Часть 4 - С молоком матери. (1/2)
— Бруно, как же тебе повезло иметь сестёр, а не братьев. Ты не представляешь, как этот ишак отбитый мне надоел…- раздраженно бормочет под руку Элио. Они трое латают разбитые Джорджи, в приступе ярости, стены уже практически полный солнечный день, и младшего близнеца до посинения злит, что всей семье приходится чинить дом за буйным братом.
— Ты зачем стены боксировал, а, убогий?! — нарочито громко орет Элио брату. — Разворотил нам дом своими ручищами… Не брат, а обезьяна дикая!
На фоне мускулистого Джорджи Элио смотрелся довольно хилым, но это не отнимало его, доходящей до глупого, смелости.
— Заткни рот членом своего парня, Элио. — на дерзкие выкрики тут же прилетела меткая, жестоко-насмешливая ответка от Джорджи. Самый сильный человек своего времени всегда смотрел свысока даже на собственных родных. Да и не было у него причин вести себя иначе, ибо любого он мог раздавить если не авторитетом, то кулаками. — Или он уже тебя не хочет, потому что ты, joto<span class="footnote" id="fn_32460490_0"></span>, слишком уродливый, чтобы кто-то, кроме нашего коня, захотел тебя поиметь?
Вместо ответа на гадкие шуточки вспыльчивый Элио резко перевернул ведро со шпаклевкой брату на голову и с разворота пнул в живот так, что тот едва не упал. Силы удара не хватило и крепкий Джорджи все же удержался на ногах, и, скинув с головы ведро, выписал им же брату по лицу так, что тот отлетел. От удара раздался громкий звук, похожий на удар колокола, сопровождаемый тихой молитвой от испуганного Бруно. В этот раз драка близнецов вышла недолгой. Провидец нервно сглотнул. Кажется, он слышал хруст сломанной кости. Боже…
Ранение стало уважительной причиной ретироваться к дому семьи Мадригаль и оставить Джорджи наедине с им же учиненным беспорядком. Бруно заботливо подтирал любимому кровь, провожая к Джульетте. Возможно это смешно, но это его первая за двадцать один год жизни влюблённость: дерзкий юноша в жёлтых пятнистых шортах и такой же расцветки майке, явно на пару размеров большей, чем нужно.
— Когда-нибудь я увезу тебя отсюда далеко-далеко. Туда, где мы будем только вдвоём. — окрыленный любовью, обещает ему Бруно, тихонько целуя покрытые незаживающими ранками костяшки пальцев. Янтарные глаза смотрят на него сверху, по улыбающимся губам все ещё течёт кровь.
— Чушь болтаешь, Бруно. Через эти горы не перелезть. — Элио сдул слишком длинную чёлку с глаз. — Да и зачем? Живём тут что-ли плохо?
И вправду, несмотря на всю безнадежность и обреченность противоестественных отношений двоих мужчин, несмотря на жестокость жизни и ненависть всего мира, они с Элио все еще есть друг и друга. Большего не надо.
Вчерашний образ племянника здорово разворошил старую память, ложась пудом соли на незаживающие душевные раны. Бруно привычно проснулся в горьких слезах, и даже ощутимое присутствие рядом малыша Камило не спасает от поросших ядовитым мхом воспоминаний. Что Элио, что Джорджи, уже давным-давно обрели спокойный сон в тихой земляной утробе. Но не Бруно.
Утерев влажность глаз, Бруно взглянул на спящего племянника. Мальчик бессознательно льнул к теплому телу рядом, закидывая на дядю во сне то руки, то ноги. От этой близости отступают все тревоги, приходит осознание, что выполнить то, что провидец давно обещался сделать, все же получилось. Он все-таки покинул родной Энканто. Ещё и вместе с Камило, будто сама судьба решила так распорядиться, определить милого ребенка прямо в руки Бруно.
Нехотя отстраняясь, Бруно тихонько оставляет племянника лишние полчаса поспать, а сам начинает бесшумно готовится к запланированной на сегодня прогулке. Закончив сборы, провидец разбудил племянника мягким поцелуем в макушку. К его удивлению мальчик отполз от него, как только открыл глаза. Еще и нахмурился, щеки надул, видимо все еще обижаясь на небольшую вольность своего дяди.
Бруно скрестил руки, зеркаля забавное выражение лица племянника. Камило это только сильнее взбесило. Он и так проснулся сегодня не в настроении, да еще и дядя, виноватый в его дурном расположении духа, корчит ему гримасы. Бруно обратил внимание на уставший вид и больше, чем обычно заметные синяки под глазами. Вид у Камило-спросоньи слегка изможденный. Неудивительно, как скоро без целебной стряпни тётушки Джульетты все последствия многолетнего пагубного пищевого поведения станут очевидными?
— Отнесись ко всему проще, mi amor, между нами случившееся вчера ничего не меняет. — спокойно заверяет Бруно.
Как вести себя в этой ситуации Камило не знает, поэтому просто старается делать все как обычно, будто вчера ничего и не было. Рядом больше нет его мамы, которая и в лучшее время ничего с жалобами сына на дядю не делала, говоря, что ребёнок, безусловно, преувеличивает. Дядя Бруно тоже держался совершенно спокойно, будто и не случилось ничего. Вспоминая реакцию матери, видя спокойствие дяди, Камило невольно задумался: может это он все не так понимает и неверно реагирует?
Произошедшее вчера едва ли можно считать насилием, ведь дядя его не избил, не поранил. Он вполне живой-здоровый и отделался одним испугом. Только вот пережитый страх, совсем не как при довольно понятной угрозы жизни. Это был нескончаемый, огульный ужас, от которого будто частично впадаешь из реальности и все происходящее вокруг начинает казаться слишком реалистичным ночным кошмаром, который хочется скорее забыть. В конце концов мальчик очень постарался, и убедил себя, что все не так страшно, как выглядит.
По сути все так и есть: Бруно ничего, из того, что его мальчик наверняка переживал бы гораздо тяжелее, ему не сделал, потому как относиться к племяннику в вопросах, касающихся любви, бережно и щадяще, почти не трогая, но Камило всё равно пропускает этот стресс через слезы.
Последние полгода Камило стал непомерно раздражительным и плаксивым. Впрочем, в его семье всем думалось, что это просто подростковое и само, со временем, пройдёт. Abuela всегда считала любые детские слезы простой капризностью, которую нужно игнорировать. (Никто не может её за это осудить, все же только так можно было в одиночку воспитать троих детей.) Но Бруно решил для себя, что он точно таким не будет, он не станет оставлять племянника наедине со страхом и непониманием, и будет терпеливо поддерживать мальчика в такой трудный для их отношений момент. И как только Камило свыкнется с происходящим окончательно, эта комнатка станет для них двоих личным раем, в котором не будет места ханжеской морали, стыду и запретам.
Пусть в понимании окружающих происходящее между ними может быть неприемлемым, но по сути степень близости отношений с родней — вопрос культуры, воспитания и привычки.
Abuela в свое время настаивал на продолжении преемственности магии любым способом. Даже если для этой цели придётся воспроизвести на свет «чистокровных» Мадригаль. В конце концов библейский инцест был священен и необходим для выживания, и главе семейства это не виделось большой ценой за сохранение и преумножение данного им чуда. Так что в их семье подобные идеи не то чтобы поощрялись, но и неприемлемыми не считались и тройняшки с юности знали, что это то, на что возможно однажды придётся пойти для продолжения семейной магии, и до поры до времени никто против не высказывался. Чуть подызучив вопрос, Бруно понял: рожать детей в инцестуозном браке — идея ужасная, и, благо, их семью это обошло, но подобные идеи, вбитые устами матери, не прошли для тройняшек бесследно.
Бруно не знает, почему на его сестрах это не сказалось так же сильно, как на нем, и им повезло вырасти нормальными.
Камило быстро вышел из душа. Нехотя, Бруно отвернулся, чтобы лишний раз не смущать подростка, которому даже обычные бытовые моменты, вроде переодевания в одной комнате, теперь доставляли дискомфорт. Сейчас мальчик начал понимать, что больше не может ходить перед кровным родственником в удобных для себя вещах, потому что его комфортные пижамные шорты слишком короткие, а рубашки, которые он впервые начал застегивать до последней пуговки, слишком прилегают к фигуре.
И это выглядит… провокационно? Наверное, да.
Вычесав с головы нехилый клок волос, (выпали на нервной почве?) Камило закончил приводить себя в порядок, после чего, без лишних разговоров, согласился пойти с дядей. Прогулка определенно будет лучшей тратой времени, чем вводящее в уныние безделье.
Так они вместе покинули их уютную, тихую пещерку и двинулись в серовато-дымчатые улицы города, почти ничего не говоря друг другу.
***
Когда Камило размышлял о том, почему Бруно бросил их семью на десятилетие, он счёл неспособность дяди стерпеть ужасное к себе отношение, держа при этом доброжелательную улыбку, как это требуется от всех Мадригаль, простой слабостью, но сейчас ход мыслей повернулся в совсем другую сторону.
Теперь Камило осознавал, что сам готов куда угодно уйти, все и всех бросить, лишь бы только не слышать больше упрёков, не терпеть боли, не испытывать страха.
В его совместной жизни с дядей трудностей отчасти поубавилось: тут не нужно приходить в школу, в которой он вечно вынужден расцеловывать задницы двоих своих друзей, только чтобы они помалкивали обо всем, что рядом с ним пережили; не нужно выходить в город и упахиваться до полусмерти помогая всем, кто его просит (с его прогрессирующей булимией это стало очень трудно делать) и в конце концов ему больше не придется объяснять не желающим ничего слышать матери и отцу (которые, несмотря на частые жалобы, не видели причин защищать сына от родного дяди) почему ему слишком тяжело все это делать.
С такими мыслями Камило пробежался вдоль ряда лавочек, разгоняя засидевшихся серых голубей. Бруно догоняет, берет племянника за руку, разделяя его задумчивое настроение, желая подарить ту правильную семейную близость, которой можно подсластить пилюлю вчерашнего разврата. Те эмоциональные качели, что старший неосознанно устраивает своему племяннику, непомерно перегружают неокрепшую подростковую психику. Пережить инцест и взрослому человеку будет непросто, и Камило справляется с этим, как может, потихоньку научаясь различать приятности в их с дядей нездоровой близости, просто чтобы с ума не сойти.
Под выставку отвели целое здание бывшего торгового дома в самом центре столицы. Вход в павильон, как и аренда места, стоили символической суммы, но при этом была привлекательная приписка «вход детям за полцены». Камило хитро улыбнулся возможности использовать его дар не сколько ради экономии финансов, сколько по желанию делать шалости, и Бруно был готов его в этом поддержать, если это поднимет детенышу настроение.
Найдя тихий безлюдный угол, мальчик выполнил задуманное и вышел к дяде уже в самом милом из всех своих обличаев, в котором на вопрос «сколько вам годиков?» можно с уверенностью показать пять пальчиков.
Они вместе прошлись по рядам, рассматривая то, с чем пришли другие авторы. Работы остальных пришедших мастеров отражали то, что волнует людей после прошедшей войны: потерю веры в собственное будущее, смерти близких, изводящую нищету и разруху.
Работы Бруно резко отличались от всех других, по большей части посвящённых тематике войны, характерно тревожных, кровавых и страшных. Они отражали, казалось бы, неуместную в серой жизни всего остального мира, яркость и красочность бытия затерянного в горах Энканто. Работы приходилась тут не к месту, ровно, как и двое людей в ярких народных костюмах, будто пришедших сюда из другого, волшебного мира.
Впрочем, вычурность оказалась людям интересна. Пару работ, недолго поторговавшись, сразу приобрели.
Пока Бруно неохотно общался с подходящими к нему людьми, глубоко в душе наслаждаясь вниманием, мелкий Камило бродил, осматриваясь, по павильонам, напоминающим бесконечную галерею самых жутких возможных сцен, пока в гуле толпы не послышался знакомый хриплый смех, переходящий в кашель.
— Эй, сеньор! — Камило выцепил взглядом в толпе хромоногую фигуру в черном пальто и рванул за ней, покрикивая, привлекая к себе внимание. Мужчина остановился, оглядываясь, ища источник писклявого голоса.
— Камило, ты что ли? — мужчина чуть наклонился и сщурился, вглядываясь в знакомое, но при этом едва узнаваемое лицо. — Не узнал совсем. Что-то ты совсем измельчал, muchacho.
— А, по-моему, это вы вширь раздались, сеньор. О, ещё и ногу отрастили!
— Хех. Есть немного. — мужчина похлопал себя по животу. Он обходится без протезов на ежедневной основе из-за неудобства громоздкой конструкции, но для выходов в свет все же их надевал.
— Идемте! — сказал ему Камило, и замельтешил куда-то, пробегая сквозь толпу. Хромой мужчина, сам не зная зачем, поковылял за ним следом.
Мальчишка привел его к уже знакомому с прошлой встречи человеку в зеленой руане. Бруно, ни капли не удивленный встрече, смотрел на него, будто планируя отчитать за опоздание. Впрочем, пришедшего больше интересовали яркие, отдающие ядом картинки.
— Ну надо же… Не ожидал, что у такого мрачного человека, как вы, будут такие жизнерадостные работы. Всё творчество местных последние годы посвящено войне. Вы представить не можете насколько я от этого устал. И не один я, видимо.
— Мы видимся уже дважды, и вы до сих пор ни разу не представились. — спокойно подметил Бруно.
— Охо-хо, perdóname. Помните книжку, которую вы в первую встречу читали. Кто её автор?
— Мигель Маркес. — быстро припоминая звучное имечко произнёс Бруно, удивленно глядя на загадочного мужчину.
— Рад представиться. — мужчина вежливо приподнял шляпу. К нему сзади подошел сопровождающий его мужчина.
— А это угрюмый старик Хайнц, он водит за меня машину и таскает тяжести.
За его спиной серой тенью стоял высокий мужчина строгого вида с объёмной сумкой в руке.
— Buenas tardes, господа. — басисто поздоровался ранее представленный Хайнц.
— То есть вы и есть Мигель Маркес, автор книги «Как воздвигается рай»? — не веря переспросил провидец.
— Так точно! Помниться, вы лестно отозвались о моем творчестве, если мне не изменяет память. — Бруно, соглашаясь, кивнул, замечая, как Камило тормошит край пальто нового знакомого, очевидно стараясь обратить к себе его внимание.
— Если я верно запомнил, вы говорили, ему шестнадцать.
— Вы, верно, плохо расслышали тогда. Моему племяннику всего шесть. — совершенно честно сказал Бруно.
Мигель ещё раз взглянул на ребёнка и кивнул. Спорить бессмысленно, ему, по виду, больше шести не дать (а вот меньше вполне).
— Да у вас ещё и глаз новый! — Рядом с Мигелем все другое для Камило разом потеряло интересность. — Прямо магия какая-то!
— Н-да… — протянул сеньор, пальцем трогая свой белёсый глазной протез. Он чуть наклонился к мальчишке и, с видом сказочника, завел рассказ. — Свой родной я потерял из-за одного коммуниста. Это просто звери, а не люди! В тридцать восьмом я попал к русским в плен и там их главный, со звездой на лбу, сказал мне: выбирай, либо получишь вилкой в глаз, либо…
— Либо что? — детские глаза так и блестели любопытством. Мужчина уже собирался продолжить, но прервался, понимая, что перед ним ребенок.
— Кхьем. Не важно, потому что я выбрал потерять глаз, а не самоуважение.
— Вы такой храбрый. — с искренним восхищением проговорил Камило. Мужчина вновь обратился к Бруно.
— Не откажетесь ли продать мне все ваши прекрасные работы?
— Конечно, только мне…
— Надеюсь этого достаточно. — резко перебив собеседника на полуслове, Мигель тут же выписал чек, от количества нулей в котором Бруно стало слегка некомфортно от чувства, что он все еще оставался покупателю должен.
— А еще мне очень хочется задать вам несколько вопросов, Бруно, если не будете против.
В принципе это как раз то, о чем хотел сказать Бруно, так что провидец в ответ только кивнул.
— Упакуй все и отнеси в машину, Хайнц. Припаркуйся у «Prometida Milagros», и жди в машине, а мы немного пешочком прогуляемся.
Под предводительством Маркеса, они все вместе вышли из павильона на улицу, туда, где было потише. Мигель первым продолжил прерванную беседу.
— Вы впервые в столице?
— Мы вообще впервые выезжаем из общины. — честно сказал Бруно.
— Мне надоело быть маленьким. — оповестил Камило своего дядю. — С короткими ногами я даже идти за вами не успеваю.
Конечно менять образы перед чужим человеком не стоит. Они и без магии привлекают внимания больше, чем Бруно мог себе представить.
— Потерпи ещё немного. Хочешь, понесу тебя?
— Обойдусь. — заверил Камило, прибавляя шаг. Ему приходилось перебирать ножками вдвое активнее, чтобы успевать за обычным темпом взрослых.
Пока Мигель приступил к проведению долгой и детальной экскурсии по центру города, Камило сдался и сел к дяде на плечи, не став никак комментировать это унижение. Прогулка по холодной улице очень затягивалась.
— …А тут у нас еще одна местная достопримечательность — мост самоубийц. Его почти разрушили и перекрыли, но после этого народ с него прыгать вдвое активнее принялся. Меня даже звали разбираться с этим, говоря, будто есть там что-то потустороннее, что заставляет людей с собой кончать. На деле виной всему психлечебница, что находится рядом. Так с моста чаще всего сигают местные дурики.
— Выглядит удручающе. — равнодушно прокомментировал Бруно, чем ни капли не отнял энтузиазма собеседника.
— Пойдемте за мной, я покажу вам где тут, в центре, подают лучший кофе. Моя чертова культя уже коченеет от холода… — мужчина старческий кряхтел, потирая ногу выше колена. От изменения кровотока ампутированная конечность мерзла сильнее остального тела. — Пора переезжать отсюда в провинцию.
Кофейня с многообещающим названием (по фамилии владельца) «Prometida Milagros» встречала гостей такой необычной деталью интерьера, как зеркальная дверь. Для местных — явление привычное, а для приезжих целое испытание.
— Ну проходи! — Камило настойчиво-вежливо пытался пропустить вперёд собственное отражение. — Ну давай я сначала пройду.
— У него все хорошо? — слегка растерянно спросил Маркес, кося глазом в сторону ребенка.
— Да. Камило просто забыл, что он маленький. Он справится. — эти слова прозвучали очень странно для Маркеса, не знающего контекста, но это и привлекало. Незнакомцы всё больше распаляли его интерес.
— Странный он у вас. — все ещё припоминая Камило не настолько маленьким, говорил Мигель. Да и случайно брошенные фразочки мелкого разбойника вызывали в нем вопросы.
— От осинки не родятся апельсинки… — неловко улыбаясь оправдывал до неловкого затянувшуюся сцену Бруно. — Он просто характером пошёл в мою сестру.
Наконец Камило договорился со своим отражением и присоединился к мужчинам.
—Я тоже буду кофе!
— Нет, Камило. Не уснешь потом.
Чтобы племянник сидел спокойно и не мешал старшим беседовать, Бруно заказал для него с десяток небольших десертов, тех, что подают с кофе. Просто стакан молока мелкому дать отказались, пришлось просить делать латте, но без кофе.
— Жуй, не буянь, детеныш. — Таким количеством сладостей можно занять Камило где-то на полчаса. Нужно использовать это время с умом.
— Может расскажите, кто вы и чем занимаетесь? — решил осторожно начать Бруно.
— Я занимаюсь вполне научной, ну кто-то считает, что околонаучной, магической деятельностью. Езжу по миру, пролажу в самые тёмные уголки, вычленяю явления волшебного характера, описываю и изучаю.
— И что интересного вам удалось узнать? — Бруно медленно потягивал свой черный кофе вкуса могильной земли.
— Ну, вы читали мою книгу, это вполне научный труд, но с элементами драмы и психологии. Книга была основана на реальных событиях и описывает вполне конкретное место, в котором мне довелось побывать. — рассказывал Маркес, подливая себе в кофе что-то из позолоченной фляги. Бруно изначально принял необычное чтиво за полностью выдуманную историю.
— Видите ли, к действенной магии чаще всего обращаются при помощи крови, жертвоприношений и ритуалов, связанных со смертью. Чем больше чудо, тем больше за него пролито крови — вот простая, но вечно неизменная закономерность.
Дослушивая этого самопровозглашенного эксперта Бруно прикидывал, как много в самом деле людей полегло в день переправы через реку нынешних жителей Энканто. Говорили, что только Педро пожертвовал собой, но в деревне в первые годы осталось так мало мужчин, что община поднималась преимущественно силами оставшихся женщин. Этому есть довольно страшное объяснение, если все правда работает так, как описывает Мигель.
— Какие обширные у вас познания. Видно, хорошо знаете, о чем пишите.
— А то! Только вот чёртовы идиоты-печатальщики вечно суют мои книги в раздел фентези, а не науки, или, на худой конец, психологии. Я ведь столько важных тем тут затрагиваю! А людям одни сопливые книжонки подавай! — возмущался мужчина.
То, что пишет Маркес объективно ценно, но книги о такой нежной любви, какой точно не встретишь в жизни, с формальной (легко преодолимой) преградой любому будут куда интереснее. Бруно сам такие истории больше любил и читать, самому выдумывать и потихоньку пописывать.
— А теперь, собственно, о вас. Буду откровенен, при первой встрече я принял вас за сектантов, оттого и подсел…
— Я сектант! — отрываясь от своего шоколадно-орехового десерта в карамельном соусе подал голос Камило.
— Сектант — не от слова секция, Камило. — тут же вмешался Бруно, не давая племяннику болтать лишнего.
— Я посетил множество странных мест в каждой точке мира, столкнулся со многими магическими культами, и теперь вот задался вопросом: если что-то подобное здесь, в Колумбии? — Мигель наклонился ближе к собеседнику, будто желая поведать страшную тайну. — Я наслышан о том, что есть. Так вот, глядя на вас я задумался, можете ли вы, уважаемые господа, что-то ценное мне поведать? За щедрую плату, разумеется. Поймите правильно, мой интерес сугубо научный. Не варварский.
— Боюсь вы ошиблись. — ощутимо для собеседника нервничая, сказал Бруно. — Мы не знаем никакой секты, никаких магических культов с жертвоприношениями и всего такого. Нам нечего вам рассказать.
Бруно всегда был излишне осторожным и не собрался выкладывать все об их происхождении едва знакомому, пусть и довольно интересному в общении, человеку. Прежде чем Маркес мог начать излишне настойчиво все выпытывать, Бруно решил закончить это сам.
— Приятно было с вами пообщаться, но нам уже надо идти. У нас с мелким еще дела есть, верно, Камило?
— Пойду писать! — мальчик неловко сполз с высокого стула и побежал в сторону уборной, оставляя дядю наедине с новым знакомым.
— Мой правый глаз алмаз, а левый изумруд, Бруно. Я странность за километр учую. — с железной настойчивостью оповестил мужчина, чем вызвал у Бруно желание сейчас-же сбежать. Но тут же на лице Мигеля снова заиграла довольная улыбка. — Так что позвоните мне, когда будете свободны. Мне хочется подробнее узнать о ваших работах.
Мигель всучил визитку с цифрами. Бруно пока не понял, что это номер телефона, но бумажку на будущее сохранил.
— Буду ждать от вас звонка. Adiós! — попрощался Маркес, уже направляясь к выходу. Проводив нового знакомого взглядом, Бруно направился в уборную, за племянником.
— Он ушёл? — из приоткрытой двери одной из кабинок показалась курчавая голова.
— Да — ответил Бруно, после чего Камило вышел из кабинки уже в своём нормальном виде.
— Я так устал от этой беготни.
На шуточное предложение снова взобраться к дяде на плечи Камило закатил глаза. Они вместе покинули уютную кофейню, решив после насыщенной прогулки отойти ко временному жилищу и продолжить бездельный отдых.
— Думаешь, он про магию что-то понял? — шепотом спросил Камило. Бруно не раз помечал, что после крепкого обеда голос племянника звучит слегка тише, но значения этому факту не придавал, и с припуханием горла после рвоты, разумеется, не связывал. — Он точно все поймет, если еще раз меня встретит, или когда придет домой и увидит, что твои картинки светятся.
Провидец пожал плечами. Этот Мигель показался ему интересным и неглупым, с множеством занятных мыслей в голове, так что отказывать себе в общении с ним, даже несмотря на очевидные риски, провидец не собирался.
***
Перед возвращением в комнату Бруно захватил бутылочку вина, чтобы достойно завершить такой чудесный день.
Только оказавшись в комнатке, Камило, даже не думая о том, чтобы переодеваться, тут же забрался на подоконник, и принялся за сладости, которые, пользуясь щедростью, выпросил у дяди.