает, что Камило полезно иметь немного карманных, просто чтобы понимать, как распоряжаться деньгами. В их семье так делать не принято, потому что все уверенны, что в этом нет смысла, и детям и так предоставляется все необходимое. — Ты хорошо играешь.
В следующей милосердно предложенной игре Камило уже смог поставить сотню песо, вместо натуры. В этот раз сражение детскими цветными карточками шло напряженно, без лишних разговоров и очень сосредоточено. Так, по скончанию карт в руках, в кармане Камило еще на сотню прибавилось.
— Не везёт в азарте, повезёт в любви. — не расстроившись второму подряд поражению сказал Бруно. Две сотни песо — небольшая цена, чтобы его маленький бесёнок оставался в веселом настроении и не допекал окружающих своей беготней.
— Что ты, дядя, давай сыграем третий раз? Может, еще отыграешься.
— Скорее уж ты меня разоришь. — чмокнув мальчишку в висок, он отдал победителю деньги. — Награбленное сразу не трать, разбойник.
— Не буду. Я коплю на самостоятельную жизнь, знаешь ли. — слова Камило никем не воспринимались всерьез, оттого он и позволял себе так легко раскрыть собственные намерения. На двести песо, конечно, никуда не уедешь, но это только начало!
Так вот Камило находил плюсы от общения с дядей. Помимо прибавки в карманах, он ещё немного сбросил в весе. На самом деле он и до этого жирным не был, и дома его отец то и дело спрашивал: «Почему брюки опять стали тебе малы? Все дети вырастают из одежды, а у нас наоборот, одежда переростает ребенка!»
Приходилось натягивать две пары брюк, лишь бы папа отстал, и не говорил, что ноги слишком тонкие.
Хорошо хоть от дяди таких претензий нет…
— Было приятно у тебя выигрывать, дядя, но, боюсь, у меня дела есть, так что я, пожалуй, пойду. — Камило, распихав выигрыш по карманам, уже направился на выход.
— Например приготовить нам ужин? — припомнил Бруно. Он не стал бы озадачивать этим племянника, если бы он с дружком своей беготней всех кругом в край не доконали. — Через пару часов приду, надеюсь, ты уже закончишь.
***
Немного посвежев, напялив, для приличия, под халат рубашку, Бруно, как и пообещал, спустился на первый этаж к племяннику, который что-то готовил под присмотром Бониты.
— Как успехи?
— Смотри, что есть! — вместо ответа в лицо ткнули без спроса одолженной шерстистой шапкой с серпом, молотом и звездой. Нового дружка рядом не крутилось, но он оставил вместо себя эту странную вещицу, чтобы Камило за два часа разлуки по нему не стосковался.
Про советский союз Бруно знал только то, что страна ровно через сорок лет развалиться, так что в ответ на веселый взгляд племянника лишь пожал плечами.
— Так, шапка есть, а голова в ней где? — заразившись смешинкой спрашивает Бруно.
— В прострации. — похихикивая ответил Камило, выключая конфорку на газовой плите. Поймав вопросительный взгляд дяди, он решил поделиться произошедшей с ними историей. — Ну, мы с Юрио играли в «Uno» на желание, он, как неожиданно, проигрался, и я такой: иди подойди к сеньоре, скажи… — произнести матерное слово перед дядей совесть не позволила, так что он тихонько добавил — Ну вот то, что пьяницы у нас под окнами позо-позовчера орали, помнишь?
«Tener chingar» припомнил Бруно, осознавая, что значение грязного жаргонизма тогда не пояснил, а Камило, что с него взять, новое слово узнал — значит нужно применить, и срочно!
— Так вот я загадал Юрио, чтобы он подошел к сеньоре Гавриэлле, и сказал ей: «А покажите мне, как правильно надо…» — последнее слово Камило будто зацензурил собственным чайкообразным смехом. — Она ему за это так шваброй втащила. Бедный Юрио, вон там до сих пор стоит, не понимает, что произошло.
Камило отложил огромный розовенький фартук и указал на мальчика, что стоял, оперевшись о колонну, со взглядом, направленным в никуда.
— Вот так, Юрио, если ты в Колумбии, то должен знать испанский! Дуракам — уроки! — кричал Камило белобрысому мальчишке, который всё равно через слово понимает.
— Надрать бы тебе задницу за такое. — по-взрослому осуждающе сказал Бруно, которому в самом деле от этой выходки было смешно, а еще приятно видеть племянника в естественном для него, весёлом и шаловливом, настроении.
— Давай не надо. — глупо улыбаясь, отводя взгляд тянет Камило. — Вышло очень даже хехно.
Не успел Камило вдоволь своей выходке нарадоваться, как Юрио уже несется в его сторону, явно с намерением свершить правосудие.
— Ох ты ж… Блинчик! Ладушки! Ядрица! — успел прокричать Камило, прежде чем убежать прочь.
— Вы только гляньте на баламутов! Опять носятся! — уперев руки в боки проворчала Бонита. Впрочем, ее рабочий день уже окончен, а значит это теперь чужие проблемы.
У Бруно духу прикрикнуть на детей, чтобы успокоить, не хватало, но это и не требовалось: Юрий недолго погонялся за Камило по второму этажу, отнял у наглеца свою шапку, и после мальчишки, быстро помирившись, уже вместе пинали мячик в патио<span class="footnote" id="fn_32393733_3"></span>. Не самое лучшее место для игры они выбрали: красочная брусчатка после дождичка была достаточно скользкой, да и пространства для полноценных маневров мало. А ещё если хозяйка дома их за этим поймает, то отругает и отходит метлой, на этот раз обоих.
А что до Бруно? Он и в Энканто любил посмотреть, как мальчишки играли в футбол, как его Камило, одетый в жёлтую пятнистую майку и такой же расцветки шорты, (в точно такой же форме в свое время гонял Джо Фернандес и вся его команда) ловко и изящно обращается с мячом. Как в особо жаркий день он поливает себя водой так, что свободная майка липла к телу, соблазнительно очерчивая мальчишескую фигуру… Ох, от этих воспоминаний приятно теплеет в животе.
Бесится с мячом сейчас, очевидно, небезопасно, но Бруно слишком засмотрелся на мальчишеское веселье, чтобы, как серьезный взрослый, все прекратить. Подростки довольно резвятся, провидец зрелищно этим наслаждается. Почти идиллия, вот только…
На глазах дяди, Камило, задев боком начинающиеся за его спиной перилла лестницы, потеряв равновесие, крайне неудачно падал, проезжаясь коленом по шершавой поверхность плитки, он, звучно «ойкнув», шлепнулся на бедро. От звука удара тела о брусчатку у Бруно сжалось сердце.
Забыв, где он, не думая, что происходит, Бруно смотрел пустыми черными глазами сначала на цветную брусчатку, запачканную алыми каплями, а после на разбитое, истекающее кровью колено племянника.
— Упс… Штанинину порвал. Я в порядке, Юрио… — принимая протянутую руку товарища, Камило неловко поднялся. Не привык младший Мадригаль, что лестницы в доме не знают, когда нужно убраться. Он был вполне спокоен, пока не заметил, как у пристально наблюдающего за ним родственника странно задергался глаз. — Пустяки, дядь, ты не переживай только. Я зашью так, что будет совсем незаметно.
Только вот всю серьезность этой ситуации в глазах дяди Камило явно недооценил. Порванные брюки совсем не волновали Бруно, в отличие от сочащейся кровью раны, которую нерадивый племянник стыдливо прикрывал рукой.
— Убери оттуда грязную руку, заразу занесешь!
Провидец незамедлительно спустился к первому этажу. Испуган Бруно или зол, Камило разобрать не смог, но тут хотя бы была ясная причина: отхватить за испорченную одежду в их семье — дело обычное, но не станет же дядя за это бить. Не в его характере было так поступать. Не успел Камило и слова высказать, как почувствовал, крепкую ладонь, больно схватившую под локоть. Дядя волок его в комнату спешно, словно бы счет шел на минуты.
Приволоча несопротивляющегося племянника в ванную, Бруно несвойственным себе утробным басом скомандовал: «Живо раздевайся!». Слова, произнесенные такой интонацией были во много раз страшнее обычного крика, потому как совершенно непонятно, чего после них ожидать.
— Д-да… Сейчас… — от испуга Камило не особо соображал, что и для чего делает, но старался покончить с раздеванием быстро, чтобы старшего сильнее не разозлить. Он мгновенно скинул на пол руану и уже стал расстегивать рубашку, которую уже как-то успел обляпать, которую и снимать-то было ни к чему.
— Штаны, Камило! — выкрикнул Бруно, злясь на испуганную несообразительность. Камило быстро стянул порванные брюки, не обращая внимания что обляпал их в крови.
Из открытой двери наблюдая как дядя копается в вещмешке, извлекает из него маленькую кожаную сумку, и, прихватив свободной рукой стул, направляется к Камило в ванную.
Дверь ванной комнаты захлопнулась. Бруно снял свой халат, чтобы не обляпать закатал рукава рубашки, положил полотенца, и с серьёзным видом уставился на рану. Хмурые брови почти сходились на переносице, сосредоточенный взгляд, казалось, мог обжечь.
Рана хоть и большая, но не глубокая, даже зашивать не требуется, но Бруно всё равно трясся над нерадивым чертенком так, будто он кровью истекал. Оценив ситуацию, провидец загнал племянника под кран и сам аккуратно все промыл, а после деликатно промакнул от воды кожу вокруг раны, стирая влагу и подтекающую кровь.
— Что это? — робко спросил Камило, смотря на загадочный бутылёк в руках дяди. — Что ты собираешься делать?
— Не думал, что дойдёт до того что придётся его использовать… это — в простонародье зеленка, Камило. До того, как у Джульетты появился её дар, все болячки нам лечили этим. — подрагивающим от сдающих нервов голосом объясняет Бруно.
— Не надо ничего мне лечить. Я в порядке, а эта небольшая царапина за ночь заживёт. — твердо уверенный в своих словах Камило встал, намереваясь уйти, и от краешка «маленькой царапины» до холодного кафеля катились алые капли.
— А ну сядь! — Бруно сам удивился, что прикрикнул. Просто нервы и так были не к черту, еще и Камило заставляет за себя переживать. Испугавшись, мальчишка незамедлительно падает ягодицами обратно на стул и нервно ждет дальнейших дядиных действий. Бруно опустился перед ним на колени и для удобства уложил ступню Камило к себе на колено, чтобы придержать, если мальчик начнет дергаться. Камило не стал сопротивляться странным действиям, все еще не особо понимая их необходимость. В конце концов дяде лучше знать, как надо, и ничего во вред заботливый родственник делать не станет.
— Сиди, пожалуйста, спокойно. — уже тише просит Бруно. Он наклонился к коленке, намотав на руку полотенце, чтобы не обляпаться, открыл бутыль и вылил немного изумрудного содержимого на кусок белой ватки. — Будет немного больно.
Как только ватка с зелёной жижицей коснулась кожи, Камило дёрнулся, болезненно скривился от жжения, но Бруно предусмотрительно придержал его, до боли сжимая ногу в изгибе колена.
— А если бы ты упал и голову разбил? О чем только думаешь? Тут нет рядом Джульетты с её целебными пирожками. Повезло ещё, что не нужно зашивать… — бубнил Бруно, будто впав от собственных монотонных действий в транс, как при ритуале предвиденья. Камило смиренно терпел нарастающую с каждым прикосновением ватки к коже жгучую боль, стараясь не жаловаться. Надолго его так не хватило, и он, не стерпев, выдавил сквозь стиснутые зубы:
— Дядь, пожалуйста, прекрати. Мне от этого только больнее. — болезненная реакция тут же вернула к реальности, отчего Бруно сменил праведный гнев на жалость. Неприспособленный к такому детёныш, наверное, в ужасе от первого опыта знакомства с изумрудной зеленью.
— П-прости, мой маленький. — провидец подул на место, которое мазюкал, стараясь сделать неприятный процесс более легчепереносимым. Это продолжалось мучительно долго: сначала Бруно с особой кропотливостью жёг нежную кожу зеленкой, заставляя племянника сжимать сидение стула под собой, а после долго обдувал обработанный участок, унимая принесенную боль.
— Сейчас, ещё немножко осталось. Потерпи. — Бруно принялся наматывать бинт, первый слой которого тут же пропитала кровь. Взгляд провидца пустел, становился будто лишенным всего человеческого, и в то же время оставался самым глубоким и переполненным всеми чувствами на свете: от гнева, до жалости, от родительской любви, до грязной похоти. Когда на него накатывало что-то такое, это было правда страшным. В моменты сильного стресса Бруно терял всякую адекватность и начинал творить что-то бессмысленное и монотонное, что могло помочь сбросить напряжение, вроде повторения странных фраз или одинаковых действий. В такие моменты Камило уже не узнавал в мужчине перед собой своего дядю, любящего родственника, да и провидец, кажется, связь с реальностью терял, совсем переставая понимать, кто перед ним.
— Ну все. Всё в порядке милый. Скоро все пройдёт. — Бруно жалел племянника будто слегка не своим голосом, из раза в раз проговаривая одно и тоже, нежно оглаживая здоровую часть ноги. Происходящее ощущалось странным дежавю, все будто шло вне времени. Под бинтом все еще невыносимо жгло, и подуть на ранку уже не получалось, как-то облегчить это было невозможно, так что от странных действий дяди Камило легче не становилось. — Всё в порядке милый. Скоро все пройдёт…
Любые дядины манипуляции, особенно в таком состоянии, обычно далеко не заходят, так что мальчик просто переждет этот абсансный <span class="footnote" id="fn_32393733_4"></span> приступ, который должен быстро закончится, после которого дядя придет в себя, сам его отпустит и позволит спокойно уйти.
Наглаживая ноги от колена и выше, Бруно случайно уложил руку на внешнюю часть бедра, на место, которое уже прикрывало нижнее белье. Реакцией на это со стороны Камило стало болезненное «ай!», достаточно громкое, чтобы вывести дядю из транса, чтобы только сильнее напугать.
— У тебя тут тоже болит? — все еще сверля племянника тяжелым взглядом черных глаз проговаривает мужчина — Дай посмотрю.
— Не надо. Не болит. Нормально все. — неровным голосом тараторит Камило, зная, что его не услышат. Боясь дольше оставаться с дядей наедине, пока тот не в себе, мальчик снова предпринял попытку встать, тут же резковато пресеченную. Дядя придавил его к стулу, одним жестом показывая, что встать ему все еще нельзя.
— Камило, успокойся. Я просто посмотрю… — полуосмысленно проговорил мужчина, аккуратно приспуская на племяннике нижнее белье. Он уставился на место, куда случайно надавил ладонью, на ушибленную внешнюю сторону бедра, где уже различалась чуть красная припухлость. Крови на месте ушиба не было, и до перелома явно далеко, но гематома через пару часов будет знатная, глубоко фиолетовая, каким был бы глубокий укус с нежной стороны мальчишеской ляжки.
— О, мой маленький… — насмотревшись на формирующиеся увечье жалостливо пролепетал провидец, уткнувшись колючим лицом в напряженный живот племянника, обжигая нежную кожу сбитым дыханием.
— Что ты делаешь? — растерянно спросил Камило, нервно перебивая пальцами по деревянной сидушке, старался унять накатившую тревогу.
— Я просто немного поглажу тебя, родной. Сиди спокойно. — хрипло шептал Бруно, поднимая веснушчатые бедра себе на плечи. Как только ноги оказались на весу, Камило вцепился в сидение под собой, судорожно мечась взглядом по тесной комнатке с единственным выходом, запертым на хлипкий замок и теперь недостижимо далеким. Напрасно. Бруно держал его, не давая дёрнуться. Прямо на уровне глаз провидца оказался мягкий мальчишечий орган в обрамлении лёгких вихров мягкого пушка, все еще не похожего на тот, что у созревших мужчин.
— Хватит, дядя! Я хочу уйти! У меня уже ничего не болит! — не зная, куда деться от страха и стеснения, безнадежно просил Камило, закрывая лицо руками, предпочитая убеждать себя, что дядя, как обычно, просто немного его потрогает, посмотрит на него и отпустит. Это продлиться недолго, это быстро закончится, а после все будет, как раньше, хорошо, или хотя-бы терпимо.
— Расслабься, mi amor. — дядя проводит носом линию от пупка и ниже, с наслаждением вдыхая сладкий запах юного тела, укладывает ладонь туда, где еще вчера не позволил бы себе прикоснуться. Камило тихо хнычет в ладошки, не понимая, почему взрослый мужчина, кровный родственник, делает с ним это?
Аккуратно, чтобы не сделать больно, провидец оттягивает прикрывающую розовую головку кожу, припадая к самому чувствительному до прикосновений месту влажными губами. От этого тело в его руках содрогнулось, а член подростка непроизвольно дернулся навстречу. Юное тело совершенно физиологично, и вопреки рассудку, отзывается на такую ласку, и это казалось таким милым, даже забавным, ведь Бруно еще ничего не сделал, а у Камило уже коленки дрожат от накативших ощущений и эмоций.
Не задерживаюсь на слишком чувствительной головке, мужчина взял примерно до середины. Камило дрогнул в его руках, скорее от неожиданности. Все происходящее кажется ему до абсурда нереальным, как сон, как внезапно накатившее безумие, за которым страшно смотреть, но почему-то приятно ощущать. Внизу это было так жарко, мокро и тесно, эти необычные ощущения волнуют. Такого с Камило никогда еще не делали.
Первичный испуг сошёл, Камило отвёл руки от лица. Все ещё донельзя красный подросток смотрел сверху вниз на дядю, наблюдая, как опытный мужчина обращается с ним, как касается его так ласково, умело и аккуратно. Чувствуя расслабление племянника, провидец, наконец, решился прикоснуться к своей истекающей похотью плоти. С упоением Бруно наслаждался телом, что сейчас полностью было в его власти, теплотой и отзывчивостью живого человека, его вкусом и трепетной дрожью неопытного подростка, его волнующими всхлипами и рваным тяжёлым дыханием.
Провидец помнит, как любят друг друга подростки, жадно и нетерпеливо, просто гонясь за финалом — самым ярким моментом процесса, в котором количество актов, стоит превыше качества. Бруно никуда не торопясь, наслаждался процессом. Он чувствовал партнёра, чувствовал, как его мальчику это нравиться, как несдержанные глубокие вздохи подростка перетекают в звучные стоны. Как жаль, что Камило всё ещё не может до конца довериться дяде и без смущения насладиться этим. Его малоопытный мальчик все старается плотнее сдвинуть дрожащие ножки, будто стесняясь своей отзывчивости.
Чувствуя легкую пульсацию у основания, мужчина замер, не выпуская член изо рта, пока не почувствовал горячее семя на языке.
Стыдно, волнующие, омерзительно и приятно, Камило с нежным стоном, наполнил рот своего дяди горячим семенем, давая распробовать себя на вкус. Бруно принял его до конца, выпуская изо рта уже мягкий член. Тело в руках обмякло. Такой до трогательного беззащитный и открытый Камило нравился ему больше всего, таким мужчина старался его запомнить. Перевозбуждённый, словно подросток, Бруно кончил на полотенце с впитавшими память этого дня пятнами зеленки.
После всего случившегося отпускать мальчика не хотелось, но Бруно отстранился. Как только чужие руки отлипли, Камило тесно сдвинул ноги, поджав их под себя, прикрылся одними своими руками, не дозволяя более на себя смотреть. Наваждение сошло. Вернувшись к здравому рассудку, Бруно осознал, что для Камило все случившееся здесь — настоящее потрясение. И для провидца это только на руку, потому как в столь уязвимом, шоковом состоянии всякий человек становиться очень-очень внушаемым, готовым слушать и воспринимать абсолютно все, что ему скажут.
Первым делом Бруно, как заботливый и понимающий дядя, прикрыл плечи племянника своим теплым халатом. Мальчик тут же в него укутался, прикрывая наготу, а после мужчина приступил к успокоению словом.
— Камило, родной мой, послушай: ничего плохого сейчас не случилось. Все в порядке, все хорошо, и не надо… — мокрая мордашка уткнулась Бруно в живот. Камило не стал отталкивать всегда готового быть рядом родственника в момент, когда действительно хотелось выплакаться от переизбытка всех сразу эмоций. Только вот слезы уже не шли, но Камило все также крепко прижимался к дяде, сминая тонкими пальцами плотную рубаху. Мужчина ласково обнял племянника в ответ, мягко приглаживая кудри. Бруно сам не предполагал, что первая их взаимная близость произойдёт вот так.
Как только Камило выпустил его из объятий, Бруно понял, что стоит на время уйти и оставить племянника одного. Покинутый дядей мальчик еще долго рассматривал себя в зеркале, будто не узнавая. Отвратительно то, что сделали с ним против воли, отвратительно, что он получил от происходящего удовольствие. Значит он такой же, как дядя. Ничем не лучше. Просто честным с собой быть не может, стыдится признаться, что ему было приятно, когда родной дядя делал над ним эту мерзость.
Чуть прихрамывая на одну ногу Камило тихонько вышел из ванной, бесшумно прикрыв за собой дверь. Бруно не будет собой, если не сотавит племяннику вкусняшку, чтобы задобрить и сейчас Камило за это, как никогда, благодарен. Невыраженная боль от пережитого одолевает, заставляя снова наедаться до боли, до тошноты, так, чтобы само дошло до рвоты. Когда место в желудке кончилось и дальше уже просто не лезло, Камило начинал силой запихивать в себя еду. Омерзение к своему животному поведению приглушала приятная полнота желудка, ощущение тепла и распирания изнутри. Все это было похоже на любящие объятия, такие безопасные и крепкие, какие не смог бы дать ни один человек.
От противоречивых мыслей буквально разрывает голову. Весь окружающий мир становится в миг до невыносимого громким, давящим, кричащим. Камило мечтает хоть на миг оказаться не здесь, проснуться от беспросветного кошмара, в котором он застрял, в месте, где все хорошо. Наслаждаясь распирающими, на грани меж болью и приятностью, ощущениями в переполненном желудке, мальчик закрывает глаза, слыша, как шум в ушах превращается в один четкий голос…
— Рико, Оскар, сейчас отвратительно отыграли! — это Карлос орал так, что закладывает уши. Камило выдохнул с облегчением, радуясь тому, что слышит сейчас именно его, а не рассерженных родных. — В перерывах между ковырянием в носу и чесанием жопы могли бы на мячь смотреть! Не команда, а бездарное стадо бананов!
Вдоволь прооравшись на подчинённых, Карлос уже спокойнее обратился к друзьям.
— Робби, Мило, пойдёмте курить, братаны.