2. «Напрасно ждал Наполеон...». PG-13, ангст. (2/2)
Он России и таким нужен. Лишь бы справился. А дорогу расчистить — что ж, Марии дело.
Дома перед глазами рушатся. Не выдержит дерево адского пламени. Не выдержит Москва на этот раз пожара. Даже не страшно. Только больно. И — совсем чуточку — жалко.
Что не увидит расцвет Империи, а вместе с ним ― и столицы. Не увидит в кои-то веки Романова возмужавшим, взрослым, сильным… Останется в её мыслях мальчиком. Узнает ― обидится. Мол, сто лет уже, а за человека не считает Мария Юрьевна.
Мария Юрьевна и не считает. Не считала никогда, на самом-то деле, человеком. Они ведь выше людей. Они — нечто большее. Великое, мощное, вечное. Вот таким Романова считать правильнее, что бы он ни надумал там.
За него ― за столицу Империи ― и сгореть не грех. Не грех терпеть тлеющие ожоги на теле, пытаясь не задохнуться из последних сил. Не грех слезами захлебываться вперемешку с кровью.
Россия. Российская империя. Столица. Северная Пальмира. Петровский le paradis. Гордый Санкт-Петербург…
Саша.
Слишком юный для столицы маленький Саша. Имперское создание, а два вершка от горшка. Сразу после Наполеона опять на Стамбул пойдёт ― на рожон полезет. Крепостное право усилит. Очередного самодержца оплакивать будет как мать родную. По Марии убиваться будет ― весь Петербург затопит.
Как будто стоит ради неё слёзы лить.
Пламя вздымается выше колоколен. Подступает по траве вплотную и ― поджог уже не таким правильным кажется. Почти животный трепет в груди теперь — ей, как любому, хочется жить. Или хотя бы надышаться перед смертью.
Жар опаляет лицо — а встать она не сможет.
Зато Саша стоять будет неколебимо. Навсегда. Справится без Марии Юрьевны, хоть не без ошибок.
Она тогда защищать его будет любой ценой. Даже жизни-вечности своей. Ради него до последнего вздоха не сдастся. Головы не склонит.
Дотла Москва не сгорит. Отстроят. Не могут не отстроить. Как же русские ― да про Москву забыть?
А пока отстраивают, Саша решит уж, что делать ему. С французами закончит сразу же. Сомневаться не в чем. Лишь бы ещё сгоряча не действовал ― не то вопросов не оберёшься.
Ну и ещё — хорошо бы вовремя читал письма, дурашка забывчивый.
<s>Александр Петрович</s>
Саша,
Москве гореть. Французу горожане так просто не сдадут. Я чувствую, поверьте. Вы потом тоже научитесь. Постараюсь все возможные меры принять, но не обещаю. За Париж не переживайте, обязательно с французами явится. Наполеон, полагаю, тоже не упустит шанса.
А вы, Саша, не промах. Москву сдать не побоялись. Слушали меня всё-таки. Хвалю от всего сердца за поступок.
Когда письмо прочтёте, всё уже будет кончено. Не пытайтесь ничего менять. Не смейте надеяться, что обойдётся — сочту, что мне не доверяете. Не оправдаетесь потом.
Так было нужно. Вы не виноваты. Вы все сделали верно.
Лучше письмо сожгите, как прочтёте. Хотя я знаю, что не сожжете. Будете носить под сердцем и под подушкой прятать. Вы чёртов романтик, Саша (бросайте любовное чтиво, заклинаю, ума не прибавит), и попробуй вас заставь по-другому. Упрямитесь похуже батюшки. Но это, пожалуй, пустое.
Вы справитесь. Вы приведёте Россию к свету. К вашему Просвещению — или, быть может, к чему-то ещё. Лучшему.
Вверяю вам империю,
Великая княжна первопрестольная,
Мария М.