Глава 7: Сложности (1/2)

— Доброе утро, — сказал Элайджа.

— Доброе утро, — ответила Елена, а затем добавила: — Нам нужно поговорить о родословной двойников.

Он замер, наполовину разрезав яблоко.

— Я свяжусь со своими людьми.

— Нет, — резко сказала она, чем привлекла его внимание.

Он медленно повернулся, опуская нож. Тёмные глаза удивлённо рассматривали девушку, не моргая, Элайджа не ожидал такого решительного протеста.

— Ты боишься, что кто-то может понять, что ты беременна?

— Очень проницательно с твоей стороны, — протянула она и обошла кухонный островок, закинув хлеб в тостер. — Зачем тогда ты бы интересовался двойниками? Всем известно, что Клаус снял проклятье, — она повернулась к нему спиной, бездумно уставившись на раскалённые пластины, а затем взглянув на Элайджу.

Он по-прежнему смотрел на неё.

Она вздохнула.

— Тогда я не смогу узнать ничего больше, что уже нам обоим известно. О чем тогда ты конкретно хотела поговорить?

Она закусила губу, раздумывая, стоит ли ей говорить.

— Это зависит от того, — тихо начала Елена, — насколько ты против идеи однажды обратить нашего сына в вампира.

Он выронил нож.

— Елена, — в шоке сказал Элайджа. — Ты же сейчас несерьезно?

— Очень даже, — она оперлась о кухонный гарнитур. — Я думала об этом с тех пор, как узнала о беременности, что в какой-то момент мне придётся найти кого-нибудь, кто обратит его и оборвет род Петровых. Остановит это безумие с двойниками.

— Значит, ты хочешь, чтобы я забрал жизнь нашего сына, — все ещё не веря, сказал он. — Потому что ты боишься, что мы не сможем его уберечь?

— Может быть, надо будет защищать не его, Элайджа, — она выгнула бровь. — Ты думал о том, что будет, когда он влюбится? Если он влюбится в женщину, и она забеременеет от него? И тогда он, его жена и их ребенок — наш внук или внучка — окажутся в цепочке этого круговорота. Сколько лет пройдёт, пока кто-нибудь не догадается, что линия двойников продолжается?

— Нисколько, — слегка грубо ответил он. — Пока я жив, никто не узнает и не тронет их, Елена. Я дорожу своей семьей так же, как и ты. Но я считаю, что нам лучше позволить ему сделать этот выбор самостоятельно, а не навязывать ему вечность из-за собственного страха.

— О, это что, камень в мой огород? Неужели ты думаешь, что я бы не поговорила с ним? Не обсудила все нюансы? Что я каким-то волшебным образом заставлю тебя убить нашего сына? — она услышала, как из тостера выпрыгнул хлеб, Елена на автомате сунула его обратно. — Я едва знаю историю твоей сумасшедшей семьи, я понимаю это, но это мой сын, и я не Клаус.

Он стиснул зубы и отвернулся, вернувшись к нарезке фруктов.

— С чего вдруг ты вообще начала этот разговор? — резко спросил Элайджа, и она поняла, что его терпение было исчерпано. Елена не хотела говорить об этом.

— А что ты просто будешь сидеть сложа руки, пока не увидишь ещё одну копию прекрасной Катерины, драгоценной Татии или хрупкой маленькой Елены? Что ты будешь тогда делать? Ты не знаешь, когда родится следующий двойник: через сто, пятьсот или восемьсот лет. Ты будешь все это время следить за всеми потомками?

— Да.

— Ты не можешь этого утверждать. С чего ты взял, что на протяжении целой вечности сможешь следить за всем разрастающимся генеалогическим древом…

— Я смогу, — заверил он ее с убийственным спокойствием, в то время как нож методично стучал по доске. — И я это сделаю. У тебя тост горит.

Элайджа был слишком спокоен, чтобы она могла затеять с ним ссору, поэтому Елена вихрем пронеслась мимо него прямиком в свою комнату. На всякий случай она заперла за собой дверь, зная, что он услышит щелчок замка.

«Перестань плакать. Чертовы гормоны», — Елена со злостью потерла лицо и села на край кровати, дрожа, но не понимая почему. Она очевидно расстроилась из-за их разговора и возникшего недопонимания.

Элайджа вышел из себя из-за ее шокирующей просьбы однажды убить своего единственного сына. Конечно, в глубине души она его понимала. Но разве он не видел проблемы? Что родословную Петровых необходимо прервать?

Ей совсем не хотелось, чтобы Тоби становился вампиром и был зависим от крови, но по крайней мере он был бы точно жив.

***</p>

Конечно, ей приснился кошмар. Ее маленький мальчик вырос, он выглядел как идеальная смесь Джереми и Элайджи, хотя Елена четко не видела лицо сына, но она успела рассмотреть некоторые детали. Например, мягкие тёмные волосы, красивые карие глаза, ямочки на щеках и идеальный подбородок. Елена видела, как он гордо, сияя от счастья, знакомит их со своей девушкой, такой милой, нежной и светловолосой, и Элайдже приходится вырывать сердце из ее груди, потому что она беременна.

Елена всхлипнула. Упс. Она должна быть тише.

— Елена, — сказал Элайджа, уже стоя у двери. Он не постучал и не стал дергать ручку.

— Пожалуйста, не убивай его девушек.

Последовала пауза.

— Открой дверь, пожалуйста, — мягко попросил он.

— Я знаю, это глупо, но, пожалуйста, просто скажи, что ты не будешь убивать его девушек, — сказала она. — Я знаю, что он ещё даже не родился, но мне нужно это услышать. Пообещай мне.

— Я обещаю.

Она громко шмыгнула носом и потерла глаза.

— И парней, — потребовала она. — Их тоже не убивай.

— Что если ему разобьют сердце?

Она усмехнулась, несмотря на своё весьма слезливое настроение.

— Думаю, тогда мы обсудим, что будем делать.

— Хорошо, — согласился он. — А теперь, может, откроешь дверь?

— Эти гребаные гормоны, — пробормотала она, направляясь к двери, чтобы только чуть-чуть приоткрыть ее. Елена с вызовом уставилась на него через щель. — Что, ты хочешь извиниться, потому что глупые гормоны заставляют меня плакать? Ты же понимаешь, что я не убиваюсь горем, просто…

Элайджа поднял брови, и она замолчала, закончив тираду на полуслове. Он слишком небрежно прислонился к дверному косяку и так на неё посмотрел, что она забыла обо всех обидах.

Елена снова вытерла слезы.

— Я пока не могу говорить за нашего сына. Я не знаю, встретит ли он свою любовь, когда вырастет, не говоря уже о том, захочет ли он иметь детей. Я бы хотел этого для него. Для меня было величайшей радостью узнать о том, что я стану отцом. Я не только не могу понять, почему должен отказать ему в этом праве, но и не могу сам сделать вид, что не надеюсь однажды стать дедушкой.

Елена уже плакала навзрыд.

— Элайджа, извини. Мне так жаль.

— Иди сюда, — он ногой открыл дверь и шагнул к ней, прижимая к своей груди и крепко обнимая. — Ты слишком беспокоишься, пока рано об этом думать.

Она начала трясти головой, но в отличие от Элайджи из прошлого, который был предельно осторожен с ее желаниями, этот понимал, что ей действительно нужно и не выпускал из своих объятий.

— Нет, Элайджа, отпусти меня, — всхлипнула Елена, слабо хлопая его по спине. — Я больше не хочу плакать, я знаю, что веду себя глупо…

— Это не так, — заверил он. — Ты плачешь, потому что наш сын еще даже не родился, а мы уже боимся, что ему причинят боль. Ты плачешь, потому что вся эта ситуация очень сложна для нас. Ты плачешь, потому что эта беременность не совсем справедлива для тебя, хотя это и чудо. Плачь, Елена, потому что это делает тебя человеком. Потому что я здесь, и я буду обнимать тебя, пока тебе не станет лучше.

Она вцепилась в его плечи и судорожно вздохнула, но когда Элайджа поцеловал ее в макушку, Елена снова разрыдалась. Что за придурок! Разве он не понимал, что из-за его доброты она еще больше плачет?!

— Я с тобой, — пообещал он. — Я никуда не уйду.

— Я испортила твою рубашку слезами.

— У меня много рубашек, — еще один поцелуй, на этот раз более нежный, в висок. — Но ты у меня одна.

***</p>

В конце концов, Елена заставила Элайджу уйти, чтобы она могла принять душ и точно успокоиться. Он предложил ей целый список блюд, которые он мог бы приготовить на ужин, и Гилберт выбрала наугад, даже не услышав название.

И видимо Элайджа решил, что она будет измотана и не станет спорить, когда неожиданно поднял ещё одну насущную проблему во время еды.

— Сегодня мне пришлось ответить на звонок Клауса, — начал он. — Нам нужно обсудить… возможность проживания с моей семьей.

— Нет.

— Позволь мне объяснить, — он отложил вилку и нож и сцепил пальцы в замок. — Мой брат был жесток к тебе, твоим друзьям, семье и даже к нам, но он изменился.

— Я против, — сказала Елена и взяла еще один кусочек мяса, которое, честно говоря, было настолько чертовски вкусным, что она не собиралась останавливаться, несмотря на неприятный разговор.

— Он стал отцом, — четко произнес он.