Глава шестая, где выясняется, что частные занятия могут нести богатые возможности (1/2)
В аудитории царил полумрак, только заходящее солнце окрашивало кирпичную кладку стен в багряные тона. За высокими окнами стлались бархатные сумерки и мерцали неоновые рекламные огни. Из сгустившихся в коридоре теней доносились глухие шорохи и отдаленное голубиное курлыканье. Гектор важно прохаживался вокруг кафедры и монотонно диктовал, поминутно заглядывая в бумажку:
— Таким образом, как мы все теперь видим… записали? Мы можем с легкостью заключить следующее… двоеточие… с новой строки…
Он сделал многозначительную паузу, как вдруг заметил, что в руке у него больше нет бумажки; вместо этого подмышкой обнаружился увесистый том. Гектор взглянул на обложку: «К. Пшекшилюцкий. Порнография мирового правительства. Любовный путеводитель по миру Яньань». Он догадался, что это какой-то из посвященных науке трудов, и стал листать страницы, с трудом разбирая смысл написанного, но текст лекции упорно не вспоминался.
«Неудобно получилось, — сделал он себе мысленный упрек. — Я ведь так готовился, читал профильную литературу, а студенты полны внимания и изо всех ждут дальнейшего развития события, а я тут что-то вообще лыка не вяжу. Нехорошо!»
— Э-э-э… — проблеял он беспомощным тоном. — Ну, ребята, помогите уже преподавателю в маразме связно закончить мысль!
Тишина была ему ответом. Гектор тревожно огляделся и, наконец, понял, что что-то очень крепко не так: аудитория была совершенно пустой. По дальним углам бродило припозднившееся эхо, снаружи посвистывал ветер, и время от времени его интонации казались не то смешными, не то оскорбительными. Все было как в ночном кошмаре: чем больше Гектор пытался вспомнить, как он сюда попал, тем меньше преуспевал, и в конце концов остался только он один в пустой темной комнате
«Погодите-ка! — осенило вдруг нашего героя. — А ведь и верно, это типичный кошмар! А значит, я сейчас, вероятнее всего, сплю! Сто процентов! Ну, ладно, пускай девяносто. Самое меньшее — примерно восемьдесят пять. Бояться нечего!»
От стены отделилась темная фигура. Контуры ее были зыбкими и состояли будто бы из колышущегося дыма, и только в верхней части горели красным огнем глаза. Фигура двигалась рывками, как скверно управляемая кукла, и от нее постоянно отделялись дымные клочья, которые падали на пол, тут же вспыхивая серебристыми искрами.
— О, ну хоть кто-то пришел на мое занятие! — бодрым голосом, который почти не дрожал, воскликнул Гектор и сделал шаг назад. Еще шаг. Сунув руки в карманы, он смотрел на странного посетителя. — Ребята, вы поймите: демонология — это не только куча труднозапоминаемых имен, но и возможность в достаточно сжатые сроки вызвать кого-нибудь из тех, кто реально поможет решить ваши проблемы…
Голова темного существа с хлюпаньем отделилась от тела, и из глаз вдруг полилась черная жидкость, похожая на нефть, густая и маслянистая. В следующую секунду обезглавленная фигура распалась на десяток теней — черных, скрюченных, светящихся холодными фосфорическими огнями. Они двигались по аудитории хаотично, словно во сне, и в этих размытых движениях было что-то зловещее.
— В чем сила, брат? — пробулькала голова. Из-за льющейся по ее губам жижи, слова получались нечеткими, как из-под воды. — Что главное в жизни?
Гектор шумно сглотнул, хотя представшее перед ним зрелище не особенно отличалось от обычного занятия в Академии святой Ласкавии.
— Вообще-то правильнее было бы «профессор ван Карни», но сойдет и так… А главное в жизни… ничего! Каждый определяет это самостоятельно.
Парящее в воздухе красноглазое существо не издало ни звука.
— Более того, любой, кто начинает тебе диктовать, что, по его мнению, должно быть главным в твоей жизни — лжец и манипулятор. Причем в плохом смысле слова. Пожалуй, это самая главная мудрость, которую вы услышите от меня, мои юные нахальные дети.
Тени замерли, словно прислушиваясь; от них донесся электрический гул. Голова покачала сама собой.
— Ты неправ, брат. Главное в жизни — постоянно меняться. Меняться самому, приспосабливаясь к обстановке… и менять других вокруг себя. Сгибать их во имя тайной цели… или просто для собственного развлечения.
Сказанное дивным образом совпадало с теми выводами, которые наш герой произвел самостоятельно не далее, как вчера. Вероятно, это было случайностью, хотя кто знает?
— Как-то это жестковато… — протянул Гектор, имея в виду главным образом звуки, издаваемые тенями: «Рум-гум… Ре-гум-гум… Ре-гум-гум…», как будто торжественные фанфары били не в его голове, а в древних рудниках Ур Халдея, и воспринимались как настоящие колокола мироздания, воплощающие могучие и холодные космические силы.
Голова мигнула красными глазами и снова наделась на возникшее из ниоткуда черное туловище. Тени исчезли, издаваемое ими металлическое гудение превратилось в плотный вой и свист. Гектор зажал ладонями уши. Он понял, что свист был голосом, говорящим на языке древних монголов, и обладал необыкновенной пронзительностью и силой. Перевести слова не получалось, и это было странно.
— Жестокость — человеческое понятие, брат, — прозвучало внутри его головы. — Нам оно ни к чему.
Слова вдруг стали понятными, получили объем и коснулись обнаженных клеток его мозга. Так вот в чем заключался их план на самом деле! Это было возвращение во тьму, это было раскаяние; отчаянный уход от надежд, так глубоко заключенных, что мы их просто не замечаем, и вот мы покинем пределы их видимости, переместимся в темное пространство, где таятся открывшие нам эту тайну; и что мы видим после этого? Гулкую и ничтожную пустоту, полную мертвого смеха…
Знание горело в его мозгу и пело раскаленными голосами, и только выслушав его до конца Гектор, наконец, потерял сознание.
Третьи сутки, утро. Территория Академии св.Ласкавии, спальня Гектора ван Карни
Пришел в себя он от прикосновения чьих-то холодных пальцев к своей груди и вспомнил: он только что потерял сознание во сне, что должно было означать, что он проснулся в реальном мире. Ворчливо констатировав факт перехода, он пришел к выводу, что оно того не стоило: во сне присутствовала тайна, опасность, страх и интрига, а в будней жизни ничего подобного не наблюдалось и близко. Отчего Гектор был столь мрачен, спросите вы? Здесь следует зайти издалека.
Обыкновенно момент пробуждения приносит нам радость: мы оживаем от сна, который суть маленькая смерть, и готовимся принести еще немного хаоса в бренный мир. Это величественное и прекрасное чувство, но иногда мы просыпаемся в настроении, где нет места ни радости, ни горечи, ни любви, ни справедливости. Это состояние Таммуза, в котором властвует гордое ничего, и бытие со всех сторон уже захвачено вихрем смерти. Здесь одерживает победу демон Вритра — тот, что уничтожает все хорошее, что только есть для нас в новом дне; все это для него — пустое место, и поэтому вместо теплоты радостного утра мы получаем лишь раздражение, головную боль, сосредотачиваем свою силу в гневе и теряем ясность ума, то есть, именно то, что должны были сберечь. Иными словами, после неожиданного пробуждения Гектор напрочь забыл детали своего сна: помнилось только что-то о людях и нелюдях, и о черном маслянистом дыме, заполнившем аудиторию (какую?), но детали и общий смысл безнадежно терялись.
Разозленный безуспешными попытками вспомнить хоть что-то, наш герой мрачно открыл глаза и понял, что лежит на кровати, а рядом с ним находится трепетная голубоглазая блондинка со смутно знакомым лицом и золотым ангельским нимбом над головой. Убедившись, что он пришел в себя, девушка радостно улыбнулась и пропела наимилейшим голоском:
— Доброе утро, господин ван Карни, профессор!
— Если утро для тебя доброе, — хмуро пробормотал Гектор, — это только твои трудности, не надо меня в это втягивать… Кто ты, дитя?
Быстрый осмотр показал, что наш герой накрыт простыней, так что стратегически важные участки его тела остались недоступны для взгляда прелестницы, а значит, никакого урона честь Гектора не понесла.
— Пенелопа Силверфэйт, профессор, сэр! — отрапортовала девушка.
«Где-то я ее уже видел… — подумал Гектор. — Или имя в разговоре всплывало… Нет, не могу вспомнить сейчас. Ладно, перейдем к насущному».
— А что ты делаешь в моем кабинете в эдакую рань? — поинтересовался он, сделав самое строгое лицо, какое только мог. Или какое только и может получиться у накрытого простыней человека, над которым стоит, посмеиваясь, милейшая девушка.
— С вашего позволения, профессор ван Карни, сэр…
— Остановись, дитя… — Гектор понял, что голова у него все еще немного гудит. — То есть… Пенни, да? Когда ты называешь меня всеми этими словами, создается впечатление, что меня куда больше, чем на самом деле. А это физически больно. Меня и одного-то многие с трудом переваривают… метафорически выражаясь. Поэтому решение такое: я для тебя просто «профессор». Хорошо? Сможешь запомнить?
— Я лучшая студентка Академии, сэр! То есть… профессор.
— Каковы же здесь худшие?.. — Гектор немного подумал над этим, но не справился с задачей. — Ладно, отложим. Ты, кажется, пыталась объяснить свое появление в моей спальне?
— Простите, профессор! Дело в том, что господин Метатрон, наш декан, считает, что мне будет полезно брать у вас дополнительные занятия по демонологии.
«А, так вот откуда я ее помню! — озарило Гектора. — Метатрон вчера называл ее имя! И еще какое-то — Оливия… или Октавия… или что-то в этом духе. А кроме того, похоже, эта девчушка встречала меня утром и направляла к декану… да, точно она, приметное личико».
— Первое занятие было назначено на сегодня, — продолжала тем временем Пенелопа, она же Пенни, — на десять часов утра. Я пришла точно вовремя, постучала, мне никто не ответил… тогда я вошла, позвала вас еще раз…
— И я, конечно, снова не ответил, — прервал ее наш герой, которому наскучило описание каждой секунды, потраченной этим прекрасным ангелочком. — Тогда ты вошла в спальню, и нашла меня, бездыханно расслабляющегося от долгой трудовой смены. С этим понятно, разобрались.
— Если можно, один вопрос, профессор… — положительно, этим голубым глазам, этому мягкому голосу и золотому блеску волос невозможно было отказать! — Когда я вошла, вы… разговаривали во сне.
— В самом деле? Это весьма типично для меня. Неужели что-то важное? Финал «Мира Дикого Запада»?
— Нет, не думаю… — Девушка задумалась. — Это было похоже на какой-то язык… Я знаю Галактический Стандарт, изучала эльфийский, орочий, язык фей… земные языки, конечно… но ничего подобного не слышала. Там было вроде этого: «Ergej butsaad khelsen ugendee ezen boldoggui andgai urgudug», или что-то подобное.
«Похоже на монгольский рок, — подумал Гектор. — Давненько я не слушал монгольского рока!»
— Звучит как одно из самых мрачных заклинаний атлантов и лемурийцев, — сказал он с холодной уверенностью. — А точное значение этих циклопических слов мы с тобой, дорогая Пенелопа, разберем, когда достаточно углубимся в демонологию. О! Кстати! С того самого момента, как дорогой наш Метатрон рассказал о твоем желании узнать больше об этой непопулярной, в общем-то, теме, меня мучает один большой вопрос — откуда в такой юной девушке столько любознательности?
— Видите ли, профессор, — обстоятельно начала Пенни, — я выбрала обучение в Академии святой Ласкавии по двум причинам. Первая: сюда принимают не только чистокровных студентов — ангелов или эльфов. Здесь дают шанс проявиться каждому! Полуэльфы, оборотни, русалки, даже вампиры — они все имеют возможность получать высшее образование! Это чудесно! Наш господин декан великодушен и по-настоящему прогрессивно мыслит!
«По-моему, я ее совсем про другое спрашивал… — подумал Гектор. — Но до чего красиво излагает, чертовка!»
— Что, и даже люди тоже могут сюда поступить? — спросил он, отбросив критические мысли.
— Нет, ну… я не думаю… — смутилась девушка. Видимо, разговоры о хомо сапиенсах считались здесь не вполне благопристойными. И то сказать: люди вообще довольно мерзкие существа. — Нет, теоретически, нет… Но нельзя же требовать от общества, чтобы оно изменилось сразу!
— Нельзя, — подтвердил Гектор. — Совершенно нереальная задача. Ты, Пенни, вот что: выйди покамест из спальни, но можешь продолжать говорить. Я буду одеваться и приводить себя в порядок, но вместе с тем внимательно тебя слушать!
Пенни сговорчиво исчезла. Ее серебряный голосок звенел теперь из кабинета:
— Дорога прогресса нетороплива, но и неостановима! Толерантность к людям — как представителям разумной расы, а не источнику магической энергии! — накапливается очень медленно, но это происходит, и когда-нибудь, лет через пятьсот…
— Жаль только, что в ту пору чудесную… — пробормотал наш герой, влезая в штанины, которые спросонья казались малы и не на ту ногу.
— Что, простите?
— Абсолютно ничего, Пенни. Продолжай о своих мотивах для поступления.
За штанами пришла очередь рубашки (два дня подряд одна и та же — фи!) и башмаков неизвестного происхождения. С жилетом, пиджаком и галстуком, совершенно необходимыми атрибутами уважающего себя профессора, дела обстояли скверно: их не было, то есть совсем. Следовало осмотреться в окрестностях Академии на эту тему — вдруг здесь имелись приличные магазины. Гектор сделал себе мысленную пометку и попытался прислушаться к потоку сознания, доносящемуся со стороны Пенни:
— Так вот, первая причина, почему я выбрала святую Ласкавию — это ее приверженность прогрессивным взглядам. Мне предлагали, разумеется, и более престижные места, на учебу в которых я, по сумме баллов, имела полное право…
«Хм… — сказал себе Гектор, застегивая ремешок на брюках. — Эта девочка чиста, наивна и великодушна… эх, и сложно мне с ней придется… Впрочем, похоже, она самую малость тщеславна. Это стоит запомнить и использовать позже».
Как? Он не имел ни малейшего понятия. Но бродить в потемках чужой души лучше всего подсвечивая себе заранее припасенным фонарем.
— Но я выбрала этот путь — как более морально оправданный. Я вообще считаю, что альтруизм — единственная достойная стратегия в нашем мире, и если бы каждый, или хотя бы большинство, придерживались…
— А вторая причина? — спросил Гектор, которому надоело слушать про мораль. Сам он в этом вопросе совершенно не разбирался и полагал, что мораль — это такая речная рыба, вроде форели.
— Я бываю излишне многословна, простите… — смутилась Пенни. — Профессор, пусть это прозвучит странно, но вторая причина — демоны.
— Демоны, — повторил Гектор, входя в кабинет и усаживаясь за письменный стол. — Да, это необычно для ангела. Скажи, они приятны для тебя эстетически, или ты испытываешь к ним противоестественное сексуальное влечение?
Девушка вспыхнула от столь чудовищного предположения: золотые волосы засверкали в утреннем свете, глаза потемнели, а от нимба донесся возмущенный гул. Она подозрительно покосилась на Гектора, надеясь обнаружить в его взгляде признаки провокации. Но тот лишь задумчиво рассматривал свои ногти.
— Профессор! Разумеется, нет! Невозможно даже вообразить такое! Демоны и ангелы были непримиримыми врагами на протяжении тысячелетий! Наши войны сотрясали планеты! И то, что после своего поражения рогатые уже столько лет безвылазно сидят на Венере, показывает, что во Вселенной все-таки есть высшая справедливость!
«Ну уж дудки, — подумал Гектор. — Справедливости нет на Земле, но, как видно, нет ее и выше. Правда, девочке об этом знать не обязательно.»
— Но правильно говорят на Земле: хочешь победить врага — изучи его! — продолжала свои путаные пояснения Пенни. — И пока демоны не побеждены окончательно, их изучение — прикладная, ценная и перспективная дисциплина, которой я намерена овладеть в совершенстве!
— Кажется, понимаю, — согласился Гектор. — И поскольку я, как известно, демонолог…
— Да, профессор. Академия святой Ласкавии когда-то могла похвастаться сильной кафедрой демонологии. Те времена прошли, но в здешней библиотеке осталось множество полезной литературы. Нужно только ее отыскать! А с вашей помощью, как я думаю, изучение рогатых пойдет гораздо быстрее! И господин декан тоже так думает!
Она выглядела так чудесно в эту минуту! Лучистые синие глаза, обрамленные пушистыми ресницами, казалось, вобрали в себя все очарование мира, и какая-то огромная сила, чистая, милосердная и яркая, на мгновение заполнила кабинет.
«Да, — подумал Гектор, — сломать ее, убедить, что ангельская дребедень, в которую она свято верит — ложь от первого и до последнего слова, будет величайшей честью… Переубедить это юное совершенство, изменить саму ее сущность, превратить во что-то новое, непохожее… Не знаю, почему эта идея меня так привлекает, но она слишком хороша, чтобы игнорировать».
Он откашлялся и заложил руки за спину.
— Знаешь, Пенни… Кстати, ты можешь присесть… да вот туда, напротив. Основная проблема, которую я пока что вижу в тебе, это даже не посредственное знание основ демонологии…
— Но я ведь…
— Основная проблема, — с напором продолжил Гектор, — это твоя потрясающая наивность. Именно она не дает тебе прогрессировать.