Глава 17: Причина (1/2)

Майкл схватил ее за руку и потащил к лесной опушке, его шаги были слишком длинными и решительными, чтобы Елена поспевала за ним. Она бесполезно отбивалась от его хватки, но он не обращал на это внимания.

— Ты хочешь уберечь Никлауса?

— Отпусти, — потребовала она и дёрнула руку. Майкл неожиданно отпустил ее локоть, отчего она упала на землю. Елена поднялась на ноги, отряхивая юбку, и уставилась на него, уперев кулаки в бока. — Конечно, я не хочу, чтобы ты причинял ему боль!

— Ты можешь защитить его, — сказал он и скрестил руки на груди. — Отплатив поцелуями.

Весь ее гнев испарился, заменившись шоком.

— Что?

— Я прощу все его ошибки, — снова сказал он. Его пальцы за спиной сжались в кулак. — Если ты дашь мне причину не поднимать руку.

— Нет, — коротко ответила она. Его предложение осело в голове. Она могла бы помешать ему избивать Клауса до полусмерти каждый раз, когда он оступался? Она могла бы положить конец его страданиям? — Подожди. Я не… Я не понимаю. Объясни.

— Я уже давно не испытывал никакого желания к женщинам, — задумчиво сказал Майкл, сверля ее ярко-синими глазами, скользнув взглядом к ее губам, а затем к груди. — Я думал, что это связано с тем, что у меня достаточно детей. Но ты пробудила во мне первобытные инстинкты…

— Ладно, хватит объяснять! — огрызнулась она. — Что бы ни было у тебя в голове, это твоя проблема, Майкл.

Он щелкнул пальцами.

— Вот как ты это сделала, — тихо сказал он. — Произнесла мое имя. У меня никогда не было таких побуждений, пока ты не произнесла мое имя вот так.

— Как? — пробормотала она. — Это просто твое имя. Как еще я должна его произнести?

— Вовсе нет, — тихо сказал он, делая к ней шаг. — Ты никогда не звала меня по имени, пока я не нашел тебя голую и до смерти испуганную. Я никогда не думал о тебе так, для меня ты всегда была той, с кем мой сын продолжит мою родословную.

Она отступила назад.

Его походка была как у хищника. От него волнами исходила опасность, которую она чувствовала очень ярко.

— Но теперь, — продолжил он, шагая вперед. — Теперь я попробовал тебя на вкус. Поцелуй, который я украл у тебя. Его должно было быть достаточно. Но я не хотел этого горького вкуса твоего отказа, поэтому решил никогда больше не думать о тебе в таком ключе. Но когда ты перепутала меня, Татия, притянула к себе в темноте и произнесла такие отчаянные слова…

Казалось, он задрожал.

Елена перестала отступать, почувствовав, что дальше начинается склон. Ещё чуть-чуть и она упала бы. Однако он, казалось, воспринял это как знак перестать наступать на неё, чему она была несомненно счастлива.

— Я вернулся к жене. Я лег с ней впервые за много лет. Теперь у нас есть надежда на еще одного ребенка, — продолжал он, бесстыдно оглядывая ее. — Все, что я хочу, это твой поцелуй. Этого достаточно. После этого я уйду к жене и справлюсь с тем, что ты во мне вызываешь.

— И ты хочешь, чтобы я целовала тебя, — сказала она обманчиво небрежно. — И тогда ты прекратишь бить Клауса?

— Да, твои губы, Татия, решат эту проблему, — он сложил руки на груди, затем жестом указал на нее. — Твоё благородство успокоило меня. Если ты убедишь его вести себя лучше, он будет лучше для тебя. Аккуратнее в бою. Лучше сможет защитить себя и свою семью. Ты даришь мне эти поцелуи, Татия, и мой характер останется мягким, если я буду знать, что за мое терпение достаточно хорошая награда.

— Прекрати. Быть. Таким. Ужасным, — потребовала она и тут же пригнулась, и метнулась вперед, когда он попытался схватить ее за волосы. Майкл предполагал, что она отступит, поэтому он с силой размахнулся, но Елена нырнула под его руку, и он промахнулся.

Майкл сердито взглянул на неё.

— Ты отказываешься.

— Я с Элайджей, — прошипела она. — Я с твоим сыном. Он обожает меня. А ты… ты женат!

— Моя жена поет только тогда, когда она счастлива, — протянул он, поворачиваясь к ней лицом. — И она не пела с тех пор, как родился Хенрик, но сегодня она снова напевает под нос. Из-за меня. Из-за тебя.

— Если она когда-нибудь узнает…

— Да, она, вероятно, превратит тебя в жабу, — он улыбнулся ей. — Так что тебе лучше никогда больше не угрожать мне.

***</p>

Руки Елены были подняты над головой и привязаны к ветке слишком крепко, чтобы она могла освободиться. Она так долго находилась в этом положении, что ладони начало покалывать от нарушенного кровотока, и никакие попытки развязаться не увенчались успехом. Елена впилась взглядом в своего «похитителя», извиваясь и едва задевая землю кончиками пальцев ног.

Элайджа сидел напротив вне ее досягаемости и чистил яблоко ножом.

— Ты сказала, что на этот раз я тебя не поймаю, — мягко сказал он.

На самом деле она не хотела попасться. Так получилось. Она проигрывала, но Элайджа великодушно дал ей второй шанс — возможность сбежать и победить.

— Кто бы, по-твоему, ни собирался связать меня вот так, — сверкнула она глазами. — Я быстро пну его между ног. Тебя я не пнула, потому что знаю.

Его губы скривились в ухмылке, и он отрезал кусочек яблока, зажимая между зубами и медленно пережевывая, пока она извивалась и смотрела вверх, пытаясь ослабить узел на широкой ветке дерева.

— Я полагаю, тот человек, которого ты пнешь, любовь моя, он заранее даст тебе знать, что хочет причинить тебе вред?

Она фыркнула и посмотрела через плечо.

— Мы только тратим время, которое могли бы использовать с пользой, знаешь, повеселиться, — протянула она, подражая интонации Клауса двадцать первого века, а не нынешнего (он еще не совсем освоил ее. Это и хорошо, и плохо. У него были такие широко раскрытые глаза, невинные и добрые, что он не мог говорить холодным и жестким тоном, не так, как это мог сделать Майкл.)

— Мне весело, — сказал Элайджа, прислонившись к дереву.

Елена снова перевела взгляд на ветку и на узел. Должно быть, он взобрался на дерево и заранее прикрепил верёвку, а потом повел ее в чащу, прижавшись губами к шее и отвлекая, прежде чем неожиданно связать.

Она знала, как подразнить его, воспользовавшись тем фактом, что ему нравиться контролировать ее и видеть в своей власти, но не была уверена, что он поймёт шутку, когда думает, что фелляция — это инструмент.

— Если ты так долго будешь возиться, — поддразнил он, отрезая еще один ломтик яблока. — То тогда, боюсь, ты останешься без удовольствия.

— Элайджа, — резко сказала она. — Это нечестно.

— Это тонко завуалированная угроза, дорогая.

— Ты не сможешь устоять, если я начну умолять тебя, — бросила она вызов.

— О, еще как смогу, — Элайджа съел еще один кусочек яблока, слишком аккуратно положив в рот.

— Лжец, ты не сможешь держать руки при себе, если я просто попрошу тебя, не говоря уже о том, чтобы начать умолять. Ты же знаешь, что не можешь сдержаться.

— Я готов на всё ради тебя, Татия, когда знаю, что твои сладкие слова правдивы, — он облизнул губы. — Когда я тебе нужен, ты произносишь мое имя как молитву, и тогда я ненавижу отказывать тебе в чем-либо.

— Будь очень осторожен, — она захлопала ресницами, глядя на него. — Я могу использовать это в будущем.

— Мне было бы…

— Когда скажу тебе, что ты не подойдешь к моей кровати по крайней мере неделю!

— Быть рядом с тобой — это самое большое удовольствие в мире, — сообщил он, слишком спокойно нарезая фрукты. — Даже если я не прикасаюсь к тебе, я рад просто быть рядом с тобой. И мне не нужна кровать, чтобы заняться с тобой любовью. С таким же успехом я мог бы просто прижать тебя к ближайшему дереву.

Она почувствовала, что ее руки начали холодеть от недостатка крови, пальцы затекли, перестали слушаться. Елена посмотрела вверх и снова попыталась развязать веревку, чтобы вырваться, но это не сработало.

— Я дам тебе еще несколько минут, — сказал он гораздо более бодро. — Тогда ты проиграешь.

— Какой в этом смысл, если у меня нет шансов на победу? — пробормотала она.

— Я бы никогда не дал тебе невыполнимой задачи, — мягко сказал он и прожевал ещё один ломтик яблока. — Я не совсем жесток. Ты можешь это сделать, просто ты недостаточно стараешься.

Она хмыкнула и попыталась снять веревку с ветки, дёрнув руками. Ещё и ещё. Узел ослабился, но тут же снова затянулся, когда Елена опустилась. Ей не хватало роста. «Высота», — пронеслось у нее в голове, и она оглянулась через плечо, видя, как он самодовольно ест яблоко. Должно быть, Элайджа залез на дерево, так что, чтобы освободиться, ей тоже нужно… залезть на дерево. Будучи связанной, парящей слишком высоко над землей.

Задница.

— Если я освобожусь, — сказала она. — Я поступлю с тобой по-своему.

Он поднял брови.

— Интересный способ обращаться с тем, кто привязал тебя к дереву.

— Ты же помнишь, что случилось в прошлый раз, когда я была привязана к дереву, — она поджала губы от его смеха. Тогда Елена тоже овладела им, грубо и жестко подпрыгивая на его члене, что повсюду оставались синяки, используя веревку вокруг рук, чтобы подтянуться и оставаться невесомой для него.

Но сейчас все было по-другому, потому что на этот раз она проиграла.

— Обещаю, — просто сказала она.

— Я обещаю, — он поднял руку, — что если ты не сможешь освободиться, я наполню твой рот своим семенем.

Елена опустила взгляд и увидела выпуклость в его брюках, все из-за того, что он наблюдал за ее борьбой. Честно говоря, это было так пошло и горячо. Между бёдрами у неё разгорелся пожар, и если бы она сжала их, то почувствовала бы, что они уже все влажные и скользкие от естественной смазки. И все из-за какой-то верёвки.

Она уперлась ботинком в ствол и прыгнула, дёрнув веревку онемевшими пальцами. Это не сработало, у нее болели руки, и она сорвалась. Но Елена снова принялась карабкаться по стволу не так грациозно, как было бы в джинсах и кроссовках, но вскоре она взобралась на ветку, отцепила веревку и показала мужчине язык.

Элайджа со вздохом выбросил огрызок яблока.

— Полагаю, я должен сдаться, — он убрал клинок и попытался встать. — Мне помочь тебе спуститься?

— Нет. Ты можешь начать с того, что развяжешь пояс, — решительно сказала она, бросив взгляд на его брюки.

Его губы изогнулись в ухмылке.

— Как пожелаете, — он с забавой поклонился ей и принялся осторожно развязывать пояс, не сводя с нее глаз.

Елена распутала узлы и сняла веревку с рук, разминая затёкшие пальцы. Она бросила канат и полезла вниз, поднимая его с опавших листьев.

Было прохладно, но теплее, чем обычно. Солнце наконец не было затянуто облаками, и его тепла было достаточно, чтобы, когда Елена сунула руку под платье и сняла нижнее белье, она не покрылась мурашками от холода.

— Сними рубашку, — потребовала она.

— Конечно, любовь моя, — он стянул ее через голову, растрепав волосы.

— Ложись.

Он лёг, ухмыльнулся и подложив рубашку под голову. Брюки опустились из-за развязанного пляса, обнажив густые лобковые волосы. Элайджа выглядел так, будто это он одержал победу, и она хотела, чтобы он именно так и думал. Елена подошла, подняла платье и села ему на талию, окутав теплом.

— Руки, — тихо сказала она и связала, закрепив веревку узлом в виде восьмерки, его старый трюк. Судя по трясущейся груди Элайджи, он это понял.

Елена поцеловала сжатые кулаки, скользя руками по его предплечьям и внутренней стороне бицепсов и вниз по груди, до туда, где начиналась ее юбка.

— Моя умная любовь, — проворковал он. — Теперь, когда я в твоей власти, что мне делать?

— Оставаться неподвижным, — сказала она и облизала пальцы. Елена сунула руку под юбку, чтобы потереть клитор.

Он наблюдал за ее лицом, за решимостью в его глазах.

— Неподвижным? — повторил он.

— Ты преследовал меня, я перехитрила тебя, — сказала она и приложила свободную руку к его бьющемуся сердцу, вонзив ногти в бледную кожу. — Я могу делать с тобой все, что захочу.

— Правила нашей игры, — согласился он. — Тогда наслаждайся мной, любимая.

Она дотронулась до его члена влажными от смазки пальцами, чувствуя, что он уже возбуждён. Елена направила его ко входу и опустилась, наслаждаясь растяжением, с удовольствием выдохнув, когда села на его бёдра.

— Вот таким ты мне нравишься, — тихо сказала она ему, давая время привыкнуть. — На спине.

— И мне нравится быть между твоих ног, — согласился он. - Так что, как видишь, это вовсе не наказание, дорогая.