Бесовщина (2/2)

— Это вы про лестницу? Действительно длинная, но я бы предпочёл, чтобы вы её отремонтировали, первый раз слышу, чтобы камень скрипел.

— Но я же. Я… Ну…

Человек мнётся и весь бледнеет, если это вообще возможно с его прозрачной кожей. Сквозь него как раз видно весь коридор, предусмотрительно: легко составить план побега.

— Я ещё не закончил, молодой человек, — предупреждает его Арсений. — Если идти дальше по списку, то очень некрасиво стоять перед человеком, зависнув в воздухе, а про отсутствие дыхания я вообще молчу! Делайте это хотя бы через раз, чтобы гость не чувствовал себя неловко.

Человек на стоят в немом оцепенении, который ему совершенно не идёт. Ему бы блистать белесыми зубами на сцене. Но не театра, где-нибудь, где люди видят его зубы чаще.

— Я Егор, — представляется он, протягивая Арсению руку. — Так давно не разговаривал с человеком, который меня бы не боялся, что уже забыл, какого это, простите.

Егор улыбается так широко, что его лицо приобретает вид пластмассовой маски, настоящая радость стоматолога. Арсению льстит, что парень признал свои ошибки и даже объяснил причину — высшая похвала его истеричной тирады.

— Арсений Королевич Царёв, — гордо представляется он. Арсений собирается пожать ему руку в ответ, но промахивается.

— Ой, извините, забыл про этот нюанс. Знаете, к бестелости очень сложно привыкнуть, это целая наука.

Любопытство снова пытает мозг, и он сдаётся со всеми извилинами, разрешая ему занять место усталости:

— А почему вы бестелый?

— О, это долгая история. А вы, наверное, устали и хотите отдохнуть после тяжелого дня.

— Вы правы, но у меня есть пара минут по несколько раз, думаю, вам хватит.

— А можно уточнить, сколько этих нескольких разов?

— Думаю, порядка пары десятков.

— О, тогда пройдёмте. В этом коридоре я могу разговаривать только о Великом.

— Но у вас, вроде, нет лишнего веса.

— Великое в другом смысле.

Арсений выдает на это великовозгластное «О». И идёт за Егором в стену.

***

Первое, что встречает Эда с Антоном на въезде в Питер — аптека и фонарь. Стандартный ритуал, который был подчеркнут у кого-то из стихосочинителей, но переделанный на современный лад. Мама рассказывала маленькому Антону, что раньше въезжать можно было только ночь через определенную улицу, но традиция не прижилась и была слишком сложна в понимании туристов.

Они показывают паспорта, заполняют какие-то бумажки и пару раз прыгают в доказательство, что не принесли в город звенящей чумки — сложного, но популярного нынче заболевания. А может его и не существует и в новостях всё врут, потому что за пару лет её распространения парни никогда не слышали звона ни у кого из жителей деревни, только свист летящего чердака — другого популярного заболевания.

Таможенник смотрит на них со всем недоверием, положенным ему по профессии, и нехотя пропускает в город.

Похоже, Эд был прав: на Антона сразу накатывает что-то вроде эйфории вперемешку с тошнотой. Болотный газ колдуны чувствуют остро, но не настолько, чтобы вступать с ним в конфликт и выпрашивать какие-либо подробности.

— Так, куда мы должны идти? — недоверчиво спрашивает Эд, оглядываясь по сторонам. Ответ на вопрос его явно не интересует, и зачем он вообще его задал — непонятно. Может пытается так отвлечься от вьетнамских флешбэков.

Антон вкратце пытается объяснить, но видит, что другу вообще по барабану, по гитаре, роялю и прочим музыкальным инструментам, куда идти, поэтому они сперва отправляются на главную улицу с картой Петербурга, чтобы прикинуть, нужна ли им повозка. Иронично, что для того, чтобы добраться до главной улицы повозку тоже надо брать.

Песнопения, которые выдаёт им какой-то прохожий по дороге вообще никакого воодушевления не добавляют, потому что ехать с такой скоростью, что до тебя может кто-то доебаться пением, — это чистой воды издевательство. Эд пару раз кричит ему, что денег не дадут, но это не останавливает назойливого горожанина.

Антон же старается не обращать внимания, поглощенный рассматриванием длинных улиц. Ему даже песни не мешают, только добавляют настроения. В конце концов, они почти на месте, почти нашли Арсения, почти не получат пиздюлей. Всё это так заряжает серотонином, эндорфином и прочими гормонами, что он упускает момент, когда Эд вылезает из повозки и начинает зачитывать незнакомцу рэп, где несколько раз шлёт его нахуй — чисто питерский баттл.

— А ваш друг всегда такой нервный, или на него так газ действует? — интересуется кучер.

— Тут всё сразу, — задумчиво отвечает Антон. Он замолкает на несколько секунд, а потом все-таки решает спросить: — Слушайте, а у вас нет какого-то органа, где надо зарегистрироваться всем переехавшим колдунам?

Надежда хлипкая, но всё же есть, потому что в Екатеринбурге такой был. Так они, собственно, нашли тогда того темного колдуна, которого им поручили со свету сжить. Это было несложно, просто выбросить за границы диска.

— Нет, но если вы интересуетесь колдунами, то лучше вам узнать у Викульки. Она знает всех колдунов в Питере, даже тех, кто не знает её. Страшная женщина.

— В смысле прям страшная? — интересуется Антон, думая в этот момент про внешность. Он надеется, что кучер правильно его поймёт.

— Да я в смысле могущественная, всё про всех знает, чёрт пойми откуда.

— Не упоминайте чертей всуе. А она сама кто?

— Сплетница. Вроде человек, но поговаривают, что у нее мать была гадалка, типа, ей достался от неё дар и любовь к пиву.

— Не замечал за гадалками любви к пиву.

— О, это семейная черта, а не магическая, не подумайте, — сразу поправляется кучер, а потом добавляет: — Нам ехать осталось чет порядка пяти километров, сейчас с ветерком домчим.

— Прелестно. Эд, влезай обратно, потом свой панч дочитаешь.

— Ну, Тох!

— Давай, давай!

Никакого ветерка они не чувствуют — лошадь старая, может себе позволить только легкий бриз. Прохожему приходится одновременно бежать и петь, что удивляет парней до глубины души — какая же должна быть дыхалка.

По приезде кучер ещё что-то лепечет вслед про Викульку, которая сама появляется, когда ей захочется, но Антон с Эдом не то, чтобы придают этому значения, как и тому самому певцу с очень красным лицом. Они стоят задумчиво перед картой, благо привезли их прямо к ней, пока бедолага с очень рассерженным лицом злится, что парочка не оценила его талант.

Антон неожиданно для себя понимает, что всё, что сказал им гном — хуйня, потому что в Питере подобных адресов примерно восемьсот, и не то, чтобы Антон был силён в математике. Эд же говорит в открытую, как сильно они проебались, и зашли в тупик.

И какое же слово «почти» интересное в своём значении, потому что указывает на неполноту действия, события и прочего: почти нашли Арсения, почти не получат пиздюлей. Да, сила «почти» заключается в том, что нихуя не понятно, и что всё может пойти не так, как ты планировал.

— Чё делать будем? — спрашивает Эд, отмахиваясь от назойливого певца.

— Да хуй знает, — честно отвечает Антон.

— Если так послушать, то хуй вообще всё должен знать, а что знаем мы? Нихуя! Заценил? — Эд такой радостный, что аж бесит, хотя Антон не столько бесится, сколько паникует из-за ситуации.

— Давай найдём эту Викульку. Может она поможет, хотя я хз.

— А чё, выбора у нас всё равно нет. Погнали пока в бар куда-нибудь.

— Бухать через день? Бля, чувак, я люблю тебя.

***

В комнатке довольно уютно, а учитывая, что Егор явно не может держать руками тряпку, то почти не пыльно. Кое-где висит паутина, что так и норовит намотаться на арсеньевскую шапку волос, но его это не смущает, потому что всё, что произойдёт у него на голове — проблема паука. Он сам старается трогать свои волосы только во время мытья, и то не дольше минуты.

Егор что-то одухотворённо рассказывает Арсению несколько минут, переходит на «ты», пару раз ненатурально чихает, непонятно зачем, предлагает сесть в кресло и услужливо одалживает тапочки.

Откуда всё это здесь появилось, Арсения не интересует. Его куда более привлекает таинственность самого Егора — не каждый день встретишь ходячую эктоплазму — в простонародье призрака. Поэтому он кивает в нужные моменты, явно ожидая своей очереди на право голоса.

— … в общем, запах булочек ни что иное, как ароматизатор, который ежедневно сюда поступает по общей вентиляции с заводом. Мне искренне жаль. Ой, прочти мою болтливость, тебе же тоже что-то хочется рассказать?

Вообще-то спросить, но без светской беседы не обойдёшься — дурной тон. Однако Арсений так поглощён своим любопытством, что не собирается упускать такую возможность, просто надо начать аккуратно:

— Егор, я понимаю, что тебе уже, наверное, задавали подобный вопрос, но я не могу не спросить: почему ты бестелый? Как так вышло?

— Ох, это короткая и очень глупая история. Ну, история глупая, потому что я по молодости был глуп и решил повеселиться с ведьмой. — Он делает короткую паузу, явно прикидывая, признаваться в чём-то или нет. Арсений это понимает и делает самое не осуждающее выражение лица. — А если быть точнее, с несколькими ведьмами сразу. Они это узнали и решили, как следует проучить меня, мол, больше ты никому не сможешь изменять.

— О да, ведьмы иной раз попадаются с характером, — уверенно поддакивает Арсений.

— Ну, и решили сделать это феерично: с ритуалом, амулетами, заговорами и прочим. Я, если честно, не совсем разбираюсь в колдовской теме, но там было столько всего, что вспоминать жутко. — Он снова останавливается, переводя дух, хотя явно не нуждается в этом физически. — Делали они это публично: разослали приглашения, собрали народ, даже сидячие места организовали. В общем это было событие.

Арсению становится понятно, почему именно на этом месте стоит театр. Ему льстит, что именно ведьмы приложили к этому руку, он же и сам колдун, пусть и в прошлом.

— И с тех пор я бестелый. Признаться, в этом есть своё очарование, но немного неудобно, потому что люди пугаются меня. А те, кто не пугаются, попросту не видят. Я пытался несколько лет назад намекнуть на своё присутствие в театре, но ничего из этого не вышло. Я тогда так расстроился, что решил поселиться здесь.

— А ты как-то связан с вирусом, что поразил театр?

— Извини?

— У нас чуть не началась эпидемия головоотрезания. Ну, несколько человек уже нашли без головы. Может ты к этому как-то причастен?

— А, слышал шум наверху. Но я не поднимался уже несколько лет, а всякие вирусы я переносить просто не способен.

— Понятно. Ну что же, тогда больше у меня вопросов нет. — Арсений всерьёз задумывается на несколько секунд. — Хотя нет, один всё же есть: как отсюда выйти? Я работаю уже несколько дней и никак не могу найти выход.

— О, дорогой, всё намного проще. Обещаю вас проводить, если вы как-нибудь снова ко мне заглянете.

— С превеликим удовольствием.

Егор показывает ему выход из театра, и Арсений понимает, что нихрена там не проще, и что он только сильнее запутался. А может это его особая тактика по завлеканию гостей: никто не уйдет, пока тот сам этого не захочет.