Глава 22: Общеизвестная истина (1/2)

Они ехали в тишине.

Элайджа не произнес ни слова, и она не могла придумать, с чего начать. Он оставил ее сумку на заднем сиденье и кивнул в сторону двойных дверей, которые открылись, и вышел Клаус.

Конечно.

Елена остановилась, скрестив руки на животе, слишком большом, чтобы его можно было прикрыть.

Глаза Клауса метнулись к нему, наполнившись странной эмоцией, затем к ее лицу. Он выглядел взвинченным, но в то же время странно подавленным, даже виноватым (Елене это не нравилось, но она никогда об этом не скажет). Гибрид нахмурился и отступил в сторону, давая пройти.

Элайджа попытался прикоснуться к ее спине и направить в дом: она отпрянула от него. Оказавшись внутри, она села на ближайшее свободное место, так как поясница раскалывалась.

— Хочешь грелку? — предложил женский голос.

Хейли все еще была раздражающе красива, с ее резкими чертами лица и тёмными бровями. Ее волосы были длинными и чуть завивались на концах, возможно, их унаследует ребёнок, который сидел у нее на руках.

Елена догадалась, что это дочка Клауса, даже без характерных внешних черт. То, как он взял девочку на руки и поцеловал ее в макушку, сказало все, что нужно.

— Я не уверена, — пробормотала она, опустив глаза.

— Не уверена в чем? — спросила Хейли, уперев руки в бедра. — У тебя спина болит, верно?

Елена, чувствуя себя смущенной, хотя и не совсем понимая почему, кивнула.

— Так что я принесу тебе грелку, — просто сказала она. — Голодна?

Елена покачала головой, поудобнее устроилась и опустила глаза.

Малышка радостно агукала, смеясь, когда Клаус осыпал ее поцелуями, пока она лежала у него на груди. Она схватила его за губу, а затем за нос, любопытно разглядывая отца.

Синяя грелка была положена на ее онемевшие руки, и она подложила ее под поясницу, ожидая долгожданного облегчения боли.

— Сначала станет хуже, прежде чем станет лучше.

— История моей жизни, — проворчала Елена.

Ребёнка снова передали Хейли, и она прижала дочь к груди, привязанность была очевидна между ними. Малышка захныкала и решительно потянулась обратно к своему отцу.

— Я недолго, — проворковал он. — Папе нужно поговорить.

— А потом папа может искупать тебя и почитать сказку перед сном, — сказала Хейли маленькой девочке.

Дрыгая пухлыми ножками, Хоуп снова потянулась к отцу, ее глаза наполнились слезами.

— Лучше отнеси ее наверх, — тихо сказал Клаус. — Здесь может стать шумно.

Хейли одарила Елену дружелюбной улыбкой и ушла с извивающимся ребенком, аккуратно зажимая ее в объятиях.

Клаус сел рядом с братом, следя за матерью своего ребенка, пока та не ушла в другую комнату и не закрыла за собой дверь.

— Итак, — дружелюбно начал он, поворачиваясь и глядя на Елену. — Ты была в прошлом гораздо больше, чем мгновение?

Елена кивнула и опустила глаза.

— Как долго ты была с нами? — спросил Элайджа.

— Больше года, — прошептала она.

— С того момента, как ты…

Татия пропала, — уточнил Клаус. — Когда мы нашли ее окровавленной и голой в лесу?

— Да, — она сглотнула. — Это была я.

— Когда ты ушла? — тихо спросил Элайджа.

— Последнее, что я помню… — задумалась Елена, потирая поясницу. — Двадцать четвёртый день рождения Кола.

— А, — Клаус кивнул и откинулся на спинку. — Да. Помнишь, брат, всего через несколько дней после этого она снова пропала? Майкл тогда поднял всю деревню, чтобы найти ее. Он сказал, что она была заколдована. Потом мы узнали, что она прыгнула в воду и ударилась головой. Она многое не помнила, но больше не вела себя странно.

— И она снова заговорила на нашем языке, — еле слышно сказал Элайджа.

Елена старательно не смотрела ни на одного из них, пока они складывали воедино всю картину произошедшего.

— Нам постоянно приходилось говорить на другом языке, чтобы общаться с нашей Татией, — согласился Клаус. — Это потому, что она… вернее ты не знала языка.

— Да.

— Ты встала между отцом и мной, — легко сказал он. — Когда он избивал меня до смерти.

— Да.

— Он ударил тебя, — осторожно сказал Элайджа, бросив взгляд на своего брата. — И поставил тот ужасный синяк под глазом.

— Да, — пробормотала Елена.

— Это ты научилась обращаться с луком. Татия… наша, Татия, она никогда не была слишком обеспокоена этим. Тогда, должно быть, это была ты, — голос Клауса стал холоднее, — кого я поцеловал перед днем рождения Кола и которая ударила меня по лицу за это.

— Мне стыдно за это.

— Ты рассекла мне лоб. Мне пришлось наложить швы, — продолжил он. — Не могу сказать, что виню тебя, учитывая боль, страх и несчастья, которые я недавно обрушил на тебя и твоих близких, но в то время я отчетливо помню, как ты говорила мне, что проблема не во мне… Ты сказала мне, что я не могу целовать тебя, потому тебе нравится мой брат, и ты никогда бы не позволила кому-то другому прикоснуться к своим губам.

Елена ничего не сказала.

— Прости меня, я, должно быть, неправильно истолковал ситуацию с Сальваторе, — протянул Клаус. — Кэролайн сказала, что вы двое были вместе после твоего маленького путешествия в далекое прошлое, хотя она не сказала, насколько вы были близки.

— В чем смысл этого? Ты хочешь расстроить беременную женщину ради забавы?

— О, ты расстроена? — проворковал он. — Тысячу лет назад ты не отпускала меня после того, как Майкл избил меня до полусмерти. Ты тогда не была расстроена?

— Убита горем, — пробормотала она. — Вообще-то.

Зная, что по ее сердцебиению они понимали, что это правда, она не могла заставить себя посмотреть им в глаза. Она ненавидела то, как Майкл обращался со своими детьми.

— Ты была той, кто учился убегать и скрывать за собой следы, — сказал Элайджа. — Ты провела все те дни в лесу со мной.

— Да, — тихо сказала она и посмотрела на него, пытаясь оценить выражение его лица. Он был похож на Майкла. Она вздрогнула и снова посмотрела вниз.

— Сколько раз, — протянул Клаус, — ты солгала нам?

— Я не знаю.

— Подумай, — выплюнул он и, вцепившись в подлокотники кресла, наклонился к ней. — Оцени хотя бы на вскидку.

— Не так много, как ты думаешь, — она сосредоточилась на кусочке кожи у ногтя и начала дергать его. Острая боль была заземляющей.

— А тот факт, что ты заставила нас поверить в то, что ты заботишься о нас? — сказал Клаус сквозь зубы. — Это разве не ложь?

Елена ничего не сказала. Ей было очень сложно. Сначала она пыталась выжить и вернуть Татию. Все это не должно было так затянуться. В конце концов, она прониклась сильными чувствами к Элайдже и пожалела смертную душу Клауса, не говоря уже об остальных членах семьи.

Хотя она всегда ненавидела Майкла.

— Почему? — крикнул Клаус, заставив ее вздрогнуть. — Отчего такая жестокость, почему ты решила заставить нас чувствовать, что нас любят просто так? Чтобы потом лишить нас этого? Ты хотела, чтобы мы упали на колени, когда поняли, кто ты? Зачем вообще беспокоиться, если ты знала, что с нами случится? Кем я стал? Что я сделаю с тобой и твоей семьей?

— Это было неправильно, — пробормотала она и собрала кожу. Вспыхнула боль, и хлынула кровь. — Не имело значения, что ты будешь делать в будущем, Клаус, потому что ты уже причинил мне боль. Но та версия тебя не была той, что сейчас. Даже сейчас, то, как Майкл относился к тебе… ты этого не заслуживал, и я бы никому этого не пожелала. Даже ты не заслуживаешь этого от того, кто должен был любить тебя.

Тишина. Опасная, осязаемая тишина.

Она поерзала и закрыла глаза, чувствуя, как в затылке нарастает головная боль. Елена моргнула, услышав звук движения, и увидела, как Клаус расхаживает взад-вперед, потирая лицо.

— Ты солгала мне, — сказал Элайджа. — Когда ты нашла меня в этом году. Ты сказала мне, что твоё пребывание в прошлом было коротким.