глава вторая. на краю ямы. (1/2)
Нил и правда не ошибся: апатия сковала его достаточно прочно, чтобы паника не пыталась заползти ему под кожу сколопендрой весь месяц до переезда в Южную Каролину. Страх не являлся по его душу в личинах уродливых монстров ни при мыслях о том, куда и зачем он едет, ни в аэропорту, ни в самолете; Нилу было сказочно наплевать на все, и на то, что в самолете с ним летели будто разорванные взрывом гранаты люди, заливающие кровью сиденья и проходы, — тоже.
После выхода из коридора, ведущего от самолета, Нил осторожно метнулся сквозь толпу в сторону туалетов, следя краем глаза за размытыми силуэтами людей. Не за тем, чтобы найти присланного за ним Ваймаком сопровождающего, он все равно бы его не узнал — не считая Эндрю, его брата-близнеца и Кевина, все прочие Лисы для него сливались в сплошную оранжевую массу; просто это было давно привычное, уже доведенное до рефлекса действие: никто не должен видеть, как он принимает таблетки, даже если объективно окружающим его людям наплевать, и они могут подумать, что это обычное обезболивающее. Мать приучала его к этому со странным остервенением; Нил не очень понимал то, чем она руководствовалась, но даже после ее смерти принимал таблетки исключительно в уединении, когда никто точно не мог его увидеть.
Сейчас, впрочем, это была больше его собственная инициатива: меньше всего ему хотелось, чтобы кто-то из сокомандников, или тренер, или их командная медица знали, что он что-то принимает. Нил, разумеется, не будет единственным, кто закидывается таблетками, — вспомнить хотя бы Эндрю, — но это обязательно вызовет ненужные вопросы о том, на чем именно он сидит, как это повлияет на игру и не лучше ли ему с этой дряни слезть.
Он ни за что не станет рассказывать, что сидит на абсолютно нелегальных препаратах, добытых из таких мест, в которые простым обывателям ход заказан, что на игру это, вероятно, повлияет самым отвратительным способом и что нет, слезть с них он не сможет никогда в жизни.
Удивительно, но в туалете было более-менее чисто; хотя, быть может, это просто Нил давно не бывал в приличных общественных туалетах. Он осторожно протолкнулся мимо пары мужчин в кабинку, стараясь не задеть их, и запер дверцу на хлипкую задвижку. Когда рука полезла в сумку за таблетками, по рукаву поползла та самая сколопендра. Нил стряхнул ее, даже не поморщившись, и не обратил внимания на тихий визг, с которым она растворилась черной дымкой.
Даже пребывая в эмоциональном диапазоне камня, он не хотел принимать таблетки: слишком беспомощным себя чувствовал, когда при каждом приеме с бессилием осознавал, что без них банально не сможет выжить. Но в их основе явно было что-то наркотическое, и выбора, в общем-то, не оставалось, даже когда паника не могла до него добраться, — и поэтому приходилось заталкивать их в глотку по расписанию, если Нил не хотел поприветствовать тренера и компанию Эндрю своей ломкой.
Его ломка была зрелищем отвратительным — по крайней мере, так вечно говорила ему мать, запихивая в сопротивляющееся горло таблетки и прижимая пальцами язык, чтобы он не мог их выплюнуть. Тогда Нил еще сопротивлялся — не хотел видеть кровь больше того уже привычного минимума, который наблюдал в отцовском доме.
Но иного варианта у него и не было: сначала его совсем не хотели лечить, всучив первые попавшиеся под руку таблетки, способные хоть как-то его контролировать, и бросив на произвол судьбы, а потом он уже привык к быстродоступному аналогу тех нейролептиков, которые выписывают психиатры в обычных больницах. И позже мать даже не собиралась что-то делать с его ненормальностью: это означало длительное посещение врачей, а такой роскоши они позволить себе не могли. Да и не хотела она, если честно, предпочитая справляться уже давно проверенным действенным способом, а порой — просто не признавая существование проблемы.
Нил так же осторожно выбрался из туалета, осоловело моргнув — таблетки начинали действовать очень быстро, раскрашивая мир калейдоскопом красного и трупно-синего, — и огляделся, надеясь, что его мозг над ним смилуется и соизволит показать сопровождающего чуть более четким, чем прочую толпу. Маловато радости в том, чтобы тыкаться в каждого прохожего как слепой котенок, или по привычке встать где-нибудь в дальнем углу, чтобы его вовсе не отыскали. Он при всем желании никак не подберет объяснение тому, что даже не пытался найти присланную за ним «няньку».
Его молитвы в конце концов были услышаны: низкий темный силуэт, смутно похожий на черного бесформенного монстра Эндрю, стоял в дальнем конце зала прилетов, цепким взглядом белесых глаз высматривая из толпы Нила. Его сознание делало Аарона Миньярда еще более безликим существом, чем всех прочих, но жаловаться было не на что — все же он выделялся, — и Нил настороженно подобрался к нему ближе: даже апатия не могла выбить из него эту доведенную до рефлекса привычку подходить к людям со всей возможной аккуратностью, кем бы они ни были. А здесь был очень даже нешуточный повод: пусть про Аарона и говорили, что он «тот, который нормальный» близнец, Нил придерживался мнения большинства в том, что вряд ли нормальным может человек с идентичным Эндрю набором генов. Сознание было с ним солидарно.
— Нил, — бросил ему вместо приветствия Аарон и ткнул пальцем в сторону: — Багаж получают там.
Нил бросил пустой взгляд в указанном направлении: там разверзалась своеобразная Черная дыра, в которой шевелилось что-то огромное и наверняка жуткое. Не то чтобы ему было не плевать.
— Это все, — Нил поддел большим пальцем лямку сумки, вмещавшей все его имущество.
Аарон на секунду дольше необходимого задержался знакомым внимательным взглядом на его безэмоциональном лице, а потом развернулся и молча двинулся к выходу.
• • •</p>
Ключ от ящика стола в кабинете Ваймака жег ему кожу сквозь слои ткани одежды всю дорогу до стадиона. Нил старался не обращать внимания на фантомную боль и не тереть ладонь, на которой пузырился ожог в форме этого самого несчастного ключа, и плечо, в которое его толкнул Эндрю, выходя из лифта, но получалось у него плохо: вся рука была синей, а пузырь — кошмарно-фиолетовым, напоминая тот оттенок, который благодаря его больному сознанию принимали синюшные трупы.
Если бы не апатия, выбивающая из него абсолютно все, кроме старых рефлексов, Нил, быть может, и взбесился. А так ему было глубоко насрать даже на то, что совсем скоро он возьмет в руки клюшку.
Судя по всему, безразличное отношение, резко контрастировавшее с его вспышкой в Милпорте, настораживало всех: у оставленного на квартире Ваймака тревожно шевелились огненные татуировки, Аарон и Ники непонимающе переглядывались — наверное; Нил не мог сказать точно, потому что не различал лиц, только то, как шевелились очертания их голов, — Эндрю не сводил с него глаз, а Кевин хмурился, кидая на него сложные взгляды, которые Нил встречал своим пустым, не моргая, пока Кевин не сдавался и не решал посмотреть на что-нибудь другое.
«Лисья нора» была яркой вспышкой белого и оранжевого среди темных пятен разных цветов, которые Нил даже не пытался различать. Он устало прислонился к окну лбом, щурясь от того, что стремительное из-за быстрой езды Ники приближение стадиона его ослепило, и все же потер плечо, зябко кутаясь в натянутую еще в Аризоне кофту: несмотря на теплую весеннюю погоду, еще и в южном штате, Нил откровенно мерз, чем тоже вызывал странные взгляды в свою сторону. За день он уже несколько раз успел поблагодарить свое состояние за то, что просто не обращал на это никакого внимания: в обычное время он уже, вероятно, успел бы поймать пару панических атак.
Была для этого и чуть более прозаичная причина: Нил не был готов к тому, что именно эти люди увидят его шрамы на руках, оставшиеся после психозов. Чудо, что острый, даже под таблетками, взгляд Эндрю пока не прошелся по тем, что остались на его кистях и ладонях, — из-за своего «вареного» состояния он не так бдительно следил за тем, чтобы его не разглядывали.
Из машины Нил практически выполз, с трудом двигая почти неподъемными конечностями. Хотелось, на самом деле, просто упасть на любую горизонтальную поверхность, уперевшись взглядом в одну точку, и чтобы его просто никто не трогал. Разговор по дороге из аэропорта и все произошедшее в доме Ваймака выпили из него последние остатки хоть каких-то сил, и Нил чувствовал острую потребность спрятаться от всего мира хотя бы на несколько дней. Или часов.
Хоть он и не был уверен, что успеет прийти в себя так быстро. Смена обстановки никогда не способствовала стабильности его состояния — только наоборот загоняла глубже в яму, из которой потом было куда сложнее выбираться. В последнее время Нил даже не надеялся, что сможет, но — будто бы у него был какой-то выбор. Выберется, куда денется.
Под пристально наблюдающими за каждым его шагом взглядами Нил прошаркал к компании, медленно моргая сначала на каждого из парней, а потом — на дверь. Тень от стадиона, отбрасываемая в их сторону, казалась темнее и гуще, отчего близнецы Миньярд в ней почти терялись, и Нил, если честно, не хотел задумываться, почему. Точно такая же тень окутывала дом его семьи в Балтиморе.
— Мы заходим здесь, — объяснил Ники и бодро затрещал что-то про код и его значение. Нил ускользающим вниманием выцепил из всеобщего потока только цифры и вопросительную интонацию последнего предложения.
— Чего? — он запоздало вскинул брови, поняв, что молчит слишком долго, чтобы это можно было посчитать за задумчивость. Белые глаза Эндрю в вязкой темноте жутко выделялись неровными пятнами-вспышками.
— Хорош придуриваться, у таких красавчиков, как ты, обязательно есть подружка. Если, конечно, ты не заглядываешься на парней. В таком случае говори прямо, чтобы я не терялся в догадках, — хоть Ники и говорил все тем же бодрым голосом, Нил чувствовал в неровном тембре напряжение.
Он прищурился — глаза болели из-за количества разнообразных вырвиглазных цветов, — стараясь смотреть примерно на уровень нужного лица, и невольно вспомнил, как в обход материнских запретов пытался целоваться с девчонками.