Чувства (Джеддит/Адалерт) (2/2)

Внезапно чужое отстранение задевало не только самолюбие, но и что-то, что давно было похоронено в тёмных глубинах его души.

— Смертный влюблён в тебя, — на мрачный вопрос Адалерта «что ты ему наговорил?» Сын Ночи отозвался с бесстрастным равнодушием. — Но он боится, что ты отвергнешь его. Старый прагматичный архидемон — смертный опасается, что его чувства тебе не нужны. Что ты держишь его рядом с собой лишь из корыстной выгоды, и когда он явит перед тобой свою слабость и искренность, ты решишь избавиться от него. Но ты слишком важен для него, ты стал для него всем миром, и потеря твоего покровительства для него станет ударом, который он не сможет пережить. Поэтому он жертвует тем, что считает малым и ненужным, даже если это причиняет ему ещё больше страданий, чтобы не потерять то, что действительно ему важно.

— И что мне с этим делать? — Адалерт нахмурился, откровенно растерянный услышанным, на что Сын Ночи ответил с едва различимой тенью насмешки:

— Ты мне скажи, что ты хочешь с этим сделать. Насколько для тебя действительно ценен этот смертный и что ты сам чувствуешь по отношению к нему.

Адалерт не знал, что именно он чувствовал к Джеддиту, но Джеддит был полезен и определённо ценен. У него было множество полезных талантов, но кроме прагматичной пользы, с ним было приятно даже чисто по-человечески. Возможно, он по-своему привык к этому смертному и даже привязался к нему, поэтому-то полученная информация так обескураживала, а чужое отстранение, откровенно говоря, причиняло известный дискомфорт. Что ж, стоило как обычно взять ситуацию в свои руки.

— Джеддит, — он позвал смертного спокойно и властно, и тот вздрогнул, с удивлением посмотрев на мастера. Выглядел уставшим и отрешённым, и Адалерт недовольно сжал губы в тонкую полоску. — Я знаю, о чём ты говорил со Скией. И я хочу сказать, что я принимаю тебя. В конце концов, это Ад, здесь никому нет дела до чужих отношений.

— Ну да, — Джеддит отвёл глаза, откликнувшись вяло, и неуютно повёл плечами. — Но у меня же чувства… Это так… по-человечески. Слабо. Демонам ведь не нужны все эти человеческие глупости, они над ними скорее посмеются, и я не хочу, чтобы из-за этого наши отношения пострадали и ты бросил меня…

— Ты слишком ценен, чтобы бездумно разбрасываться такими кадрами, — фыркнул в ответ Адалерт и уверенно припечатал: — Мне сложно понять твои чувства, но я готов принять их. С тобой приятно не только с прагматичной точки зрения. Мне нравится именно твоё внимание, и я хочу продолжать получать его. Кроме того, ты отдаёшь мне столько энергии, и секс с тобой хорош — глупцом был бы тот, кто не ценил всё это, отвергнув лишь потому, что к простому прагматизму вдруг примешались чувства. Возможно, так даже будет лучше? Ещё больше отдачи и энергии, и верности, и стараний в работе — я хочу это увидеть, и я хочу это получить, Джеддит, — его глаза хищно блеснули, и смертный осторожно и неуверенно посмотрел на него.

Он шмыгнул носом, снова стыдливо отведя взгляд. Потоптался на месте, а после тихо неуверенно спросил:

— Могу ли я, в таком случае, обнять тебя?

Адалерт издал смешок, и подойдя ближе, властно схватил Джеддита за подбородок, поднимая его голову и заставляя посмотреть в глаза. И прежде чем тот успел удивиться, наклонился, крепко и уверенно поцеловав его, вкладывая в поцелуй весь свой голод и власть, чувствуя, как горячие руки человека осторожно обвили его талию.

— Таких верных подопечных найти очень сложно, так что место я тебе уже подготовил, — отстранившись, он также властно прижал Джеддита к себе. — У меня на тебя планы, так что хочешь ты этого или нет, ты останешься со мной навечно.

— Для меня нет награды желаннее, чем провести с тобой вечность, господин, — вполне искренне ответил смертный, ткнувшись носом в сгиб шеи мастера, вдыхая его запах и расслабляясь в его руках.

Он всё ещё не был уверен, мог ли «в открытую» любить Адалерта, но тот, кажется, не отвергал его чувства, выбирая для себя принятие. Что ж, в таком случае, Джеддит готов был отдавать даже больше того, что отдавал раньше, полный верности и любви, которые принадлежали лишь мастеру и никому больше.