Глава 12 (2/2)

— Рассчитываем на ее возвращение, — на удивление, ответил Стивен, на этот раз без улыбки. — Стало быть, ее судьба тебе снова небезразлична?

— Она больная, — констатировал Фредди. — Не скажу, что мне не все равно, просто многие ребята обсуждают это.

Он что-то набросал в зеленой тетради, но путешествие Сиенны по крыше оставалось главным событием.

— Если Сиенна вернется, то наверняка снова станет преследовать МакГреди и не давать ей прохода, — рассудил мальчик. — С уходом Сиенны она наконец вздохнула спокойнее и стала больше появляться на людях, — припомнил Фредди.

Отчасти это было правдой, и Оливия хотя бы начала принимать пищу за общим столом трижды в день.

И, честно говоря, лучше бы Фредди этого не видел.

Вокруг МакГреди теперь постоянно ошивались парни, а она будто не замечала внимания к себе.

Наверняка этому способствовала сама Сиенна, и теперь окружающие играли для МакГреди роль декораций, которым она не уделяла и взгляда.

Все это образовывало вечно жужжащий рой пчел, готовый защищать свою пчелиную королеву.

Фредди сперва не понимал такого массового интереса к девчонке и смеялся с этих парней, которые словно не замечали, что МакГреди на них даже не смотрит.

Он не представлял, что с кем-то она разговаривала по-дружески, делилась планами на день или успехами в учебе.

Фредди не мог представить ее такой.

В его воображении она всегда стояла боком и неприятно посмеивалась или говорила что-то вкрадчивое за спиной, или была расплывчатой фигурой на противоположном конце стола.

МакГреди была как чертов айсберг, такой далекий, странный, непривычный и диковинный для этих жарких мест. И словно каждый хотел прикоснуться к этой диковинке, но не все смогли хотя бы добраться, а те везунчики, что успели прикоснуться, получали в ответ лишь холод.

И никто не мог растопить этот лед, и неизвестно, что хранил айсберг под толщей темной воды.

И окружающих словно ничуть не отпугивала эта холодность, безэмоциональность, отрешенность и безучастность. Они не переставали тянуться снова и снова, не говорили: «эй, ты чертовски странная». МакГреди оставалась в центре внимания и даже не щурилась от света множества взглядов, направленных на нее.

Фредди не понимал, что притягивало других к этой странной, холодной, порой язвительной, непонятной и скрытной девчонке.

Умение хорошо играть в карты?

Постоянное отсутствие?

Что, черт возьми?

— Получается, Оливия МакГреди занимает большую часть твоих мыслей? — произнес Стив. — Ты много говоришь о ней.

— Все говорят о том, что произошло на крыше, — спокойно произнес Фредди.

Стив почему-то глубоко вздохнул.

— Фредерик, больше месяца прошло с того дня, — напомнил он. — Ты почти не рассказываешь об учебе или о чем-либо, кроме Оливии.

— Да потому что ничего и не происходит, — Фредди пожал плечами. — Учеба — ни хорошо, ни плохо, ни хвалят, ни ругают. Дежурства — по расписанию. Работа — нормально. Чучело –на месте, справляется хорошо. Мышеловки работают.

— Возможно, тебе стоит найти новое занятие? — предположил Стивен. — Ты хорошо освоился, наладил заработок, успешно справляешься с учебой и обязательными делами. Так, может, настало время развиваться?

— Не знаю, — ответил Фредди. — Ничего особо не привлекает.

— Ты так и не завел здесь друзей, — как бы между прочим упомянул Стив.

— И что? Думаете, МакГреди меня интересует, и я должен с ней подружиться, раз мне больше не о чем рассказать? — с вызовом спросил он. — Да к ней не подступиться, вокруг все время толпа. Я туда даже не сунусь.

— Я ничего не думаю, — ровным тоном ответил Стивен. — Пытаюсь понять, не скучаешь ли ты здесь.

— Нет, — заверил Фредди.

— А если бы Оливия была одна, ты бы изменил свое мнение?

Фредди сощурился и произнес:

— Вы что, думаете, она мне нравится? Ничуть! Наоборот, она не понравилась мне с первого вечера здесь, и до сих пор ничего не изменилось. МакГреди — высокомерная, наглая девчонка, которая упивается своим превосходством и не считает нужным удостоить даже взглядом тех, кто окружает ее. С ней невозможно нормально поговорить, и я не представляю, что такого нашли в ней остальные, чего не вижу я. Либо это они придурки и не замечают очевидного, либо это мне так не повезло, я чего-то не знаю или просто ей не понравился, и МакГреди на самом деле — душа компании, каких свет не видывал. В любом случае мне к черту не сдались такие друзья, как она!

Стивен лишь закивал, хотя к концу фразы голос Фредди начал повышаться.

И снова эти неприятные эмоции от разговора.

Это начинало раздражать.

Как и легкость, с которой Фредди разговаривает здесь и как продуктивно думается на этой проклятой кушетке.

Как будто в голову приходят уже сразу сформированные утверждения и факты, которых Фредди раньше не замечал и не мог додуматься самостоятельно.

Эмоции и мысли выходят наружу, прежде чем он успел бы их понять, сдержать или успокоить.

Предотвратить.

Фредди угрюмо поплелся в спальню, обдумывая это.

Ничего делать не хотелось, за окном снова полил дождь, хотя днем стояла духота.

Фредерик направился в душ, чтобы охладиться и попытаться конструктивно подумать вне волшебной комнатки Стива, пока свежи впечатления от разговора и воспоминания обо всем, что он там наговорил.

Оливия МакГреди ему не нравилась.

Явно и без сомнений.

Было просто смешно хотя бы представить себя среди тех многочисленных неудачников, которые постоянно за ней таскаются в надежде получить хоть немного внимания в ответ.

Фредди ни за что не станет таким.

Мальчик решительно закрыл краны и пошел за полотенцем.

Внутри стало спокойно и хорошо, словно Фредди нашел гармонию, признав и убедившись в своей неприязни к МакГреди.

С тех пор он перестал просыпаться раньше остальных.

Пришлось стоять вместе со всеми в общей очереди к умывальникам, зато впервые он чувствовал себя так хорошо.

Октябрь запомнился как приятный и ненапряженный месяц, за который не произошло ничего примечательного.

Накануне восемнадцатого октября Фредди сидел под большим деревом, прячась под дождевиком, и думал, что же сказать Стиву.

Попросту не прийти он не может, такой вариант исключался сразу, если Фредди хочет и дальше сохранить это спокойствие.

В голову пришла идея что-то специально натворить, но Фредди был не в духе нарываться на неприятности, уж очень спокойно и умиротворенно он себя чувствовал последний месяц.

За первой мыслью пришла вторая: нужно сделать что-то хорошее.

Записаться в кружок, сделать еще одно пугало для поля, нарисовать натюрморт…

Или хотя бы построить планы. Не обязательно их потом выполнять, главное — сказать завтра хоть что-то.

Фредди закрыл глаза и вдохнул запах дождя и влажной земли.

С крытой баскетбольной площадки доносились голоса и смех, что мешало думать, и Фредди недовольно уставился на площадку.

Под навесом дети прятались от дождя, гоняли мяч, громко смеясь, и сопровождали победными криками каждое попадание в кольцо.

На железных перилах в числе зрителей была и МакГреди. Она сидела спиной, и Фредди не смотрел специально, но узнал ее светлые волосы, что на этот раз не были собраны в пучок с карандашом.

Карандаш теперь был в ее руках. Оливия настолько умело вертела его между пальцев, что Фредди завороженно наблюдал, напрочь позабыв о недавних размышлениях.

Только однажды он видел, чтобы кто-то умел делать нечто подобное.

В десять лет Фредди был на праздничной ярмарке и попал на огненное шоу.

Смуглая красивая девушка в змеином костюме игралась с веревками, на концах которых горело пламя. Брюнетка извивалась и танцевала, огонь вихрем вился вокруг, но она не подпускала его к себе, контролируя пламя.

Фредди слишком хорошо запомнил девушку с огнем, и она еще долгое время не выходила из головы впечатленного мальчика, вызывая ощущение приятного давления где-то спереди внизу живота.

Хотелось потрогать танцовщицу, и чтобы она дотронулась в ответ.

Об этом воспоминании вдруг напомнила Фредерику МакГреди, выполняя не менее зрелищные трюки, только с обыкновенным карандашом.

Она, казалось, даже не замечала, что делает, таким привычным было это действие.

Совсем рядом сидели мальчики, и Фредерик впервые пожелал оказаться на их месте.

Оттуда все видно гораздо лучше и…

Фредди понял, что он не может позволить себе даже подойти и посмотреть вблизи.

Это виделось непозволительной роскошью, недоступной ему.

Как и на ярмарке, Фредди только и мог что сидеть и издалека наблюдать за ловкостью ее пальцев со стороны, в то время как окружающие парни больше следили за игрой, чем за МакГреди и ее карандашом, будто видели это каждый день и уже не удивлялись ловкости ее пальцев.

Настроение в одно мгновение испортилось.

Былые мысли вылетели из головы, вытесненные неприятными эмоциями.

Фредди, черт дери, завидовал, и ему это не понравилось.

Мало того, что зависть сама по себе была не самым приятным чувством, так еще вместе с этим он ощутил себя жалким неудачником, еще хуже тех, кем считал парней, на месте которых хотел бы сейчас оказаться.

Фредерик пошел в корпус, не замечая, что ступает прямо по лужам.

Даже прохладный душ не помог, еще и зазнобило в придачу.

Фредди добавил теплой воды, прижался щекой к прохладной кафельной стене и постарался ни о чем не думать.

Выкинуть из головы увиденное, забыть, игнорировать.

Зато будет о чем рассказать завтра…

О нет!

Фредди ни за что не расскажет, что думал о МакГреди в душе!

Это уже слишком.

Да и…

Все же было нормально, пока она не появилась перед глазами с этим чертовым карандашом!

Фредди злился на нее, на себя, что умудрился посмотреть куда не стоило, на вечно окружающих ее придурков, на Стива со своими беседами, на Сиенну, на танцовщицу с огнем в змеином костюме…

Он кутался в одеяло, стараясь уснуть, но отчего-то все еще знобило, и Фредди долго ворочался в попытках успокоиться и вытеснить злость…

Ему приснился сон, красочный и до невозможного реалистичный.

Они были в игровой, МакГреди сидела за покерным столом, но теперь уже Фредди стоял за ее спиной на месте Сиенны.

Безликие мальчики и парни постарше заняли стол, но Фредди смотрел лишь на нее.

Вместо карт МакГреди держала четыре стодолларовые купюры и могла не сомневаться, что выиграет партию.

У Фредди не получалось пошевелиться, он просто стоял позади и смотрел на остро заточенный карандаш, торчащий из светлых волос.

Фредди хотел протянуть руку и достать его, но МакГреди оказалась быстрее.

Она ловко выдернула карандаш из пучка и принялась быстро крутить между пальцев.

Теперь Фредди стоял ближе и видел лучше, но все еще находился за спиной, и лишь ее светлые волосы представали взору да рука, натренированная вытворять с карандашом всякие трюки.

Вдруг желтый карандаш загорелся, но МакГреди лишь засмеялась, и Фредди взбесил этот смех, надменный, холодный, будто она смеется над ним, высмеивает перед всеми его проигрыш, неумение, непопулярность…

Фредди вышел вперед, схватил МакГреди за руку в намерении сломать ее чертовы пальцы.

Он чувствовал холод руки и уже готов был сжать до хруста, но услышал вкрадчивый голос:

— Ты хочешь потанцевать?

Фредди огляделся.

Они стояли на сцене, на нем был фрак, а платье МакГреди сияло в свете прожекторов.

Она стояла сбоку от него, как у дверей игровой, но не спешила поворачиваться лицом.

— Ну же, мы на сцене, давай, Фредди, наш выход, — говорила Оливия, но Фредерик не умел танцевать и не готовил номер.

— Я не…

— Не умеешь? — догадалась МакГреди. — Ничего. Побудешь мишенью?

— Что? — воскликнул он в непонимании, но в следующее мгновение обнаружил себя на другом конце сцены, где МакГреди уже целилась в него кухонным ножом…

Фредди вздрогнул и проснулся в холодном поту, тяжело дыша.

Он спешно расстегнул пижамную рубашку, чтобы убедиться, что из груди не торчит нож.

Это всего лишь сон…

За завтраком он ничего не съел, буравя взглядом тарелку.

Поднимать глаза он не решался, перед лицом еще стояло выражение пустых чернеющих глазниц МакГреди, как явилось в кошмаре.

Одна из старших девчонок заметила это, приложила руку к его лбу и воскликнула:

— Да ты весь горишь!

Фредди заставили посетить штатного врача, где измерили температуру и дали лекарство.

Мальчик бормотал, что, возможно, простудился вчера на улице, и ему велели провести день в кровати.

Фредди не послушался. Он поднялся и пошел к Стивену, чувствуя себя обязанным явиться на беседу.

— Мне передали, что ты захворал, — на этот раз Фредерика встретили без улыбки. — Ты можешь прийти позже, а сегодняшний день уделить физическому здоровью.

— Нет, — твердо ответил Фредди.

— Что-то случилось? — обеспокоенно просил Стив, подошел и окинул гостя озабоченным взглядом.

Фредди нервно теребил костяшки пальцев.

Эмоции не давали покоя, и он кивнул.

Он уже пришел, да и Стив наверняка заметит нервозность.

— Проходи, — пригласил мужчина и принялся делать мальчику чай.

— Месяц был отличным, — начал Фредди. — До недавнего времени. Мне было так хорошо и спокойно… Я даже забыл, что мне нужно что-то здесь рассказать, и опомнился лишь вчера вечером. Подумал, не натворить ли чего, — он невесело усмехнулся. — Ввязаться в какую-нибудь заварушку… Да только это не в моем стиле.

Фредди взял со стола кем-то оставленную ручку и медленно покрутил между пальцев.

— А потом случилось это. Я видел, как она вытворяет все эти штуки, сидел позади и неблизко, но как же я хотел в тот момент оказаться рядом, как они все… Видеть каждое движение, наблюдать вблизи… Но я смеялся над ними, высмеивал всех этих идиотов, что ошиваются рядом, и вдруг сам захотел стать одним из них. Начал им завидовать… Это так неприятно, но слишком явно, чтобы отрицать или игнорировать. Все равно что отрубить себе руку и делать вид, что не больно…

Фредди усмехнулся, глотнул чая и продолжил:

— Мне кажется, они и правда не понимают. Не видят то, что вижу я. Относятся как к чему-то привычному, воспринимают как само собой разумеющееся. Раньше я думал, что они восхищаются, но теперь в этом не уверен. Кажется, я в очередной раз оказался неправ. Похоже, восхищаются вовсе не они.

Он засмеялся и отложил ручку обратно на столик.

— Вы скажете: так в чем проблема? Иди, заговори, подружись… Я не хочу быть как Сиенна, не хочу помешаться, выдавая желаемое за действительное. Правда очевидна: ей не нужны друзья, ей, черт дери, никто не нужен, и я не нужен, и все эти…

Фредди замолк, не найдя слов.

— Все в ней говорит: я выше вас, я лучше вас, я другая. Притом ей даже не нужно ничего делать, чтобы показать это, не нужно доказывать, бороться за первенство. Превосходство — все ее естество, ее суть. И мы — лишь вода, что безвольно плещется у подножия этого айсберга.

Фредди засмеялся снова и только сейчас заметил, что Стив смотрит на него по-другому, почти так же серьезно, как в вечер, когда Сиенну сняли с крыши.

— Что вы на меня так смотрите? — спросил Фредди. — Я говорю то, что думаю. Разве не в этом смысл наших встреч?

— Верно, — на удивление ровно произнес Стив. — Что вызвало у тебя такие мысли?

— Все, — не раздумывая ответил Фредерик. — Начиная с первого дня. Ее поразительная чертова догадливость, что заставила запомнить, отметить, замереть в опаске, лишь бы не выдать что-то еще. Прохладный, вкрадчивый голос, который ни с чем не перепутать. Мелодичный тембр. Надменность. Умение держаться. Непоколебимость. Сталь… Таинственность и это постоянное отсутствие. Все, что говорят о ней и с каким восхищением. Какой ее помнят. Эмоции, которые она вызывает у них. И у меня… Моя слабость и бесконтрольность. Принятие своей никчемности перед ней и подчинение этому. Эти пальцы… Все, что я вижу, и что остается за пределами досягаемости. Все, что может она и не могу я. Разрыв, пропасть между нами. Она заставляет меня думать о ней, не делая для этого ничего. Отсутствуя. Существуя. Я думаю о том, чего нет. А потом она появляется и заставляет пожалеть о том, что у меня есть глаза. Я правда жалею, я бы хотел ничего не видеть, не помнить и не знать. Чтобы мне не говорили ничего о ней, и я попросту жил, не задаваясь вопросами, не испытывая тягу узнать, увидеть, заметить, рассмотреть…

Голос Фредди дрогнул, в горле совсем пересохло, и он выпил остатки чая.

— Здесь жарко. Можно открыть окно?

— У тебя поднялась температура, — Стив протянул ему маленькую белую таблетку. — Выпей это и иди, пожалуйста, в кровать.

Фредди не стал спорить.

Он чувствовал себя уставшим, даже измотанным, хотя проснулся совсем недавно.

Запив лекарство водой, мальчик добрался до кровати, как было велено, и заснул.