8. «Там горит огонь высокой...». PG-13, флафф, hurt/comfort, элементы ангста. (2/2)
— Будете со мной прыгать, — пока не видят, берет за руку крепко так. — Ничего на свете не испугаюсь, — и к себе тянет, второй рукой приобнимая.
Ровно в эту секунду загорается, наконец, огонь. Пламя взмывается до небес, ярче любых фонарей озаряя. Отблески на траве, на одеждах, на Сашиных кудряшках в темноте танцуют. Саша в огненных отсветах красив по-особому — бледное лицо оттеняют, в серые глаза заглядывают. Засмотришься.
Горячо только рядом стоять. Так тепло и так ясно, чтобы не гасло до утра. Чтобы
все на свете успело сгореть и воскреснуть в этом огне.
Хоровод собирается быстро, много ли девкам с ближайшего села надо. Пламя завидев, наперегонки рвутся место рядом занять. Аня между Юрой и Костей место занимает, с ними встать зовет. Мария возможности не упускает, и Саша с ней вместе.
Давно она песни пела последний раз, но слова помнит. До последней строчки один-в-один как шесть веков назад. Можно слов и не знать, суть важнее намного.
Ой, на Ивана,
Ой, на Купала
Девушки гадали,
В воду быструю
Венки кидали.</p>Юность. Вера. Счастье, надежда и радость.
Скажи, водица,
Красной девице
Про жизнь молодую,
С кем век вековать?
Кого, реченька,
Любимым называть?<span class="footnote" id="fn_32127202_5"></span></p>
И любовь. Чтобы на веки вечные, навсегда.
— Прыгаем! — разомкнув круг, кричит Юра. Тут же сам разбегается, кажется, не боясь совсем. За ним и Аня, и Костя, и сельские тоже. Порознь, за руки, кого не заденет да кто прыгнет выше…
Саша ее ладонь сжимает чуть крепче нужного. Она в ответ почти до боли стискивает пальцы. Горячо, ярко, то и дело сверкают в ночном небе огни костра. Лепестки красного цветка, несущие запах дыма с собой.
Пепел и черный дым. Языки пламени и гарь в воздухе. Обугленные стены и золотой купол, тонущий в копоти.
Дыхание сбивается. Нет, всего лишь костер. Больше ничего.
— Что за позорище, кыйммәтле<span class="footnote" id="fn_32127202_6"></span>? Такой город красивый — и как же вышло?
Ерунда все, никакого города нет. Поле, деревня, костер купальский, шест еще этот…
— Будешь еще противиться, чибәр<span class="footnote" id="fn_32127202_7"></span>, — и за руку схватил, сильно-сильно сжал до синяков. — Дотла спалю.
Воздух кончается в легких, землю вышибает из-под ног.
Спалит же. До угольков, до самого основания, камешка не оставит на камне, проклятый, чтоб ему как собаке сдохнуть!
Не сдохнет. Вернется еще, если запротивится Москва-чибәр. За укрывательство пожар, а потом всех в рабы за отказ ночку разделить…
— Что случилось?
Кто…
— Мария Юрьевна, что такое? Дымом надышались, дальше отойти?
Прижимает к груди, со спины обхватывает, голову на плечо опустить дает. У нее коленки дрожат, но он упасть не даст.
— Испугались? — да нет же, Саш… нет. — Сами пойдете?
Кивок. Видимо, такой неуверенный, что лучшим ответом Саше становится. Он не спрашивает даже, подхватывает сразу на руки. Знает, что прилетит ему за это потом, но не боится. Действительно ведь, ничего совсем не боится. Идет тихо, будто вовсе не в тягость ему, ни слова не говоря. Куда, зачем… разве важно?
— Пришли, — на траву садится.
Берег Исети. Никого вокруг, костер вдалеке где-то. Здесь тишина ночная. Отголоски песен и криков веселых, с закатом пришедшая прохлада. Покой и невнятная сладость объятий.
Саша не спрашивает больше ни о чем. Не догадался, нет, куда там. По волосам гладит, в небо смотрит.
— Такие звезды красивые, — вдруг роняет. — Как самоцветы будто. Алмазы настоящие, так сверкают…
Глупости какие-то шепчет, но отпускать и не думает. В затылок дышит шумно, нарочито, наверное, размеренно-медленно. Под рубахой сердца стук слышен, тоже не быстрый нисколько. Зато гулкий, четкий.
— Лучше? — речи прерывает поток. — На меня посмотрите?
Мария послушно голову поднимает. Саша в ее глаз всматривается, а она — в его, куда денешься. Ясные, светлые, чистые.
Он ей ладонь кладет на щеку. Без перчатки, без ничего, верно, чтобы на него
одного смотрела.
— Все хорошо? — обеспокоенно.
— Д-да, Саш, — не лжет нисколько. Что запинается, так это случайно.
— Точно?
— Мгм.
— Тогда прекрасно, — отпускает, обратно можно прикрыть глаза. Поглаживать продолжает, но плечо на сей раз. Удобнее так ему.
Так сидеть вечность впору. Но получится разве что до первых петухов. Пока заря не займется, к рассвету не потянется.
— Костер потушат скоро.
— Дождутся, думаешь, нас?
— А вы хотите?..
— Не попробовать будет досадно.
— Я держать буду.
— Я тоже.