Глава 21: Настоящее время (1/2)

В ту же секунду, как телефон Элайджи зазвонил и высветился недавно сохранённый номер, он поднял трубку и прижал ее к уху.

— Я была у врача, у меня было ещё одно УЗИ, — голос Елены звучал твердо и уверенно. Он так сильно хотел увидеть ее лицо. — Теперь мне нужно пить железо, потому что у меня лёгкая анемия. Все в порядке.

— Прошло три дня с тех пор, как мы разговаривали.

— Я была занята, — раздраженно сказала она.

— Так сильно, что не могла написать сообщение? — удивился он. — Например, «привет, Элайджа, я не умерла в канаве».

— Я звоню сейчас.

Он не удостоил ее ответом и услышал, как она неловко поерзала на месте.

— Если… — Елена остановилась. Он едва мог разобрать стук ее встревоженного сердцебиения. Ему потребовалось много времени, чтобы успокоить рев, который хотел вырваться из его груди. — Я хочу увидеть тебя. Я хочу того, что у нас было. Я хочу быть с тобой, разделить эту беременность… Мне было хорошо. Я чувствовала себя в безопасности.

— Я дам тебе все, что угодно, — пообещал он. — Ты это знаешь. Ты знала это, когда убегала.

— Я хотела убедиться, что он не следил за мной, — резко сказала она. — Что подводит меня к первому условию: Клаус должен остаться в стороне.

— Ты сказала мне, что не попросишь меня оставить свою семью.

— И я не буду. Это самое худшее, о чем я могла бы попросить тебя. Я ни в коем случае не скажу тебе не защищать их, не видеть их и не любить их, но ты не можешь просить меня притворяться, что я счастлива, если он будет рядом. Особенно, когда я беременна.

— Я бы не стал этого делать.

— Но, — продолжила она. — Ты также обещал мне, что у меня будет дом на мое имя и я смогу пригласить в него, кого захочу. Это предложение все еще в силе?

— Я был абсолютно серьёзен, когда говорил, что дам тебе все, что ты хочешь. Это не преувеличение.

— Я хочу тебя. И дом, — мягко сказала она. — На мое имя. Я хочу машину. Новую одежду, потому что вся мне уже мала. И я больше не хочу видеть Клауса.

— Весь этот стресс, — сказал он, — из-за человека, который не причинит вреда ни тебе, ни нашему сыну.

— Хорошо, — решительно сказала она. — Если ты не собираешься воспринимать меня всерьез…

— Ты исчезнешь, — сказал он. — Да, я полагаю, ты хорошо разбираешься в искусстве побега, моя дорогая Елена.

Она подождала секунду. Он услышал в этой паузе осторожность, шевеление давно забытых воспоминаний, заполнивших его разум. Если то, что подозревал его брат, было ложью, почему тогда она замолчала?

— Что, если я пообещаю не причинять тебе вреда, дорогая? — сказал Клаус в трубку, его голос был мягким. — Что, если я поклянусь своей собственной жизнью?

— Делай, что хочешь, ты все равно его не сдержишь.

— Клаус никогда бы не стал угрожать тебе, — мягко сказал Элайджа. — Когда он все еще, по крайней мере, немного влюблен в тебя.

— Что? — спросила она. — Клаус никогда не был влюблен в меня, Элайджа, ты, должно быть, путаешь меня с…

— Татией, — согласился он. Повисла тишина. — Мы приняли тебя за Татию, не так ли? Годы назад?

Она повесила трубку.

Это не имело значения.

Фрея кивнула, когда принтер распечатал карту, внизу которой были отмечены точные координаты в Луизиане. Елена была достаточно близко, чтобы встретиться с ним в случае чрезвычайной ситуации, но далеко, чтобы случайно не столкнуться с ним. Она была невероятно умна.

Он протянул руку и взял Фрею за руку.

Программа, которую они купили, чтобы определить ее местонахождение, спросила, не хочет ли он запустить еще один поиск. Он рассеянно нажал «нет». И программа с черного рынка стоимостью тридцать тысяч долларов пожелала ему хорошего дня.

— Я был прав, — сказал Клаус, отворачиваясь от них. — Она… Она та Татия, которую я лучше всего знал. Татия, которую мы любили.

Элайджа поправил галстук. Он лично видел сходство, но предположил, что запутался из-за того, что она двойник.

То, как она кончила, должно было стать его самой большой подсказкой. Настоящая Татия была тихой и послушной, хныкала, но никогда не кричала, и она занималась с ним любовью, да, но редко и всегда нежно.

Елена требовала огня и страсти, извивалась от его пальцев, и он едва успевал посмотреть на неё, как она запрыгивала на его член.

А первоначальная Татия не понимала его и абсолютно не позволяла связывать себя. В глубине души он заподозрил что-то неладное, когда связал запястья Елены, и увидел вспышку в ее и без того пылающих глазах. Он списал это на принятие желаемого за действительное. Он был с Татией и Кэтрин. Но как Элайджа не узнал этот взгляд? Ее мольбу, то, как она произносила его имя?

Кэтрин никогда не умоляла.

Татия не позволяла быть связанной.

Так что, как оказалось, он спал с тремя вариантами одной и той же женщины. И Элайджа ещё высмеивал увлечение Клауса блондинками в течение последних трехсот лет.

И он узнал множество слов за свой приличный возраст. Но для осознания своей ошибки подходило лишь одно, которое было очень простым: Упс.

— Элайджа, — позвал Клаус, хлопая его по плечу. — Мы поедем?

— Она убежит, если вы сейчас же не поедете, — мудро сказала Фрея. — Если она теперь знает, что вы поняли, кто она… кем она была? Кем она притворялась? Она снова убежит, и я не уверена, что она не поймет, как ты нашел ее на этот раз. Тебе пора.

— Я знаю, — тихо сказал он. — Я не совсем знаю, что делать.

— Забери ее, — сказал Клаус.

— Не в этом дело, — пробормотал Элайджа, глядя на карту. Она всегда была умной. Татия превосходно ориентировалась в лесу, но только… некоторое время. Это была Елена? — Что мне делать, когда я найду ее.

— Давай сообразим по пути.

— Нет, — вмешалась Фрея. — Нет. Нужно действовать на трезвую голову, брат. Сначала подумай.

— О чем тут думать? — Клаус развел руками. — Мы пойдем и заберем ее и твоего сына… моего племянника, затем мы доставим их сюда в целости и сохранности и заставим ее объясниться. Мы должны, по крайней мере, получить объяснение.

— Я бы попросила вас подумать о том, что она сказала, — мудро сказала Фрея. — Единственная причина, по которой она не с тобой, Элайджа, это из-за Клауса. Она хочет тебя, но именно Клаус отталкивает ее. Если она увидит вас двоих, то окажет сопротивление.

Клаус поджал губы.

— Я тогда не буду провоцировать её, — медленно сказал он. — Я останусь. Если ты поедешь один, то тебе удастся привезти ее. Я не хочу ее пугать.

— Нет, — согласился Элайджа. — Я не хочу, чтобы она боялась… тебя.

— Пообещай, что ты не будешь ее пугать, — мягко сказала Фрея. — Ты злишься. У тебя есть на это право. Она солгала тебе, но я не могу винить ее.

— Я хочу, чтобы она вернулась, — сказал он вместо того, чтобы пообещать, что не вселит в эту женщину страх божий. Он прибегнет к этому, что заставить ее остаться и объясниться.

— Конечно, — успокоила его Фрея. — Но будь добр…

— Я был добр, — сказал он сквозь зубы. — И она украла моего сына.

— Элайджа…

— Она украла моего сына! — рявкнул он. — Моего сына! Мое дитя! Моего наследника, продолжателя моего рода, единственный шанс искупить мои грехи. Она украла его у меня! Я не сделал ничего, чтобы заслужить это! Я был добр к ней, а она УКРАЛА МОЕГО РЕБЕНКА!

Клаус положил руку ему на плечо, но Элайджа яростно стряхнул ее. Следующая рука сильно сжалась, твердо сопротивляясь толчку, который он нанес ей снова. Клаус встряхнул его, а затем сжал губы, не моргая, чтобы посмотреть в глаза своему брату.

— Если ты не успокоишься, — предупредил его гибрид. — Ты напугаешь ее до смерти.

— Мне все равно, — прорычал он и получил за это еще одну сильную встряску. — Не трогай меня!

— Успокойся! — потребовал Клаус и снова встряхнул его. — Тебе нужно найти это пресловутое спокойствие, брат, и ухватиться за него обеими руками. Пока твой сын находится внутри этой женщины, ему нужно, чтобы ты относился к ней хорошо. Не обращайте на неё внимания. Подумай о Майклсоне в ее утробе.

Они посмотрели друг на друга, пока Фрея наблюдала за происходящим. Когда Клаус попытался отпустить его плечи, Элайджа обхватил обеими руками запястья брата, чтобы удержать.

— Возможно, я никогда не прощу ее, — мрачно сказал он.

— И не надо. Ты не услышишь от меня возражений. Но сдержи свой гнев, Элайджа. Отнесись к ней с безразличием, и она не сможет контролировать тебя.

— Я сомневаюсь, что она хотела контролировать… — начала Фрея.

— Я поставлю ее на место, — решил Элайджа, его подбородок дрожал. — Она так долго лгала мне, заставила меня думать, что я изнасиловал ее… — он резко вдохнул и почувствовал, как глаза начинает жечь от слез.

— Ты не причинил ей вреда, — пообещал ему Клаус. — Ты бы никогда так не обидел женщину. Твой ребенок чист, брат. Он не является результатом грубой силы, и его будут любить, и он будет любить тебя всегда. Дыши.

Элайджа не мог. Его грудь сдавило, и с каждой секундой горло сжималось. Он грубо вытер лицо.

— Я едва мог смотреть на нее, — признался он. Он сглотнул комок в горле. — Я причинил ей боль, и я создал сына в результате…

— Ты любил ее, — твердо сказал Клаус. — Элайджа, ты любил эту женщину всеми фибрами своей души. Ты обожал ее, и она любила тебя, и этот мальчик был зачат в любви.

Элайджа закрыл лицо руками, склонив голову.

— Я любил ее, — сказал он с горечью.

— Я знаю, — сказал Клаус, сжимая его плечи. — Я знаю. Мы оба ее любили. Она обожала тебя. Теперь тебе нужно забрать ее, брат, и вернуть домой. Ради ребёнка не выплескивай на неё свой гнев. Сегодня ты должен держать себя в руках.

— Поехали со мной, — сказал Элайджа, высвобождаясь из его рук. — Я не могу один.

— Ты можешь, — возразил Клаус. — Потому что ты должен. Ради мальчика ты должен.

— Никлаус, я не хочу, — в отчаянии сказал он. — Я не хочу быть добрым к ней. Я хочу, чтобы она была так напугана, что одна мысль о том, что она когда-нибудь снова убежит от меня, заставила бы остаться. Я так зол, брат, я не хочу быть добрым к ней…

— Никто не говорил быть добрым, — сказал Клаус.