Глава IX: Будни, ч.2 (1/2)

Если бежишь неистово (и не плачешь, просто бежишь от всех и себя в придачу), то прибежишь куда-то, таков итог.</p>

Дарёна Хэйл.</p>

Иногда Гермиону переполняло ненасытное желание учиться. Знать астрономию, травологию, колдомедицину и артефакторику. Узнавать каждое созвездие в небе, планету, звезду. Говорить на всех языках мира. Иметь способность расшифровать древнешумерские и древнеегипесткие письмена. Улучшать познания о работе человеческого тела. Изучать сходства и различия каждого заклинания, каждого движения палочкой. Узнать применение для каждого растения, семени и саженца.

Наверное, Гермиона изначально должна была попасть на Когтевран. Но судьба распорядилась иначе, и Гермиона четыре года провела в золотисто-алых шелках и одеждах.

Возможно, у неё было ото всех факультетов понемногу. Но больше, конечно, как она сейчас понимала, от Когтеврана. И сейчас, когда она объясняла Долохову основу чар — она вдруг поняла, что, наверное, хотела бы стать преподавателем однажды.

— Что-то паленой резиной запахло… или это у меня уже мозги плавиться начали.

— Тяжело в учении, легко в гробу. Давай, Антонин, не ной. — Александр Забини сидел рядом, уткнувшись в учебник Травологии, иногда комментируя что-то. — Хорошо смеётся тот, кто смеётся после экзамена. А ты ничего не знаешь. Смеяться будешь плохо.

— Алессандро! — по голове итальянца легко ударился свернутый трубочкой новенький пергамент. — Он только начал! — затем такую же участь ждала голова Антонина. — А ты не ёрничай, и повторяй за мной: резкий взмах палочкой и вниз. Очень важно иметь твёрдую руку, ибо от чёткости начертания зависит итог, как и от чёткости выговариваемых слов, иначе…

— А заики? Интересно, как сп-п-правляются, заи-ики?.. Ай, да за что?

— За всё хорошее, Долохов! Для мастеров чар со временем даже произносить вслух не нужно заклинание. Мерлин, просто повтори за мной…

— Для тебя можно просто Антонин. — Долохов, откровенно «хихикая», уклонился от очередного удара пергаментом. Рядом еле сдерживал смех Забини, пряча лицо в учебнике, но его выдавали подрагивающие плечи. — Знаю, со мной невозможно. Прости.

— Всё нормально, я не думаю, что наши занятия продлятся долго, всё-таки ты умеешь владеть палочкой и побольше. — только через несколько секунд Гермиона поняла, что ляпнула, кажется, щёки залились румянцем, сама же она прожигала пергамент с записями своим взглядом, чтоб не смотреть на еле сдерживающегося от смеха Забини. — То есть, я… не это имела ввиду, и… я о посохе…

Тут Алекс вовсе не выдержал и смеялся во весь голос, а Гермиона краснела пуще прежнего.

— Э-э, кхм, ладно, ребят… — Забини откашлялся, останавливая смех. — Я откланиваюсь, удачно вам позаниматься и вообще… пока, в общем!

Наконец, девушка подняла голову и посмотрела вслед удаляющемуся парню, крикнула что-то на прощание и обернулась. Долохов также взглядом провожал друга. Интересно, а он сам ушёл или Антонин беззвучно намекнул? Долохов перевёл взгляд и улыбнулся Гермионе.

— Ну что, продолжим? Как ты там говорила: чёткий взмах рукой и выговорить заклинание.

— Эм-м… что… да… да, повторяй за мной. — Гермиона плавно провела над столом и чётко произнесла, — Avis.

После этого из пергамента трансфигурировались две маленькие птички, которые теперь прыгали по столу.

— Это…выглядит неплохо.

— Трансфигурация из неживого в живое требует предельной концентрации. Ключевой момент вообще в том и заключается, что для получения чего-то, нужно чтобы заклинание было произнесено верно, влияет даже интонация голоса. Я бы сравнила это с ходьбой по тонкому льду — одно неверное движение, и хорошо, если у тебя просто треснет лёд под ногами, нет — ты просто провалишься под воду. Это не творческая наука, как та же алхимия, здесь всё строго. Волшебная палочка всегда должна четко знать, чего хочет владелец. Ей нужна уверенность в действиях и словах, концентрация и внимание.

— Ладно, кажется… я уловил суть. Как там ещё раз было? — Гермиона повторила движение, добавляя ещё одну птицу. — Что ж, попробуем. Avis.

Гермиона про себя отметила, что у её нового знакомого отлично получается колдовать палочкой почти что с первого раза. Только немного странно, разве в Дурмстранге не учат этому, там обучают только работе с посохом?

— Если хочешь знать, я пыталась сделать этих дурацких птиц два дня. Ты точно раньше не пользовался палочкой?

— Точно. У нас больше девчонки палочками балуются, а парней сразу приучают к посохам. Хотя личный мы и получаем только после экзамена. Ладно, это всё лирика… Гермиона, какой твой любимый предмет?

— Что… я… что?

— Просто спрашиваю, что вызывает в тебе неподдельный восторг. — Долохов невинно улыбнулся.

— Эм-м… древние руны, наверное. Нумерология, ещё Арифмантия — по сравнению с Прорицаниями это намного более точная наука.

— Чем тебе не угодили Прорицания? В Греции, например, много Прорицателей.

— О, Мерлин! Конечно, предугадывать чью-то смерть по расположению чаинки на дне чашки. Человек сам определяют свою судьбу.

— Ты так в этом уверена? — Антонин отложил свою палочку, опёрся локтём о стол и положил на руку голову, внимательно слушая девушку.

— Конечно, я в этом уверена. В моей жизни всё меньше случайного. Почти всё, что со мной происходит, я выбираю сама и знаю, почему я сделала тот или иной выбор. Даже здесь я оказалась не просто так, возможно, это был и неосознанный выбор, но это тоже был выбор.

— Ты о нём жалеешь?

Конечно, следовало ожидать такого вопроса. Конечно, она не знала, что на него ответить даже самой себе. Жалеет ли она, что с вероятностью двести процентов не сможет вернуться в настоящее, увидеть родителей, друзей и жить, не притворяясь кем-то другим. Не обманывая других. И в первую очередь — не обманывая себя.

Жалеет ли она, что сможет спасти с полсотни людей, а того и больше? Что поставить на чашу весов, жизнь одного человека, или жизнь десятков других. На это легко ответить, когда не твоя жизнь стоит на кону. Когда не ты — разменная монета в этой игре. На это легко ответить — один человек в обмен на сотни других. Это может

ответить кто-то другой. Это может сказать и она. Её жизнь, чтобы спасти мир.

Она не знает, во что бы вылилось противостояние Тёмного Лорда. В убийственную войну? Без начала и конца, потому что длится она так долго, что все уже забыли, когда жили спокойно, и никто не знает про завтра. Или бы всё закончилось на каком-то решающем сражении? Она не знает. Да и не им, малолеткам, тягаться с обученными убийцами. У них не было бы шанса, нет. Удача не всегда светит в их сторону, в какой-то момент она может и отвернуться.

Поэтому, наверное, она бы ответила «не знаю», но сейчас, сейчас ответ её был однозначен. Хотя бы в этот момент.

— Нет, я не жалею.

Она пыталась вбить в себя это, повторяла, как мантру, как заклинание, чтобы в какой-то момент действительно верить. Потому что всё это не зря. Не должно быть

потрачено впустую, просто не может быть. Гермиона смотрела прямо, перед собой. Антонин смотрел сквозь неё, будто что-то вспоминая. Каждый думал о своём.

— Мне… мне пора, Антонин, увидимся завтра. — девушка скоро убрала в сумку пергамент, накинула сумку на плечо и, не дожидаясь слов прощания, пошла прочь из библиотеки; птички развеялись ещё с несколько минут назад, как только Гермиона задумалась. Она так и не услышала шёпота её нового ученика:

— А я — да.

***</p>

Гермиона, честно признаться, сбежала. Разговор с Долоховым заставлял её думать и анализировать, а думать об этом

не хотелось. Она уже думала всё лето, почти каждый день, когда не забывалась в бытовых вещах, весёлых моментах, разговорах. Она думала о том, как всё сложно. О том, какая на ней ужасающая, просто удушающая ответственность. Спасти всех…

Нет, не хотелось ничего решать хотя бы сегодня, сейчас, однако, ноги

сами принесли её к кабинету Дамблдора. Их преподавателя по трансфигурации. Это, всё же, странное ощущение. Она знает, что он будет директором, и какие события будут — тоже знает. Вопрос один — получится ли только всё изменить? Получится ли быть той бабочкой, что создаёт ураган на другом конце шара, получится ли раздавить ту мышь, что выкосит целые народы?<span class="footnote" id="fn_30948972_0"></span> Или остановит хотя бы одного человека?

— Мисс Рейзендер, вы что-то хотели? — Дамблдор стоял в дверях своего кабинета, а Гермиона утыкалась ему в грудь, мужчина сделал шаг назад.

— О, профессор, сэр… я… я… — мозг заботливо подсунул оправдание. — вообще-то, профессор… сэр, я обещала, что заберу игрушку Валентины Долоховой. Вы не успели её отнести к директору?

— Ах, это… Одну секунду, мисс Рейзендер. — Дамблдор призвал зайца из недр кабинета и теперь протягивал его Гермионе. — Нет, я не стал докучать директору игрушкой. Однако, мне кажется, что это отвлекает ребёнка от учебного процесса. Пожалуйста, донесите до неё эту мысль, если сможете.

О, Мерлин, это же просто игрушка! А Валя — просто ребёнок, она на вид даже на одиннадцать лет не тянет! Гермиона действительно не могла понять, чем профессору мог помешать простой заяц, она же им не кидалась по всему классу?

— Хорошо, спасибо, профессор, сэр. — спорить было себе дороже, поэтому Гермиона просто взяла игрушку из рук мужчины. — Хорошего вечера вам, сэр.

— И вам, Гермиона, и вам. — Дамблдор отошёл ещё на шаг назад, взялся за дверь и почти собрался её закрыть, когда вдруг произнёс вслед удаляющейся Гермионе, — И я не тиран, как вы могли подумать, мисс Рейзендер.

Гермиона остановилась, как вкопанная, медленно обернулась, и ещё несколько секунд смотрела на ухмыляющегося Дамблдора, прежде чем он закрыл дверь, вновь пожелав ей «доброй ночи».

Легилименция? Он же… внутри нарастала паника.