Глава шестая, где выясняется, что частные занятия могут нести богатые возможности (2/2)

— Боюсь, что я не понимаю вас, профессор, — девушка старалась говорить вежливо, но чувствовалось, что она удивлена и обижена.

— Видишь ли… Тебе, по всей вероятности, кажется, что окружающий мир — приятное и справедливое место, где светит солнышко, все улыбаются друг другу и дают откусить от своего «Сникерса» первому встречному? Но суровая правда такова: мир жесток, разевать рот на чужие шоколадки бессмысленно, а у тебя очень много врагов в Академии.

— Что? Вы, наверное, шутите?

— Увы, девочка моя. Увы. Хотел бы я сообщить тебе хорошие новости, но их, к сожалению, нет. Фактически, ты объект ненависти значительной части этого заведения.

Гектор не имел ни малейшего понятия, как следует продолжить этот поток откровений и искренне надеялся, что дальнейшие слова студентки дадут ему какую-то зацепку. Пенни, к счастью, не разочаровала.

— Профессор, при всем уважении… это совершенно невероятно! Ко мне относятся с почтением и симпатией, все всегда исключительно вежливы, улыбаются — причем и преподаватели, и другие студенты…

Наш герой ощутил знакомое теплое чувство в основании черепа. Странная сила, помогшая в неравном бою с библиотекаршей Скульгрим, медленно расправляла крылья, хотя и делала это, судя по ощущениям, более аккуратно.

— Теперь ты видишь, как искусна их маскировка! — будто со стороны услышал он свой проникновенный баритон. — Но на самом деле эти лицемеры считают тебя отвратительной зазнавшейся дрянью, которая только и хочет их унизить!

— Унизить? Но чем?

— Своей красотой, умом и трудолюбием, конечно! Это же очевидно, девочка. Они плебеи, испорченные высшим образованием, их мутит от презрения к тем, кто настолько лучше их! А ты и правда намного талантливее любого, кто учится в этой богом забытой Академии…

— Не очень вежливо так говорить, каждый уникален и хорош в чем-то своем… — Пенни вроде бы и спорила, и краснела в нужных моментах, но делала это так нехотя, что было ясно: в глубине души она и сама считала себя куда лучше остальных студентов, и даже некоторых преподавателей — в чем, судя по Скидубиэлю и Метатрону, не было ничего удивительного.

— Возможно, — согласился Гектор. Глаза его горели, губы кривились в горькой усмешке: ни дать ни взять — совестливый наставник, искренне переживающий за талантливую воспитанницу. — Вот только ты-то хороша во всем, за что ни возьмешься! Разве не так?

Пенни замялась.

— Возможно, но… все равно нельзя так говорить.

— Почему?

— Это…нескромно.

— Нескромно приписывать себе качества, которыми не обладаешь, но правда нескромной быть не может, — сообщил Гектор. — А правда состоит в том, что ты намного лучше всех этих неудачников.

Он припомнил интонации голливудских фильмов, которые откуда-то послушно всплыли в памяти, доверительно наклонился вперед и постарался повторить то ощущение неостановимого напора, горячего потока, сметающего препятствия в чужой голове, что само собой возникло вчера в библиотеке.

— Послушай, Пенни, я же просто прошу тебя быть честной перед собой. Правда — наше главное оружие в борьбе с несправедливостью, и ты слишком умна, чтобы этого не понимать.

«Лесть в духе «каждый умный человек знает…» — это хорошо, — одобрительно подумал он. — Это должно сработать.»

— Просто скажи сейчас, в этой комнате, где нет никого, кроме нас двоих: «Я, Пенелопа Силверфейт, осознаю, что я гораздо лучше других студентов этой академии».

Пенни нахмурила брови и уставилась в потолок, где по-прежнему портила вид аляповатая люстра Скидубиэля. А Гектор с неприятным удивлением осознал, что его таинственная сила на глазах истончается! Иссякает! Подходит к концу! Как же так? Его ни о чем подобном не предупреждали — как и многом другом, но здесь было особенно обидно. Раскатал губу, называется!

— Ну… В такой формулировке… я, может быть… и не стала бы спорить… очень громко, — наконец, призналась девушка. Гектор облегченно вздохнул. И, словно услышав это, сила упала до нуля, отключилась полностью. Он снова был не загадочным вершителем чужих судеб и желаний, а обыкновенным преподавателем с провалами в памяти. Оставалось надеяться, что это не навсегда, и со временем эта «Икс-энергия» снова накопится в нем, как вода собирается в ямку, выкопанную на морском берегу. Вот только когда это будет?

Пенни вопросительно уставилась на него. Гектор понял, что молчит уже с полминуты.

— Очень хорошо! — оценил он. — Для начала. Но совсем хорошо будет, если ты скажешь это сама.

— Я не уверена… — замялась девушка. Теперь, без подпитки силой Гектора, ее начали грызть сомнения. До чего неудачно!

— Ты ведь уже сама согласилась с моими словами. Осталось только произнести их. Чтобы они стали по-настоящему твоими. Чтобы я понял, что ты и в самом деле так думаешь, а не просто заискиваешь перед преподавателем… как считают многие.

Это был успех. Пенни вспыхнула как лесной пожар.

— Что? Так правда кто-то считает, вы сами слышали? Что я хорошо учусь только ради того, чтобы меня похвалили преподаватели? Это… это возмутительно! И неправда!

«Мастерский прием, дружище, — похвалил себя Гектор. — А я и правда хорош в этом деле, даже без посторонней помощи…»

— Если я и лучше остальных, — продолжала бушевать студентка, — то только потому, что много занимаюсь и никогда не отлыниваю! Знали бы они, как это тяжело иногда…

— Поверь, я понимаю, о чем ты, — задушевно сказал Гектор. Здесь было бы уместно взять девушку за руку, но чертова преподавательская этика путала карты. Его самого, она, разумеется, ничуть не смущала, но Пенни наверняка бы восприняла это неправильно, и дальнейший контакт был бы напрочь потерян. — Весь этот чудовищный груз ответственности…

— Да! Конечно! — Пенни энергично закивала. — Мне нужно на «отлично» сдавать все предметы, включая физическую подготовку, на которой… ну, неважно! К тому же я староста группы, посредник между преподавателями и студентами… Иногда случаются такие скандалы, и все кричат, как будто это я виновата!

Гектор ван Карни прижал ладони к губам, пребывая в совершенно подавленном состоянии от тех трудностей, с которыми ежедневно приходилось сталкиваться юной студентке. Он был вообще очень славный, этот новый профессор.

— Какой кошмар. Они не понимают…

— Вот! Я просто стараюсь хорошо делать то, что должна! И я справляюсь! Я не жалуюсь, не подумайте! Хоть это и трудно…

— Даже для такой ответственной девушки, как ты, это большое испытание, — признал Гектор, все еще пытаясь сдержать идиотское хихиканье. — Как только ты держишься?

Пенни гордо выпрямилась.

— Я все-таки из семьи Силверфэйт, профессор. Мы умеем справляться с трудностями. Хотя, признаться честно, больше всего мне досаждает страх…

— Думаю, я понимаю, что ты имеешь в виду, — находчиво соврал Гектор. — Ты боишься — точнее, не боишься, а опасаешься — не чего-то конкретного…

— Да! Я просто… очень боюсь не оправдать чужих ожиданий…

— Об этом и я!

— От меня всегда ждут высших оценок… зрелых суждений … отличных результатов в любой области… — продолжала Пенни. — И я пока справляюсь, конечно… Но этих областей становится с каждым годом все больше, и я боюсь, что когда-нибудь придет тот день, когда господин декан скажет: «Пенелопа Иегудиэль Силверфэйт! Ты провалила последний тест! Ты больше не лучшая студентка в Академии! Мы разочарованы в тебе!» И все за ним повторяют: «Мы разочарованы в тебе, Пенелопа!» Иногда мне это даже снится…

Гектор сделал в голове пометку: «комплекс отличника», мысленно ухмыльнулся — работать с этими пай-девочками одно удовольствие — и нацепил на лицо привычную маску заботы и сопереживания:

— Думаю, я знаю способ справиться с этим.

— Правда? — Пенни уставилась на него с такой надеждой, что человеку с зачатками совести стало бы нестерпимо стыдно. Счастье, что наш герой был не из таких.

— Самая правдивая правда. Тебе нужно полюбить кое-кого.

— Я… вероятно, снова не понимаю вас профессор. Кого мне нужно полюбить?

— Себя, наивное дитя! Ты должна понять, что главная ценность во всем твоем радостном мире — это ты сама. Твои мечты, твои желания, твои амбиции. И если ты — самое дорогое, что у тебя есть, то жестоко и бессмысленно мучить саму себя чужой ответственностью, чужими ожиданиями и проблемами. Мир свободно проживет без Пеннивайз Сильверпуп… или как там тебя.

— Пенелопа Силверфэйт, сэр!

— Ну, вот видишь… А вот ты вне его жить не сможешь. Поэтому меньше внимания на нужды остальных, и больше — на собственное счастье, вот мой совет.

Девушка ошеломленно покачала головой.

— Но это же чудовищный эгоизм!

— А ты попробуй его, — предложил Гектор и внезапно понял, что чудовищно устал говорить. Проповеди на голодный желудок — сомнительная тема, именно этим объясняется толщина и упитанность земных проповедников. — Мы же с тобой ученые, верно? А значит, должны использовать научные методы. Это как раз один из них, под названием эксперимент. Если больше ничего не будет помогать, испытай его — возможно, результаты тебя воодушевят.

Пенни покраснела, раскрыла рот, издала слабый писк — но не произнесла ни слова. Вдолблённые с детства максимы яростно боролись в ее прелестной головке с еретическими тезисами демонолога, и, если бы эту борьбу можно было экранизировать, результат походил бы на известную драку слона с китом: пафосно, эпично, очень много брызг и крайне мало смысла. Поэтому рот был возвращен в закрытое положение, звуки подавлены, а цвет лица постепенно вернулся к нормальному режиму.

— Вы… говорите странные вещи, профессор, — выдавила из себя девушка. — Я совершенно не согласна с ними, но… не могу аргументированно возразить вам прямо сейчас. Мне нужно подумать. Но на следующем занятии мы обязательно вернемся к этому вопросу, можете не сомневаться!

— Жду не дождусь, — хмыкнул Гектор. До следующего занятия еще нужно дожить, а планировать что-то больше, чем на пятнадцать минут вперед он считал недопустимым вольтерьянством. — А сейчас иди с богом, дитя.

Гектор закрыл за девушкой дверь и немедленно закатил глаза. Это что, три раза в неделю нужно будет так выкладываться? А ведь будет еще какая-то студентка, и ее тоже нужно будет чем-то озадачивать… Постойте, да в человеческих ли силах это?

— Наверняка нет, — проворчал сам себе Гектор. — В этой связи очень удачно вышло, что я не человек. А вот кто — с этим неплохо было бы разобраться… Однако, это подождет. Занятие с юной ангелицей оказалось довольно-таки утомительным, надо бы развеяться. И еще поесть. А лучше совместить эти два процесса, так что дело ясное — пора отправиться в столовку!

***</p>

«Эх, не любят тут нашего брата трудоголика, — горестно констатировал Гектор десять минут спустя, — всю еду уже размели жадины-студенты, остался только компот из сухофруктов и бутерброды со шпротами и свежими огурцами, вчерашние, что само по себе нонсенс. А я так хотел провести научный эксперимент по восполнению Икс-энергии высококалорийной пищей…»

Увы, по всей вероятности, местный кафетерий превратился в филиал одного из семи смертных грехов — жадности: стремясь к экономии, никто не хотел идти в приличные кафе, а заведение, зная это, продавало просрочку за вполне реальные купюры. Впрочем, нельзя было исключать и того, что в отсутствие посетителей эта столовая вообще не существовала, пребывая в состоянии квантовой запутанности.

«Чем бы заняться сейчас? — прикинул Гектор, с трудом пережевывая кусок сырного продукта, намазанного на продукт хлебный и увенчанный сухим трупиком неопознанной рыбки. — Можно посидеть за столиком и поглазеть на студенток, изображая напряженную работу мысли, а можно покинуть эту юдоль скорби и заняться чем-нибудь полезным — подумать о тепловой смерти Вселенной или горячей медсестре Изабелле Сантильяни. Или еще о ком-нибудь».

Он задумчиво уставился на короткую очередь к кассе, состоящую из отважных студенток, взявших на себя нешуточный риск пищевого отравления.

«А вон та, с голубыми волосами, очень даже ничего… Надо бы ее проэкзаменовать на предмет демонической осведомленности… и самовозгорания».

— Профессор! — На Гектора возмущенно уставилась голубовласая кандидатка на переэкзаменовку. — Вы что, за мной следите?

— Что за глупости вы говорите, незнакомая девушка! — нашелся наш герой. — Я впервые в жизни вас вижу!

— Вообще-то я была у вас на лекции!

— Это еще не повод для обвинений, я буду все отрицать!

Некоторое время девушка возмущенно сопела, глядя на овеянного славой профессора, а потом махнула рукой и усмехнулась:

— Ладно, ладно… Вообще-то мне даже немного приятно, что на меня смотрят и пожилые мужчины тоже…

— «Пожилые»? — гневно воскликнул Гектор ван Карни, мужчина в самом расцвете сил. — Ах ты ж мерзавка малолетняя!

Быстро удаляющиеся шаги и хихиканье были ему ответом.

— Да… — сказал себе Гектор. — Вот так раз… Раз так вот… Пожалуй, лучше уйти отсюда, пока я не деградировал окончательно.

***</p>