глава первая. на краю ямы. (2/2)

В живот врезалась ярко-желтая клюшка, вышибив из него весь дух, и Нил рухнул на колени с грохотом, сотрясшим, по его убеждению, весь стадион. Сила удара была такой, что ему показалось, будто его легкие размазало по задним частям ребер и пропустило через них как через кухонную терку, превратив в сине-красную кашу из крови и желеобразной субстанции, и первые пару секунд Нил действительно думал, что никогда в своей жизни не будет способен сделать ни единого вздоха, потому что умрет прямо сейчас прямо так. По крайней мере, относительно безболезненно, и то радость.

В уши будто напихали вату, но Нил не мог в достаточной степени этого испугаться: все его силы уходили на то, чтобы попытаться все же вдохнуть и не сдохнуть. В противном случае его накрыло бы новой волной паники.

Фоновый гул превратился в голос Ваймака.

— Черт побери, Миньярд! — только что и выдал раздраженно тренер. Будь у Нила силы, он бы обязательно обиделся на столь явное пренебрежение к потенциальным ценным кадрам и попустительство для своих любимых игроков, из-за которого они могли творить любую херню совершенно безнаказанно. Но Нил пытался дышать, и сил у него, очевидно, не было. — Вот поэтому нам и не удается заполучить приличных людей.

— Да ладно Вам, тренер, — как сквозь помехи раздался чей-то голос откуда-то сверху. — Будь он приличным, нам бы не пригодился, верно?

— Он и не пригодится, если ты его переломаешь! — Нил едва слышно фыркнул, подумав, что ломать в нем уже было абсолютно нечего, и тут же задохнулся. Легкие отчаянно не желали возвращаться на свое законное место и подтверждать, что они все еще работоспособны.

Мелькающие перед глазами пятна издевательски превратились в схематично нарисованные картинки тех самых приснопамятных дыхательных органов, и ему захотелось блевануть. Блевать, правда, было нечем — последний его прием пищи датировался минимум прошлыми сутками, и это только в том лучшем случае, что его память адекватно работала. Сомнения в этом были огромные.

— По-Вашему, надо было дать ему сдернуть? Налепите на него пластырь, и будет как новенький, — Нил мог бы поспорить с этим утверждением, потому что ему точно никакой пластырь не поможет уже никогда, но решил промолчать собственного блага ради. Он и так не мог привести в порядке дыхание, какие разговоры.

В общем, спасибо за неравнодушие, Эндрю Джозеф Миньярд, а теперь иди нахуй.

Он и так знал, кто его ударил, ему не было нужно даже уточнение от Ваймака. Потому что этот мелкий психопат бесил Нила одним фактом своего существования, и далеко не потому, что напрямую ассоциировался с Кевином Дэем.

Нил осторожно поднял голову, чтобы с бешенством посмотреть на Эндрю — потому что так делают все нормальные люди, когда незнакомцы ни с того ни с чего внезапно решают зарядить им тяжелым спортивным снарядом по грудине, — и с трудом подавил желание отшатнуться.

Эндрю Миньярд выглядел так же, как и на фотографиях: удивительно четкий и без расплывающихся границ чернильно-черный силуэт, который шел рябью и был похож на нарисованные в учебниках естествознания амебы, кривая рваная улыбка, занимающая большую часть «головы», и расползшиеся по «лицу» белые пятна глаз без намека на зрачок. Он был единственным, кто выделялся среди людей, фигуры которых в большинстве своем все же оставались естественных цветов кожи, и Нил ненавидел то, что его больное воображение, стремясь, видимо, заполнить пустоту одиночества под ребрами, таким образом обозначило их своеобразную похожесть. Потому что нихуя они не были похожи, даже если оба сидели на таблетках.

Таблетки Эндрю просто рассеивали его внимание и извращали поведение, делая из него маньяка-психопата. Таблетки Нила превращали его мир в ебаный парад неадекватного бреда, который увидеть способен не каждый шизофреник.

Нил ненавидел себя, свое подсознание и Эндрю Миньярда. Пошел он нахуй. Еще раз.

Нилу не нужны были подачки ни от кого, даже если объективно он понимал, что сам Эндрю во всем этом дерьме не виноват никоим образом. Просто сосущее отчаяние в груди было слишком сильно, раз дошло до такого. Но это не значило, что Нил был готов с таким положением дел смириться.

Под его злобным взглядом Эндрю, отделив от тела похожий на руку отросток, приложил два пальца к виску и отсалютовал с издевательской усмешкой:

— Ничего, в другой раз повезет.

Нил на секунду задумался, невольно попытавшись вспомнить, когда ему хоть раз в жизни действительно везло (он не мог считать за удачу то, что выжил от пули или ножа, потому что все это было следствием одной огромной неудачи в виде самого факта его рождения), и пришел к выводу, что, собственно, никогда. И вряд ли повезет еще хоть раз, учитывая, что чертов Кевин Дэй, даже толком не ища, нашел его в чертовом Милпорте.

Стабильность залог успеха; Нил честно хотел плюнуть в лицо тому, что придумал эту фразу, потому что лично у него из стабильного было только то, что все стабильно шло по пизде.

— Пошел нахуй, — грубо отозвался Нил, прижимая руку к животу. Сдерживать прошедшую по позвоночнику дрожь он не стал: все равно все спишут на то, что он все еще пытается отдышаться, и не станут подозревать, что ему было просто банально страшно. Господи, он так сильно ненавидел весну. — У кого клюшку спер?

— Не спер, а одолжил на время, — любезно поправил Эндрю — карикатурная усмешка стала шире, — и бросил клюшку Нилу. — Держи.

Нил испытал острую потребность повторить ранний маневр этого мелкого ублюдка и тоже долбануть его снарядом по ребрам.

— Воспитание у нашего Эндрю слегка хромает, — миролюбиво заметил Ваймак, встав между ними и проследив взглядом за отошедшим со вскинутыми — «я что — я ничего» — руками Эндрю, пока Эрнандес с причитаниями помогал Нилу встать на ноги. Нила эта деликатность тренера «Лисов» завела еще больше, но он предпочел уже привычно за последние примерно десять минут придавить ее мысленным булыжником. — Что-нибудь сломал?

Нил осторожно пощупал ребра и медленно сделал глубокий вдох; мышцы протестующе отозвались острой болью, но, в целом, все было даже ничего. Он знал, как ощущаются сломанные ребра, поэтому с неохотой все же признал, что градус злости в отношении Эндрю можно немного сбавить: мудак явно имел представление, как бить так, чтобы не нанести фатальный вред. И на том спасибо; по крайней мере, Нил все еще мог сбежать достаточно быстро, не задерживаясь, чтобы хотя бы минимально позаботиться о своих травмах.

Синяки за травмы он перестал считать где-то, наверное, в пять.

— Я в порядке. Тренер, мне надо идти. Пустите, — Нил попытался осторожно высвободить свою руку из хватки Эрнандеса и вздрогнул, когда чужие пальцы — цепкие крючья, впивающиеся в кожу как чьи-то когти, — наоборот сомкнулись сильнее. От руки по всему телу пробежалась дрожь, и он не сомневался, что на лице мелькнула тошнотворная паника: буквально кожей почувствовал, как взгляд Ваймака в мгновение стал острым и как Эндрю попытался вглядеться ему в глаза. Но Нил был опытным лжецом, поэтому смотрел не на руку тренера и свою кожу, по которой от касания расплывались грязные пятна, а куда-то между незваными гостями: для них — в стену, для себя — на пляшущих человечков.

Больше всего в своем состоянии Нил ненавидел даже не сколько галлюцинации и панику, а именно то, насколько болезненно-чувствительной была его кожа, даже если кто-то трогал его через одежду. Фантомные синяки появлялись мгновенно едва ли не от одного вздоха в его сторону и ползли по всему телу, словно какие-то метки от проклятий, какие он мельком видел в различных фильмах, которые удавалось глянуть, когда они с матерью пробирались на сеансы в попытках спастись от преследований.

Господи. Боже. Блять. Тренер Эрнандес, просто уберите свои гребаные руки.

— Мы еще не закончили, — возразил Ваймак. Огненные рисунки на его руках агрессивно зашевелились, превращаясь в почти настоящее черное пламя.

Они с тренером Эрнандесом обменялись парой фраз, за которыми Нил даже если бы хотел не уследил, и потом хватка на его локте, наконец, разжалась. Вся рука к этому моменту была темно-синей, и Нил резко отдернул рукава кофты, пытаясь скрыть это от своего взгляда, чтобы не так остро хотеть стереть «синяк» с кожи. Пристальный взгляд Эндрю он даже не заметил — слишком велик был непонятный комок в груди, из-за которого даже дышать было тяжело, не то что обращать внимание на что-либо вокруг.

— Я уже дал ответ. Я не буду подписывать контракт, — сказал Нил, когда дверь за тренером Эрнандесом захлопнулась и этот звук вытолкнул его из ловушки собственного разума. Его голос немного хрипел, и от этого взгляд пустых белых глаз Эндрю еще сильнее впился ему между лопаток, но Нил старательно не обращал внимания на медленно разъедающее легкие желание забиться куда-нибудь в угол из-за всего происходящего.

— Ты даже не выслушал мое предложение полностью, — осторожно заметил Ваймак, внимательно следя за его реакцией. — Раз уж я заплатил за троих, чтобы прилететь сюда и посмотреть на тебя, ты мог бы, по крайней мере, уделить мне пять минут, а?

Нилу захотелось кричать. Он должен был догадаться сразу же, как только увидел Эндрю в раздевалке. Кевин Дэй никогда не остается в одиночестве, кроме как, возможно, только в своей постели.

— Только не говорите, что взяли его с собой, — прохрипел Нил, с силой стискивая «меченое» запястье. Боль была тупой и несильной — хватка не сжималась достаточно, потому что у него дрожали руки, — и ее остро не хватало, чтобы привести его в чувство. Но попытаться стоило.

— Какие-то проблемы? — он хотел заорать, что да, у него огромные проблемы, потому что это чертов Кевин Дэй — человек, который знает его, который может уничтожить его, просто чихнув не в ту сторону, и он, блять, здесь, в гребаном Милпорте, он узнал его, он пришел за ним.

Глаза-фонари мигнули, и их свет стал ярче. Ваймака, как и Эндрю, определенно настораживала его реакция, но еще бы Нилу в данный момент было не плевать. Он просто хотел сбежать куда-нибудь подальше, сменить имя и забыть о том, что происходит здесь и сейчас, как об очередном страшном сне, которые уже даже не пытался запоминать, чтобы потом перенести в альбом.

— Я недостоин играть на одном поле с чемпионом страны, — Нил с трудом сообразил что-нибудь относительно похожее на правду, пытаясь оставаться в достаточном сознании и не соскальзывать в пучину панического ужаса.

— Вот именно, хотя сейчас это не важно.

Нил обернулся против своей воли, и раздевалка превратилась в одну сплошную грязную кляксу, в которой с трудом можно было различить отдельные цвета. Исчезли человечки, поглощенные с неслышимым из-за шума крови в ушах криком, исчезла черная фигура Эндрю, исчезли огни глаз Ваймака — все исчезло. Остались только две похожие на рваные раны полосы ослепительно яркого алого цвета, растягивающиеся на всю стену и стремящиеся расползтись дальше по раздевалке. Нижние их концы «разорвали» пол, подбираясь к нему; Нил увидел, как красный пошел рябью, будто вода, и из его недр потянулись такие же красные, словно искупанные в крови, руки, стремясь схватить его за ноги.

Когда пальцы одной из рук крепко вцепились в его джинсы, Нил моргнул — чуть заторможенно, потому что тело оцепенело от ужаса, — и все пропало. Бездна из цвета и грязи вновь стала обычной раздевалкой, а две раны сжались, уменьшились и уместились на лице высокой фигуры, пересекая один из нарисованных зеленых глаз. На штанине остались кровавые отпечатки ладоней.

Кевин Дэй — поломанный силуэт со шрамами татуировки римской двойки на скуле — примостился на телевизионной тумбе, разложив вокруг себя бумаги и длинные концы цепей, обхвативших его горло и руки. На левой темные проржавевшие звенья вросли в мясо и при каждом шевелении разрывали кожу, заставляя фантомную кровь течь и пачкать все вокруг. Вниз по тумбе, растекаясь на полу огромным, совершенно не реалистичным пятном, уже натекла целая лужа, напоминая, как больше восьми лет назад они стояли в ложе Замка Эвермор и вместе с Рико наблюдали, как Натан Веснински расчленяет человека. Нил чувствовал, как металлический запах заполняет ноздри, и его остро тянуло блевать.

Он боялся открыть рот из-за страха, что не сможет сдержать рвотный позыв и тогда точно не уйдет отсюда, потому что все будут за него беспокоиться, но все же спросил:

— Что ты тут делаешь? — с потаенным бешенством процедил Нил, с еще большей силой стискивая запястье и чуть сдвигая пальцы, чтобы скрутить кожу. Боли все еще было недостаточно. Пристальный взгляд Эндрю, внимательно отслеживающего все признаки зарождающегося нервного срыва, резал куда больнее.

— А ты чего рванул? — Кевин фыркнул, и Нилу очень сильно захотелось ему врезать прямо по рваным шрамам. В реальности это было бы не болезненней обычного удара по лицу, но мир Нила не был этой реальностью: тут можно подумать о том, как костяшки вскроют эти раны и в следующей момент из них потекла бы неестественно-красная кровь, от которой он не смог бы отмыть руки еще несколько дней.

Плевать, Господи, он просто хотел раскроить Кевину лицо за то, что тот посмел здесь появиться.

— Я первый спросил, — едва не рявкнул Нил, зло щуря глаза. Черный силуэт Эндрю почти незаметно переместился ближе к ним, явно готовясь к тому, чтобы разнимать драку и вернуть Нилу то, что он сделает с Кевином.

— Тренер тебе уже ответил, — от раздражения Кевина цепи тихонько звякнули. — Мы ждем, когда ты подпишешь контракт. Хватит уже тратить наше время.

Я точно его убью, подумал Нил, и, следуя за ходом его мыслей, вернувшиеся человечки раскрыли свои жуткие клыкастые пасти и впились острыми зубами в руки между витков цепей, пуская по звеньям кровь. Нил почувствовал себя немного отмщенным.

— Еще раз: я не буду подписывать контракт и играть с тобой в одной команде, — даже если ему до боли хотелось снова выйти на поле для экси, Нил не имел на это никакого права. Его мать слишком многое отдала за то, чтобы он выжил, и было бы кощунством по отношению к ней настолько бездарно все проебать.

Но кто бы еще его спрашивал. Разумеется, он в конце концов согласился.

Какой же он идиот.

• • •</p>

Его все-таки вырвало.

Пальцы до побелевших костяшек сжимали ободок унитаза, пока его желудок прижимался к позвоночнику в попытках, наверное, выдавить уже самого себя из тела, и Нил с отстраненной усталостью думал: когда же это все, наконец, закончится. Он почти час сидел в голой ванной одного из выставленных на продажу домиков, который занимал, когда не было возможности переночевать в школьной раздевалке, и, если говорить честно, откровенно заебался: легче не становилось совсем, его не рвало уже даже желчью, но он все равно не мог отползти в то, что в теории могло стать гостиной, и устроить гудящую голову на сумке, потому что, едва отодвигаясь от унитаза, чувствовал очередной рвотный позыв.

Это все была вина чертового Кевина Дэя с его идеей-фикс заиметь именно Нила в качестве инсайда для «Лисов». Будь он проклят, даже если не будет знать, за что именно.

В очередной раз склонившись над унитазом, чтобы немного покорчиться и в итоге сплюнуть скопившуюся слюну, Нил честно обдумывал возможность просто сорваться с места и исчезнуть в неизвестном направлении. Да, он уже подписал контракт, и теперь маленькая папка лежала возле его сумки, осуждающе смотря ему в спину нарисованными глазами, но что ему мешало? То, что он подведет Ваймака — человека, который действительно искренне хотел ему помочь? Подведет Кевина, из-за которого сейчас и выблевывает собственные внутренности, но который почти единственный помнит его настоящего?

Почему его вообще это волнует?

Его задачей всегда было исключительно выживание, и ничего больше. Он должен был бежать и выживать.

Нил хотел жить.

Он устало прислонился лбом к керамическому ободу и тяжело выдохнул, ощущая, как медленно и неохотно желудок возвращается на свое законное место и легкие начинают принимать чуть больше кислорода, позволяя ему нормально дышать. Не было человечков, не было крови, не было синяка — не было ничего, кроме всепоглощающей апатии, обхватывающей его горло каждый раз после очередного слишком сильного нервного срыва.

Иногда Нил думал, что проще позволить себе дойти до такого состояния, чем закидываться таблетками: апатия всегда была надежнее мутного спокойствия от транквилизаторов, потому что и без них, и других таблеток он не сваливался в паническую атаку даже тогда, когда должен был сделать это абсолютно точно; и апатия всегда поселялась пустотой под ребрами на куда больший срок, чем могли предложить любые таблетки. Нил был уверен, что не выйдет из этого около-овощного состояния еще минимум неделю; если повезет — до лета. Честно, он надеялся на последнее.

Нет, конечно, галлюцинации вернутся уже завтра. Но ему будет настолько плевать, что он не обратит на них ни малейшего внимания, даже если его сознание внезапно решит расчленить его самого или устроит ему прогулку по миру от третьего лица, не давая толком управлять своим телом. То, что нужно, с учетом того, что Пальметто виделся ему воплощением одного из самых страшных его кошмаров.

Нил так и сидел в этой полной обреченности позе, вяло гоняя мысли по одному и тому же кругу, пока ему действительно не стало плевать на все вокруг. Даже на то, что по стене расплывалась огромная кровавая надпись «ПАДАЙ».