Глава двадцать седьмая, где Гектор ловит флэшбеки и улаживает разные мелкие дела (1/2)

Тринадцатые сутки, вечер, парковая зона Академии

Непонятно, что стало тому причиной — усталость после трудовой недели или коварное плетение интриг вокруг библиотекарши — но в тот вечер Гектор воспринимал реальность довольно необычным образом. Чем ближе он подходил к гомонящему студенческому муравейнику, тем больше его голова становилась центром некоего странного круговорота образов, понять которые он не мог, но и уклониться было нельзя — все приходилось принимать таким, как есть.

Это было так, будто он смотрел в калейдоскоп за движущимися кусочками мозаики, будто бы сыплющимися со всех сторон и повторяющимися снова и снова — то ли в процессе поглощения пузырящегося содержимого большой рюмки, то ли во время танца с загадочной улыбающейся незнакомкой. Сначала он вроде бы пытался уследить за всем этим потоком образов — иногда они напоминали о чем-то важном, — но потом решил плюнуть и оставил это.

Голова почти перестала работать — и Гектор понял, что здесь, в отличие от клубов, не разбавляли алкоголь, а потому следовало умерить пыл, попить водички и проветриться. Но эта мысль оказалась последним, что он смог сформулировать, после чего совершенно потерял ориентацию в пространстве, и следующей картинкой в его внутреннем калейдоскопе оказалась та, где он, покачиваясь, стоит у микрофона и талдычит изнуренному звукорежиссеру, что русские не умеют танцевать фокстрот, потому что для фокстрота нужны лисьи лапки.

Дальше в восприятии мира оказался провал, забитый полустертыми строчками и мутными образами — словно кусок текста застрял в голове во время пробуждения, и осталась лишь одна картинка: темнота везде, кроме освещенного круга песка, в который никто не осмеливается зайти, комариный звон в воздухе, лишь подчеркивающий тишину, и сам Гектор в центре этого круга. Он чувствовал на себе взгляды из толпы, удивленные и заинтересованные, и это ощущение пьянило не хуже спиртного. Снова зазвучала музыка, и время пришло в движение.

— О! Медляк! — закричал Гектор, распахивая руки. — Так и хочется к кому-то прижаться… Чего там, девчонки, налетай! Белый танец! Дамы приглашают кавалеров!

Толпа качнулась взад-вперед, словно морской прибой, но из пены не явилась новая Афродита. Только какая-то молоденькая, но уже довольно зеленая кикимора хихикнула и помахала ему ладошкой.

«Кикимор я не понимаю, — решил Гектор. — Двоечница какая-то, от таких никакой пользы… А хотелось бы уже».

— Кавалер — это типа я! — без нужды пояснил он. В голове саднило ощущение, что нужно понять нечто очень и очень важное — но, как он ни старался, ничего не получалось. — Не тормозите, милые дамы!

Шевеление в темноте усилилось, но пауза тем временем перерастала в неловкую.

— Злые вы, не хотите танцевать! — выкрикнул Гектор. В теле ощущалась странная бесшабашность. — Тогда я сам! Еще и спеть могу!

Он дал знак музыкантам, и хор грянул под отличнейший рок-кавер:

— Coast to coast, LA to Chicago, western male! Across the north and south, to Key Largo, love for sale! Smooth operator! Smooth operator!

Ноги понесли Гектора по танцплощадке, причем ему казалось, что он выдает такие коленца, которые не снились самому Майклу Флэтли и МС Хаммеру вместе взятым. На самом деле, вероятно, это больше походило на танец слепого носорога в темноте — просто сама музыка была как бы его носителем. Перед глазами вспыхивали цветные огни, бормотали под умелыми пальцами невидимые арфы и бас-гитары, в воздухе летали разноцветные конфетти… Гектор испытывал бесконечную радость от жизни.

— Нормально, я смотрю, преподы оттягиваются… — услышал он вдруг, когда музыка сделалась тише, а изнемогающие гитаристы тихонько постанывали, лежа в росистой траве под вековыми деревьями. — Даже завидно — а ведь не так много осталось на свете вещей, которым я могу позавидовать.

Гектор завертел головой и увидел, что к нему приближается Руби Кастелло. Для танцев она переоделась в хлопковую футболку, тонкую темную курточку из преторианской кожи с серебряной надписью «Russian Gay Business» и потертые шортики — узкие полоски джинсовой ткани, едва прикрывающие мускулистые ягодицы. На левом бедре девушки красовалась большая татуировка — похожий на вилку звездолет, совершающий полет к далекому солнцу, а правое опоясывала надпись на пенджаби: «За Мандельштама». Но самым эротичным в ней был не наряд, а глаза — темные, как сливовое вино, и глубокие, словно двери в прошлое, они блестели и манили. Такие глаза обычно показывают в рекламе макияжа, и демонолог моментально почувствовал, что в этом взгляде таится бездна.

Если говорить честно, то в эту секунду многие хотели бы оказаться в темном уголке с Руби, даже самый строгий комсомолец в земной школе середины шестидесятых. Она была совсем не такой, как другие девушки здесь, прячущие свою похоть под суровой маской моральности, роняющие многозначительные намеки, юлящие и неискренние. Намерения Руби были просты и понятны, и Гектор навелся на них, как противокорабельная ракета на жилой квартал.

— Кто ты такая, красноголовая развратница? — Мысли в голове мелькали одна за другой, словно шифровки из будущего. Увлечь разговором, намекнуть на проблемы с учебой, обозначить возможность их избежать… — Что-то я не помню тебя на своих лекциях!

— Вы с кем разговариваете? — хмыкнула девушка, останавливаясь в шаге от Гектора. — Меня тут нет.

— Врешь, чертовка! — заспорил демонолог. — Я тебя вижу!

Улыбка Руби была почти нежной.

— Я вам снюсь, профессор… Не обращайте внимания.

— Ты же вот… — на Гектора нахлынула очередная волна опьянения, она накрывала с головой, и на задворках сознания мелькнула паническая боязнь захлебнуться. По телу будто проходил невидимый ток, пронизывая каждую мышцу и сухожилие. — Ты же прямо вот… передо мной…

— Главное, не начните меня ловить по всей танцплощадке. Один фиг не выйдет, в вашем-то нынешнем состоянии.

— А это мысль! Погоди-ка! Поймал!

— Не-а, — девушка легко увернулась от загребущих лап Гектора. — Я к вам вообще-то по делу собиралась, поговорить там, обсудить вещи… Но сейчас, видимо, неправильное время. Ничего, в следующий раз.

— Нет, стой-стой… Вот сейчас точно поймаю… Оп!

— Снова мимо… — Руби провела ладонью по лицу, стирая усмешку. — Вам бы лучше пойти спать, вы устали, солнце садится…

— Только после того, как закончу то, что начал… Ага!

Изловчившись, Гектор притянул девушку к себе впился ей в губы жадным поцелуем. Руби с готовностью ответила, но где-то посреди процесса ее ладонь будто случайно оказалась на шее демонолога, а большой палец быстро и умело передавил сонную артерию.

— Только с моего разрешения, — услышал он, проваливаясь в темноту. — Сладких снов.

***

Сознание упорно не возвращалось. Наш герой смутно ощущал, как его несут, как мимо закрытых век проплывают расплывчатые пятна фонарей, исцарапанный мрамор ступенек под ногами, потом что его кладут на мягкое и приятно пахнущее… Однако разум не хотел просыпаться, напротив, он сопротивлялся изо всех сил, словно опутанный потоками темной энергии.

Что-то прохладное коснулось щеки, и демонолог с трудом разлепил глаза, осознав, что лежит на кровати в собственной комнате, а рядом на корточках сидит встревоженная Эарвен, прикладывая ему ко лбу холодный компресс. Поймав взгляд Гектора, эльфийка слабо улыбнулась:

— Господин ван Карни, вы совсем себя не жалеете… Ладно студенты — мы, так сказать, пробуем на прочность этот мир и самих себя в придачу, но я боюсь представить, сколько нужно было употребить вам, чтобы прийти в такое состояние…

Слова девушки не вызвали в голове Гектора никакого отклика, ибо в этот момент он решал куда более важную задачу: почему он с такой ясностью видит тени и помнит их цвета? В полных тьмы садах Ллойярна его звали Повелителем Теней, но какая радость в победах, если победили по ошибке? А может, он уже совсем умер, а мир живых — всего лишь своего рода развернутая метафора, виденье, и скоро эта иллюзия развеется?

— Тогда, в общежитии, вы, кажется, лучше себя контролировали, — продолжала Эарвен, убирая компресс. На ее запястье мелькнула золотая пентаграмма с головой Горгоны. — И мне это, честно говоря, было больше по душе. Хорошо, что я в этот раз оказалась рядом и смогла помочь, потому что Руби хотела просто оставить вас в вестибюле на полу, а это было бы совершенно недопустимо для преподавателя….

— Ага, — слабым голосом сказал Гектор, с трудом уловив смысл только последних фраз. Бредовые мысли медленно покидали голову; это было словно грязная вода, быстро-быстро крутящаяся в сливе раковины. — Подождите, а куда делась Руби? Я ей хотел сказать спасибо и… обнять.

Эарвен вспыхнула и вскочила на ноги.

— Ну, вот что! — заявила она непривычно высоким голосом. — Это уже наглость, при всем уважении… Спокойной вам ночи!

Гектору показалось, что девушка исчезла раньше, чем прозвучало последнее слово, налитое сарказмом, как грозовая туча — дождем. Почти одновременно хлопнули дверь в спальню и в кабинет, раздался удаляющийся перестук каблучков по коридору, и наступила тишина.

— Тишина — это хорошо, — сказал Гектор, выждав для верности полминуты. Во рту стоял металлический вкус, а голова гудела, словно по ней проехал мотоцикл. — Но я ведь и не пил-то особо, как же так?

Ответа не было, и Гектор снова провалился в черноту. На этот раз ему не удалось сделать перед этим даже нескольких глубоких вдохов.

***

Общее мнение современной науки состоит в том, что сны, по сути, являются обобщением всего полученного за день в форме неосознанных мыслей и желаний, заполненных эмоциями. Это ни что иное, как обработанные и приукрашенные сознанием элементы дневного опыта, неспособные нести в себе что-либо важное.

Но человеческий мозг воспринимает сон иначе. Кроме объективных событий и воспоминаний, отражающихся в сознании, существует еще нечто, существующее только в человеческом уме, воспринимаемое им и формируемое им по собственным законам. Каждая наша мысль, каждое желание, каждый поступок, каждое проявление чувств и мыслей фокусируется в черном зрачке сна, поэтому в сновидениях мы не являемся самим собой, но скорее — представлением нашего внутреннего «я» о себе.

Сформулировав эту сложную мысль, Гектор раскрыл глаза и снова оказался в пыльном бункере глубоко под поверхностью Венеры. Поверхность Купола, все население которого было эвакуировано, то и дело сотрясалась от взрывов кориумных бомб. Ангелы проводили очередной профилактический налет, и, хотя самому Куполу, видимо, ничего не угрожало, на поверхности Венеры, где располагались автоматические заводы и сборочные линии, инфраструктура сейчас превращалась в пылающие угли.

Должно быть, противовоздушная оборона не справлялась, и чудовищные сернокислотные вихри, непрерывно освещаемые вспышками взрывов, подобно гигантским факелам плясали над городом. Гектор поежился, представив себе этот страшный солнечный восход, когда твой дом — это просто цель, неподвижно висящая в черной пустоте геолокации, и усмехающиеся пилоты ангельских «Экзекуторов» наводятся по лазерным лучам, отстреливают бомбовые кассеты и взмывают в подсвеченное кровавыми бликами небо…

Гектор тряхнул головой, прогоняя видение.

— С добрым утром, Карниван, — поприветствовала его остановившаяся в дверном проеме Нахема. — Как спалось?

— Да так… ерунда какая-то снилась, про спортсменов… а ты откуда знаешь, что уже утро?

— Так никакой разницы нет. — Девушка зашла в комнатушку и неразборчиво плюхнулась на его лежанку. — Когда проснулся, тогда и утро. Поэтому оно у нас обычно наступает с началом бомбардировок.

— Ты только со смены? — уточнил Гектор. От Нахемы пахло техническими маслами, рыбой и чем-то медицинским, а летящие за спиной призрачные крылья еще не расправились полностью.

Та засмеялась, откинув голову. Красная Печать у нее на груди запульсировала.

— Чувствуется? Да, это хромированная треска из сухпая, воняет не хуже сюрстремминга. Я пробовала эту штуку, когда была на Земле по ротации… Да, со смены. Так всегда бывает: кто-то спит, а кто-то вкалывает за себя и за того парня, никакой справедливости…

— Кто на что учился, — чуть раздраженно сказал Гектор. — Которые с быстрой реакцией — на зенитчика, а кто чуть поумнее — на диверсанта… Не помнишь, кто год назад протащил на Венеру контрабандную цистерну с прессованной маной? Или украл технологию для увеличения плодородности ксанфом? Или…

— Ты, ты и ты, о, великий Карниван, — усмехнулась демонесса. — Поэтому тебя и выбрали на это задание. А может, потому, что тебя не так жалко, вроде как ложная цель… Но лучше бы по первой причине. Кстати, раз уж ты заговорил о ксанфомах… Ангелы, похоже, применяют биологическое оружие по поверхности.

— Ум потеряли? Чем им мешают наши поля?

— И поля, и амисады, и сычи, и скорпионы… Соннелон говорит, что пока это в полярных регионах, но медленно спускаются сюда. Травят всех. Кроме нас, потому что гуманизм не позволяет, а использование биоцидов — это как бы и не против демонов, это не запрещено. Так что если в этот раз жрецы найдут правильные каббалистические даты, и внедрение пройдет… ну, нормально — ты уж постарайся отработать по полной. Иначе мы тут под Куполами все перемрем, даже без этих профилактических бомбардировок.

«Черт побери, — подумал Гектор. — Амисады мне нравились — эдакие приплющенные ящерки, медлительные, но неглупые… А без ручных скорпионов фабрики будут работать куда медленнее. Впрочем, все вздор, даже Самаэль знает, что такого рода внедрения очень редко заканчивались успехом, просто нет у нас больше выбора, совсем нет».

— Я постараюсь, Хем-Хем, — честно сказал Гектор. — Хотя бы для того, чтобы был повод доказать, что я не зря изучал диверсионное дело и теорию внедрения. Да и ты вообще-то не худший собеседник…

Девушка облизнула губки и расстегнула молнию на комбинезоне:

— Такой настрой мне по душе! Иди сюда, когда еще тебе перепадет в следующий раз…

Гектора словно швырнуло в разгорающийся ураган — он потерял способность думать о чем-то еще, а только ощущал на шее касания ее губ, и обнимал податливое тело, и гладил сотрясаемые от поцелуев бедра… Нахема будто толкала его в глубокий провал, в пустоту, в которой нет ни времени, ни пространства, а только чистое блаженство, равное по яркости вспышкам разорвавшейся прямо над головой бомбы.

Но скоро напряженная пружина, крепко сжимавшая сердце и почти лишившая его разума, лопнула — Гектор как бы вынырнул на поверхность в совершенно пустом пространстве и понял, что уже может взять себя в руки.

— Такое ощущение, что мной нагло попользовались, — сказал он на выдохе, приподнимаясь на лежаке и вытирая губы ладонью. — Я-то думал, это мне должно было перепасть, но в итоге получилось ровным счетом наоборот.

— Прости-прости, — без малейших следов раскаяния пропела Нахема, снова влезая в трусики. — Но, во-первых, далеко не каждому я доверяю целовать меня там, а во-вторых… ну, будем откровенны, ты знаешь в этом толк.

— А как же, — самодовольно согласился Гектор и тут же дал себе мысленный подзатыльник. Манипулятором девушка была первоклассным. — Даже жаль, что в ходе телепортации мне сотрут память. Такие умения затеряются…

Купол тряхнуло особенно сильно, с потолка бункера посыпалась пыль и дымящиеся кристаллики сухого льда. Лицо у Нахемы дрогнуло.

— А может, и хорошо, что ты не будешь помнить этого, — проговорила она, словно сомневаясь. — Я думаю, что если бы я помнила все, что ангелы творят здесь, я бы там и минуты не продержалась. Как же я их ненавижу, Карниван, ты бы знал…

— Поверь, я знаю это не хуже, — сказал Гектор, и вправду чувствуя ту ненависть, которую только и можно ощущать к могучему и жестокому противнику, когда тот восседает на вершине технического превосходства, а ты не ничего не можешь ему противопоставить. Ну, почти ничего. — Да, это тоже часть плана — буду там жизнерадостным и незамутненным кретином, которого решительно невозможно в чем-то заподозрить… А если все-таки заподозрят, то мгновенная смерть — не худший вариант.

— Не смей, — отрезала демонесса, снова садясь на лежак. Она смотрела прямо Гектору в глаза, и красный цвет ее радужки словно тускнел, становясь едва алым. — Слышишь? Я категорически запрещаю тебе умирать, Карниван. Запомни это.

Она поцеловала его — коротко, но страстно. Провела ладонью по щеке, словно пытаясь запомнить, словно знала, несмотря на все слова — больше они не увидятся.

Замигала оповещалка на запястье. Гектор взглянул на нее и невесело усмехнулся.

— Потрясающая пунктуальность. Меня ждут на рабочем месте в Куполе «Похоть»: обряд начинается через час.

***