Глава 18: Эффект (2/2)

Елена прошептала его имя, прижимая его к себе, пытаясь почувствовать его сердцебиение. Ее нога напряглась, и она приподнялась на носочки, чтобы изменить угол. Он хмыкнул, шагнув к ней. Элайджа ритмично двигался, погружаясь в жар ее тела по самое основание и заставляя ее дрожать от ощущений. Он опустил голову, глубоко вдыхая ее запах, и обвил одной рукой ее талию, притягивая ее ещё ближе.

Он был в порядке.

Елена приподняла его голову и увидела непролитые слезы. От этого сердце болезненно сжалось.

Она шептала его имя, целуя дрожащими губами его потные виски и колючие щеки, его горло и грязный подбородок. Елена поцеловала его веки, чувствуя солёные слёзы. Она не знала, что произошло, кого он потерял, кого убил. Это не имело значения. Он хотел ее, она была ему нужна, поэтому Елена будет рядом.

Из горла вырвался грубый рычащий стон, похожий на звериный. Его член запульсировал, и он кончил, наполнив ее своим семенем.

Вцепившись в его плечо, она дала ему пережить оргазм, сжавшись вокруг него. Это не помешало члену смягчиться, Элайдже выйти, тяжело дыша ей в ухо. Она опустила ногу и натянула обратно его брюки, небрежно разгладила юбку, чувствуя, как доказательство их занятия любовью стекает по внутренней стороне бедра.

Элайджа дрожал, его глаза остекленели, руки гладили ее волосы, пока она пыталась их поправить.

Елена посмотрела на него из-под ресниц, желая спросить, что вызвало его боль, что заставило его спешить, но так и не осмелилась спросить, боясь отпугнуть.

— Как ты можешь позволять мне прикасаться к тебе этими руками? — он поднял обе руки, затем обречённо их опустил. — Как ты можешь позволить мне целовать тебя?

Его голос был пропитан ядом. Он ненавидел себя. Она знала это, потому что могла читать его, как книгу.

Но как кто-то мог ненавидеть Элайджу? Его благородство и его доброту? Как можно ненавидеть его спокойствие, его баритон, его остроумие или обаяние? Его вежливость или резкость в голосе, когда он считал что-то несправедливым?

Между игрой с огнем и пожаром была очень тонкая грань.

— Как ты вообще можешь быть со мной? Как ты можешь смотреть на меня?

— Потому что я люблю тебя, — сказала Елена слезам в уголках его глаз.

«Я люблю тебя», — сказала она его поджатым губам.

«Я люблю тебя», — сказала она дрожащему подбородку.

«Я люблю тебя», — сказала она его сладкому поцелую.

— На тебя не так уж трудно смотреть, — пообещала она, вытирая его слезы и смачивая засохшие капли крови на висках.

***</p>

Пели птицы. Эстер сказала, как они называются, правда на своем родном языке, что Елене было не под силу запомнить с одного раза. Но они так красиво пели и едва перекрывали звук тихих шагов позади нее.

Наконец, шелест листьев и треск веточек затих, и она повернулась, увидя Элайджу.

— Ты пытаешься подкрасться ко мне? — спросила она, подняв бровь.

— Если бы я хотел подкрасться, — сказал он, и его губы расплылись в улыбке. — Ты бы не услышала меня.

Елена посмотрела на воду.

Год назад она была уверена, что он не остановит ее от прыжка в глубину. Год назад он доказал, что она ошибалась.

Элайджа стоял рядом с ней и смотрел на бурлящую воду, на будущие водопады Мистик-Фоллс. Жар от его руки соблазнил ее, она повернулась к нему и обняла за плечи, сладко целуя.

Он схватил ее за талию, отвечая с привычной для него пылкостью. Элайджа отодвинул их от края, но она уперлась в землю пятками, отстраняясь, как только его ладони скользнули ниже, к ее заднице.

— Татия, — тихо сказал он, большим пальцем поглаживая скулу. — Что не так?

— Я… — она поймала слова, прежде чем позволила им слететь с ее губ. Она была в ужасе. Но он был идеален. Такой красивый, настоящий, надёжный, добрый, терпеливый

и романтичный. Он обожал ее. — Элайджа, я…

— Скажи мне, — пробормотал он. Они стояли в нескольких сантиметрах от края обрыва, где бурлила вода. Он встал рядом с ней, не обращая внимания на возможную опасность, и робко поцеловал.

«Это рискованно, это слишком рискованно», — говорило ее сердце, стучась о металлические прутья клетки, в которую она его спрятала. — «Слишком рискованно. Тебе есть что терять».

«А как насчет Джереми?» — прошептал голос ее матери.

«Что насчет него?» — усмехнулась Кэтрин.

«А как насчет твоих друзей?» — тихо сказала Бонни, и ей вторил голос Кэролайн.

«Что насчет тебя?» — напомнил ей Стефан. — «У тебя есть право быть счастливой, Елена».

«Это слишком рискованно!» — кричало ее сердце. — «Не рискуй!»

— Я просто подумала, — тихо сказала она и опустила ресницы, сосредоточив взгляд на его губах. — Мне нужно… мне нужно, чтобы ты сказал мне… Ты… Это реально, не так ли? То… что между нами.

— Конечно, — он погладил ее щеки и прижал к себе, сразу почувствовав, как она дрожит. — Татия, сладкая. Что случилось? Тебя кто-то обидел?

Ее губы не произносили ни слова. Словно в память о тяжелой руке его отца, ее левый глаз дернулся. Видимые синяки исчезли, но отек и боль — нет. Она прикоснулась кончиками пальцев щеки, но если она могла читать его, то он — ее.

Элайджа потемнел, как грозовая туча.

— Я не допущу, — сказал он мягко, но в тоже время опасно, — лжи между нами. Кто-то поднял на тебя руку, когда меня не было. Кто?

Она впилась в его губы, чтобы остановить поток слов, и обхватила его руками, сжимая спину, придвигая еще ближе к себе. Ей стало гораздо легче, но все еще страшно. Боже милостивый, она была так чертовски сильно влюблена в него. Любила ли она вообще Стефана? Потому что Сальваторе был каплей в море по сравнению с Элайджей.

— Я не ранена. Я просто боюсь.

— Чего? — он гладил ее по голове, массируя пальцами кожу.

— Я… — она была так благодарна за то, что он был ослеплен любовью к ней и не мог услышать ее лживое сердце. — Мне снятся сны. Странные сны. О… О Богах.

— Богах?

— Не о наших, — продолжила она. — Не о Торе, не о Локи, не об Одине… не о его воронах или Слейпнире, или валькириях. Я видела Ареса, Бога войны.

Он был сбит с толку. Она не винила его. Их маленькое поселение викингов не очень хорошо знало о древних религиях из далеких краях. По нему было видно, что он не знал, о чем она говорит, отчего ей стало легче дышать.

— Что сказал тебе Бог войны? — спросил он, сжав губы.

Она притянула его и поцеловала, нежно посасывая его губы. Его пальцы запутались в ее волосах, и он расслабился, отвечая так же ласково. Елена оставила лёгкий поцелуй напоследок и отстранилась, улыбнувшись.

— Спасибо, — прошептала она.

— За что? — его взгляд метался между ее глазами

— За то, что веришь в меня.

— Почему бы мне не верить в тебя? — он наклонил голову и поцеловал в уголок губ, проводя пальцами по ее шее, натыкаясь на ожерелье, спрятанное под воротом на груди. Элайджа ничего об этом не сказал. — У тебя нет причин лгать мне. Что сказал тебе этот Бог войны, любимая?

Ей хотелось плакать.

— Он сказал мне, что у меня есть сила убить сотни людей, — прошептала она. — Что у меня достаточно сил, чтобы опустошить мир. Он постоянно шепчет мне, когда я сплю.

Элайджа держал ее лицо в своих ладонях, поглаживая большими пальцами щеки.

— В тебе есть эта сила, — мягко согласился он. — Ты — огонь и сила. Ты — солнце. Ты ярко пылаешь и обжигаешь тех, кто смотрит на тебя слишком долго. Но, как солнце, Татия, ты согреваешь землю. Ты освещаешь дни. Конечно, внутри тебя есть сила, способная уничтожить целые деревни, если ты этого пожелаешь. Но ты хорошая, — он поцеловал ее в макушку, в веки и кончик носа. — Так же, как солнце, любимая, ты будешь ярко гореть, — пробормотал он ей на ушко. — В моих глазах ты уже самая яркая звезда, но ты вполне можешь быть и солнцем.

Она закрыла глаза и позволила ему успокоить ее. Он был так хорош в этом, черт возьми. Такой искренний. Он осыпал ее лицо сладкими, любящими поцелуями, когда она вздохнула и заставила себя открыть глаза, заставила свои руки взять его и сказать:

— У меня есть просьба.

— Что угодно.

— Ты можешь завтра пойти собирать травы со своей матерью?

— После всех разговоров об уничтожении целых деревень. Ты хочешь, чтобы я отвлёк единственную женщину, которая может положить конец такому бедствию?

— Пожалуйста, — сказала Елена.

Он никогда не мог сказать ей «нет», когда она умоляла.

Итак, третий этап плана был выполнен.