3. Дневник (1/2)

Из дневниковых записей</p>

от последнего дня месяца петуха </p>

44 год Империи Сун </p>

(23 сентября 1004 года)</p>Я решил вести записи своих дней. Вернее, это не совсем моя воля, но необходимость: я стал понемногу забывать всё, что со мной происходит. Больше всего меня в отчаянье ввергает то, что я стал забывать госпожу Ван. Сегодня минуло сто лет с её смерти, но она всё еще не вернулась в этот мир. Черты ее лица в памяти моей уже растушевались. Я помню отдельно носок ее туфли, выступающий из-под ханьфу, когда я впервые склонился перед ней в персиковом саду. Я помню её тонкие щиколотки, когда рвал ее нижнее ханьфу на лоскуты, я помню отдельно ее маленькие холодные руки, которые я сжимал в своих руках, но её лицо, полный образ - теперь ускользает от меня, хотя я вспоминал его каждый день своей жизни. Я помню отдельно ее горящие глаза в последние минуты жизни и, конечно, помню наш единственный поцелуй. Но голоса ее я больше не помню, и это мучает меня чувством вины.

Помимо образа госпожи Ван я стал забывать события, произошедшие со мной за все эти годы. Из памяти выпадают целые десятилетия... Что я делал в эти периоды? Где был?

Я старался не уезжать из Китая надолго, не больше чем на год, боялся, что иначе я пропущу возвращение госпожи Мэй, но создатель говорит, что пропустить подобное невозможно. Если мы действительно должны встретиться в новой жизни - то встретимся. Как же узнать наверняка, что Судьба решила насчёт нас с Ван Мэй? Связала ли она нас красной нитью, или я жду напрасно?

Увы, этого не знают даже вампиры. Мне остаётся только верить и надеяться, и ждать дальше. Ждать дальше...

Нужно, вероятно, записать, с чего всё начиналось. Начать восстанавливать память по кусочкам. На мою сотню лет жизни уже не хватит свитков и чернил, но чаще дни мои - серы и унылы, один похож на другой. Создатель пытается разбавлять мои будни новыми знаниями. Я выучился писать и получил прекрасное образование, словно наследный принц. На это ушли первые пятнадцать лет жизни в качестве вампира. Господин И. говорит, что в учении никогда не стоит останавливаться, каждые десять-двадцать лет появляется что-то новое. Меня не сильно волнуют новые изобретения. Только если кто-нибудь не изобретет возможность вернуть госпожу Мэй на круг перерождений быстрее, чтобы мы с ней наконец-то встретились.

Я отвлекся... Итак, с чего все начиналось?

С тех пор, как коварный Чжу Вэнь захватил Чанъань, а также Дворец и императорскую семью, всю прислугу во дворце решено было поменять... [...].

[...]. Конечно, то, что я не вышел на вечерний обход закрывать ворота и тушить свечи, потому что всё то время был подле умирающей госпожи Ван Мэй, не осталось незамеченным. Утром следующего дня меня схватили и привязали к столбу для наказаний, где высекли и оставили на три дня без еды и воды. Учитывая, какие душевные страдания я уже перенёс к тому моменту, да еще почти и не ел, к концу первого дня я практически без сознания висел на том столбе, ожидая своей собственной кончины.

Сразу после убийства Императора, генерал Чжу Вэнь прибыл во Дворец со своей свитой и лично обошёл все помещения и пристройки, осматривая новые владения. Формально новым императором стал наследный принц Хуэй, но все понимали, что он останется лишь безвольной марионеткой в руках Чжу Вэня.

Генерал Чжу не побрезговал зайти и на хозяйственный двор, где увидел меня. Он спросил у евнуха-смотрителя, кто я и за что наказан, тот отвечал кратко: ”отлынивал от работы”. Они все прошли бы мимо, но вдруг от свиты Чжу Вэня отделился молодой красивый человек, приблизился ко мне и начал разглядывать моё лицо, словно я был ему интересен. Странное чувство охватило меня при его близости. Сейчас уже я начал забывать те свои человеческие эмоции и ощущения, что испытывал тогда, поэтому записываю, что помню: я ощущал, словно он - опасность, хищник, зверь, но в то же время он был удивительно притягательным для меня. От его дорогих одежд и от длинных черных волос сладко пахло. Я не понимал, чем вызван его интерес ко мне, но в ту же секунду отчаянно захотел не потерять этот интерес. Я смотрел на него как заворожённый, а он спросил с лёгкой насмешливой улыбкой: ”Почему вдруг ты не вышел на работу и пренебрег своими обязанностями?” В ту же секунду я осознал, что просто не смогу ему соврать, и ответил: ”Потому что моя любимая умерла”. И я зарыдал как ребенок, хотя всё это время старался держаться. Но мои слёзы не отвратили странного господина, а, наоборот, умилили его. ”Как много юной чистоты”, - сказал он, хотя внешне по возрасту был не старше меня самого. После чего он повернулся к Чжу Вэню, который всё это время молча и послушно стоял в стороне, что было также удивительно, и сказал: ”Отдайте этого мальчика мне. Он забавный. Я хочу его”. Генерал Чжу моментально распорядился снять меня со столба, привести в порядок, и объявил, что теперь я стал личным слугой господина Ван Ихуа.

Что на тот момент знали о таинственном Ван Ихуа?

Он появился в окружении Чжу Вэня внезапно, прямо из ниоткуда и, несмотря на свою молодость и смутное происхождение, сразу стал его ближайшим советником. Господин Ван Ихуа вёл себя с генералом так, словно они близкие приятели, и словно это господин Чжу его диди, а не наоборот. Господин Ван был совершенно развязный, требовательный, говорил, что думал, без разбора и постоянно пренебрегал правилами и этикетом. И было совершенно непонятно, почему генерал Чжу, который держал в строгости своих сыновей, слуг и армию, так много позволяет этому Вану-шуайгэ? Ходили слухи, что последний - его наложник, который просто околдовал генерала, уже вступившего в почтенный возраст. Но никто не смел ”открывать глаза” генералу Чжу. Один из его соратников попробовал оклеветать Ван Ихуа, и генерал тут же пронзил того собственным мечом.

А теперь слугой этого таинственного Ван Ихуа предстояло стать мне. Я был рад спасению, но предчувствовал, что просто так всё это не закончится, и в то же самое время мне было наплевать на собственную участь. Скорбь по наложнице Мэй была сильнее всего.

Мне дали новую одежду и разрешили искупаться, отвели к лекарю, тот залечил мою спину, а после этого я был доставлен в покои Ван Ихуа. Сейчас я многого не помню уже, о чем мы говорили в первый раз. Он расспрашивал меня о моей жизни, и я чувствовал только, что не могу ему врать. Я рассказал про госпожу Ван, хоть рисковал собственной головой за такое. Господин И. оценил мою историю, - и в первый день ничем это не закончилось. Он приказал мне спать в его покоях у двери, и я стал служить ему. Шли дни, мне казалось, что господин И. забавляет себя, играется со мной: он то садился меня учить чему-нибудь, то просил что-нибудь спеть для него, то давал мне бамбуковую флейту и просил играть, хоть я и не умел. Но он не сердился на меня, а только забавлялся больше. Он брал меня везде, куда ходил сам, держал рядом, как собачонку и, в общем, был добр ко мне. Однажды он спросил: ”Почему ты не покончил с собой, раз наложница Ван была тебе так дорога?” Тогда я ответил ему, что у меня есть матушка и четверо младших братьев и сестёр, и что я ответственен за них и не смог бы их бросить на произвол судьбы. Этот ответ удовлетворил его.

Я начал замечать странности за господином Ихуа не сразу. Прежде всего оттого, что первые месяцы моей службы ему я был сосредоточен на собственных душевных страданиях. Но потом я стал замечать, насколько тот худ и бледен, что господин Ван мало ест и мало спит, и что есть вещи, которые он скрывает даже от меня. Например, у него был кожаный небольшой бурдюк, из которого он пил, но наполнением бурдюка занимался он сам, и я не знал, что в нём. Иногда я просыпался посреди ночи от холода и обнаруживал, что господина нет в покоях, но к утру он всегда возвращался. Он часто словно бы скучал в свите у Чжу Вэня и говорил, что скоро закончится срок их ”соглашения”, и тогда он будет свободен. Но это ”скоро” растянулось на три года, однако я сильно забегаю вперед. Впрочем, вот и сам Ван Ихуа, для меня он уже больше давно не господин. Мне пора идти, продолжу позже.

Из дневниковых записей </p>

седьмой день месяца собаки, </p>

44 год Империи Сун</p>

(от 29 сентября 1004 года).</p>Во мне нет тяги писать каждый день, поэтому сажусь сейчас, хотя, казалось бы, чем еще мне заполнять мои долгие, похожие один на другой, дни? Мы с Ван Ихуа охотились, потом я музицировал. Я рад, что научился играть на флейте, теперь это приносит мне удовольствие и некую радость.

В общем, первые месяцы моей службы у господина Ван Ихуа он совершенно не трогал меня, дав мне быть в моей скорби. Но постепенно мы всё же начали сближаться, и я узнал о существовании мужской любви. Нет, конечно, я и раньше слышал о подобном. Когда служишь во Дворце, знаешь всякое, но я и помыслить не мог, что подобного рода чувства и желания можно испытывать по отношению ко мне. Однако я не воспринимал интерес господина Ихуа к себе за нечто особенное. Как я говорил ранее, я видел, что он забавляется мною, как домашней зверушкой, ему могло прийти в голову всё что угодно. Я дал ему понять, что являюсь его слугой, собственностью, что жизнь моя дарована ему генералом Чжу, и я сделаю всё, что тот захочет, но сам бы не хотел ничего подобного. Тогда он принялся меня расспрашивать о моём опыте, ласкала ли меня когда-нибудь девушка, и я ответил, что нет, и что в этом плане намерен всю жизнь хранить верность госпоже Ван, пока не встречу ее в следующей жизни, что она будет моей единственной женщиной. Тогда господин Ихуа сказал, что быть с мужчиной - не то же самое, что быть с женщиной, и за измену это не считается. Он говорил еще много и был крайне убедителен, и совратил меня в тот же вечер. И, хоть прикосновения господина Ихуа отдавали холодом, несмотря на то, что он взял меня у жаровни, он обошёлся со мной ласково и бережно.

Не могу сказать, что я влюбился в господина И., все же во мне был еще свеж рубец от потери наложницы Мэй, однако в нём я нашёл для себя какое-то успокоение, отдушину.

Он учил меня искусству мужской любви, и мы стали еще более близки, как вообще это только возможно между хозяином и слугой, и однажды он спросил меня, чего я хочу дальше в своей жизни.

Я ответил, что у меня нет цели, потому что после смерти наложницы Мэй ощущал внутри пустоту и потерянность, словно ослеп. Я должен был вырастить своих братьев-сестер, и чтобы матушка не нуждалась, для себя же я хотел только одного: встретиться в следующей жизни с наложницей Ван, как мы и обещали друг другу.

”Откуда ты знаешь, что вы непременно встретитесь?” - спросил меня он.

Я ответил, что наверняка, конечно, не знаю, знает только Небо, а мне остаётся лишь надеяться.

”Почему ты думаешь, что Судьба связала вас красной нитью? Может, все-таки твоей Ван Мэй вечно суждено быть женщиной императора?” - смущал он меня своими вопросами.

Я и на это ответил, что точно не знаю этого.

Тогда он сказал, что ожидания мои и надежды глупы и не имеют никакой основы, и что было бы куда лучше, если бы я мог жить вечно. Тогда с большей долей вероятности я бы дождался госпожу Ван в ее следующем перевоплощении.

”Конечно, даже и в этом случае нет уверенности, что вы непременно встретитесь. Ты можешь никогда не повстречать госпожу Ван, или не узнать ее. Но ты, во всяком случае, будешь уверен за себя: ты точно ее не забудешь, потому что сам остановишься и не пойдёшь на следующий круг перерождений”.

Я обдумывал его слова целый день и пришёл к выводу, что в таком случае, конечно, шансы на счастливый исход больше, но, увы, никто не живёт вечно.

И тогда Ван Ихуа открылся мне.

Он рассказал, что живёт уже двести лет, что по сути своей уже не совсем как бы человек, но мыслит и чувствует по-человечески, и может любить вполне как мужчина. Он сказал, что сможет помочь мне, научит, что делать, если я захочу присоединиться к нему и сопровождать его в вечности как друг и его дитя.

Признаться, я не совсем поверил господину Ихуа, мне показалось, что он просто потешается надо мной. Но он загрустил от моего неверия, а потом выхватил свой короткий кинжал и полоснул себе по руке. Я вздрогнул от этого, но рана господина Ихуа была бескровная, несмотря на глубину пореза и разошедшуюся кожу. Я наблюдал, как ткани потянулись друг к другу и сомкнулись бесследно, не оставив ни рубца, ни царапины. От такого я чуть не лишился сознания, а господин Ихуа сказал, что подобный дар - необходимая часть его жизни, ведь за сотни лет ”кожаное платье”, как он назвал своё тело, истрепалось бы до неузнаваемости. Он предложил мне стать одним из них, потомком Цзянши<span class="footnote" id="fn_32445486_0"></span>, и добавил, что ему непременно нужно моё добровольное согласие, потому что он не хочет ”на сотни лет связывать себя с рабом”.

Он дал мне семь дней на раздумье, и я провёл эти семь дней в мучениях. Но больше всего мне действительно хотелось узнать, существуют ли перерождения и наверняка дождаться возвращения госпожи Мэй, не позабыв ее. Я знал, что точно смогу поставить на ноги всех братьев и сестер, обеспечить матери старость. Я не умру на войне, не буду убит вместе со своим господином и, более того, сам стану господином. Перспективы жизни, которые предлагал мне Ван Ихуа, были куда более интересные и манящие, чем то, что сулила мне реальность: я бы остался слугой до конца жизни, тяжкий труд, нищета и болезни были бы моими постоянными спутниками. Я бы жил только мечтой о смерти и следующем воплощении, где была бы возможность встретиться с госпожой Мэй...

”А если и в следующей жизни госпожа Мэй будет из знатного рода, а ты снова будешь бедняком? Смотреть на неё со стороны - так хочешь ты провести свою новую жизнь? - спрашивал меня В. И., смущая мой разум. - Я же, вместе с вечной жизнью, даю тебе величие. Кем бы ни стала госпожа Мэй в своём новом воплощении, ты будешь достойным её”. Это и подтолкнуло меня к окончательному решению.

Конечно, я спрашивал, зачем всё это ему и чего он хочет для себя, и господин Ихуа отвечал, что ему скучно, и он хочет спутника в своей вечности. Думаю, так и было. В общем, я согласился, и в тот же месяц быка<span class="footnote" id="fn_32445486_1"></span> Ван Ихуа обратил меня.

Он говорит, что это похоже внешне на смерть. Я знаю лишь то, что дал ему напиться от себя. Умереть от кровопотери, как госпожа Мэй, было для меня в какой-то степени упоительно, словно мы с ней стали друг к другу ближе. Ван Ихуа выпил меня, а потом пустил в меня свой яд, и я уснул на три дня и три ночи. Проснувшись, я уже был другим существом.

Когда я пришёл в себя, Ван Ихуа рассёк для меня вену на шее, и в тот раз полилась тонкая струйка крови. Я очень удивился, но он сказал, что объяснит мне всё потом, а в этот раз мне нужно было напиться от него, и я сделал, что должно.

И я почувствовал, как во мне словно зарождаются цветы огня, как тело наполняет первобытная, ни с чем не сравнимая сила, как преображается мир. Воистину, то, что я испытал в день своего пробуждения, я не забуду никогда.

Теперь стоит...

Запись обрывается.

Следующая запись множество раз была отредактирована, переписана, перечёркнута и снова переписана от 7 октября 1004 года - пятнадцатый день месяца собаки, 44 год Империи Сун. В итоге нетронутой осталась только одна строка - приписка в самом конце:

”См. дневник от 2000 года, запись от 19 сентября”.

Запись от 19.09.2000 года</p>Думаю, что теперь с лёгким сердцем смогу наконец-то написать о вампирах всё, что знаю сам, отделив ”зёрна от плевел”. Я редактировал эту запись бесчисленное количество раз на протяжении столетий своей жизни и сейчас уже, как мне кажется, образ вампира стал настолько каноническим, что ни один кинематографист, ни один писатель, ни какой-либо другой фантазёр уже не смогут прибавить к этому образу ничего нового. А значит, наступило поистине моё время. Я сажусь разоблачить мифы, посмеяться над выдумками и написать истину о том, кто же мы есть такие на самом деле.