Глава 2. О понимании (2/2)

— Костя! Дня не прошло! — вздыхает вымученно Федя.

— А что такого? Музыку послушать нельзя?

— Далеко не все разделяют твой вкус. Даже мне он не нравится. А тут ты в чужой стране, когда вокруг много людей, с которыми нам соседствовать ещё неопределённое время. Он обещал в следующий раз пожаловаться в управление. И я думаю, что он сделает это раньше, не дожидаясь момента, когда ты снова захочешь послушать музыку.

Федя прикрывает глаза, успокаиваясь. Просит Костю отнести пакеты на кухню, и пока Кучаев раскладывает продукты по полкам холодильника, Федя молча сверлит его взглядом, после чего заявляет:

— Как закончишь, начнём заниматься. Ты обязан знать язык, — Федя говорит с предельной серьёзностью, словно от Костиных успехов зависит многое. Косте остаётся только согласно кивнуть, готовясь к тому, что, кажется, ему всё же придётся тратить большую часть дня на немецкий.

***</p>

Чалову явно стоило задуматься над профессией репетитора или просто учителя, а не изучать эту свою информатику. За последний год Федя сумел найти у Кости не только присутствие ума, но и заставил осознать многие школьные предметы. Сейчас, вот, дошла очередь до немецкого. Это уже не какая-то геометрия, где достаточно показать несколько примеров задач и выучить важные формулы, которые потом можно вертеть по-разному, подставляя под условия. Здесь надо знать грамматику, правильно произносить слова, уметь их понимать и пользоваться этим всем позже.

Со школы Костя помнит по-немецки ничего. Неудивительно, сложно научиться чему-то за два года, особенно если на уроках предпочитаешь болтать со своими друзьями и заниматься чем угодно, кроме самого урока. Костя даже устные зачёты сдавал через раз, просто запоминая, как нужно открыть рот в одном и другом моменте, но совершенно не отдавая себе отчёта, о чём он вообще говорит. С английским, впрочем, Костя поступал так же. Его он знал на уровне трёх классов образования, то есть алфавит и пару простейших конструкций из серии: «Лондон — столица Великобритании. Меня зовут Константин Кучаев, мне восемнадцать лет, я родился в России, в Москве».

Федя, наверное, педагог от Бога, не иначе. Он настолько спокоен, хотя ещё час назад орал на какого-то парня в подъезде, что Косте периодически немного неуютно. Однако в процессе дальнейших занятий Федя иногда, видимо, всё же вспоминает те самые слова и снова преисполняется злостью.

— Кучаев, сколько можно отдыхать? Ты до сих пор ничего не запомнил, а уже два часа дня, — возмущается Федя, видя, как Костя снова углубляется в свой телефон, чтобы ответить одному из друзей. — Потом пообщаешься, есть дела поважнее.

Сначала Костя слушается с первого раза, но чем дальше, тем всё сильнее ему перестаёт нравиться такой подход. А если Косте что-то не нравится, то он предпочитает не тратить на это время. Когда Федя снова не даёт ему отдохнуть хотя бы полчаса после того, как заставил прослушать какой-то невразумительный отрывок беседы двух людей в кафе и перевести основную мысль сказанного, Костя прямо спрашивает:

— Что тебе сказал тот ебанутый, что ты теперь намереваешься побить мировой рекорд по обучению человека языку с нуля?

— Рекорд я не побью, потому что ты совершенно не стараешься.

— Ты издеваешься? Я делаю всё, что могу. Но я, знаешь ли, могу устать. И я устал, — произносит Костя, скрещивая руки на груди и откидываясь на спинку дивана. — Дай мне хотя бы уложить в голове это.

— У нас мало времени.

— И что? Мне теперь надо умереть?

— От немецкого ещё никто не умирал.

— Тебе легко говорить, ты учил его на протяжении всей жизни! Всё, Федя, или ты сейчас же говоришь мне, что случилось, или я... — Костя думает, какая угроза окажется более влиятельной. — Я никогда больше не буду учить немецкий и начну просто сидеть на твоей шее!

Федя вздыхает. Во-первых, он не очень-то верит, что Костя действительно способен выучить немецкий. Таланта к языкам у него никакого, как ни старайся, ни убивайся. Только личное желание Кости, наверное, поможет справиться, и то не факт. Во-вторых, Федя и сам устал повторять по сто раз одно и то же, но ведь в этом смысл обучения. В-третьих, если быть совсем честными, в том случае, когда Костя действительно решит просто сидеть на Фединой шее, Федя сразу же отправит его обратно в Москву. То, что они друг друга любят, не значит, что теперь кому-то можно просто ничего не делать, живя за чужой счёт. Федя это терпеть не намерен. Он хочет нормальных отношений.

— Тот парень решил, что мы с тобой гастарбайтеры, потому что ты не говоришь по-немецки, — произносит, наконец, Федя. — Он посоветовал нам с тобой убираться в Нойкёльн, а это район, как я тебе говорил, где живут, в основном, только иммигранты.

— Он ебанутый? — удивляется Костя. — Я пойду поговорю с ним. Где он живёт? Над нами? — Костя практически встаёт с дивана, но Федя удерживает его за руку.

— Мало нам угроз про управление, давай сразу окажемся в полиции? Нет, Костя, надо быть выше этого. Ты сам говорил, что тебе нужен язык, чтобы устроиться на работу...

— А тебе нужно, чтобы я его знал, чтобы всякие идиоты не считали, что мы иммигранты? — Кости замирает на мгновение, что-то обдумывая. — Подожди, ты... Ты что, согласен с ним?

— С кем?

— Ну, с тем парнем. Если его слова так на тебя повлияли, и ты хочешь, чтобы я выглядел в глазах какого-то хера с горы не гастарбайтером... Федя, тебе за меня стыдно, что ли?

— Нет, конечно, с чего ты взял?

Костя кивает медленно. Это было логично, особенно в контексте Феди, и Костя чувствовал, что однажды они обязательно столкнуться с такой проблемой. Они слишком разные друг для друга, а Федя слишком последователен в своих взглядах. Конечно, ему хочется, чтобы Костя был другим, и если не в действительности, то хотя бы внешне и для окружающих. Феде не нравится Костино прошлое, и он будет бороться с ним упорно и бесконечно.

— Я просто не хочу, чтобы любой человек мог оскорбить нас без причины, — объясняет Федя. — Я хочу, чтобы к нам нормально относились. И дело не в том, что ты не такой, Кость, просто я пытаюсь помочь тебе. Ты же приехал сюда ради меня, бросив всё. Я не позволю какому-то... — Федя вздыхает, делая усилие, — какому-то приёбнутому козлу разговаривать с тобой в таком тоне, называть тебя так, говорить о тебе при тебе же такое.

Получается, эти несколько недель Федя пытался защитить Костю от постороннего мнения? Легче Косте от этой мысли почему-то не становится. Наверное, потому что он привык, что это ему нужно кого-то защищать. У них с друзьями, в гаражном братстве, было принято горой стоять друг за друга, но Костя никогда не попадал в ситуации, когда ему требовалась бы защита.

Странное чувство, когда кто-то о тебе беспокоится таким образом. Ещё странней, когда он об этом не говорит, хотя, казалось бы, что в этом такого?

— Если бы мне было за тебя стыдно, ты бы сейчас тут не сидел, — говорит Федя, двигаясь ближе. Он обхватывает руками Костю за плечи, прижимаясь губами к щеке.

— Да не ври, ты точно много раз меня стыдился, — усмехается Костя.

— Нет. Только твоих придурочных друзей. Вот с них хочется пробить рукой лицо зачастую.

— Разве я не такой же, как мои друзья?

— Ты всегда был другим.

Костя удивлённо смотрит на Федю, ожидая пояснений. Тот обещает рассказать позже, когда наступит подходящий момент для подобных разговоров. Косте почему-то кажется, что на ожидания уйдут годы, ведь обычно ударяются в воспоминания только люди, прожившие друг с другом лет по десять. Впрочем, это говорит о том, что Федя, как минимум, планирует провести столько времени вместе с ним вместе.

Через три с половиной месяца Костя уже понимает многое на немецком и даже способен строить несложные конструкции для разговоров. Его можно отправить в магазин, не боясь, что он не поймёт, когда кассирша спросит, нужен ли пакет за десять центов. Правда, после того, как Федя начал учиться, немецкий Косте пришлось постигать самому. Оказалось, что Костя вполне способен проявлять самостоятельность в подобных вопросах. И то, каких успехов он достиг без посторонней помощи, заставляет Федю им точно гордиться.

Через четыре месяца, ещё немного освоившись в Берлине и, в частности, в Марцане, Костя начинает поиск работы. Поскольку образования у него нет, ему доступны самые простые варианты, вроде уборщика помещений, да и то не каждого офиса, или продавца-кассира в каком-нибудь кафе. Не то чтобы Косте принципиально занять более высокую должность где-либо, свои возможности он оценивает довольно трезво, но всё-таки вдруг внезапно начать мыть полы... Словно он действительно какой-то гастарбайтер. Костя тяжело думает.

За все эти четыре месяца Федя с Костей нередко сталкиваются со своим соседом сверху. Сначала они обходят его стороной, гордо не обращая внимание, потому что только общаться им ещё не хватало. А потом соседу приходится вновь спуститься к их квартире, но на этот раз не из-за очередного Костиного концерта «Касты», который, к слову, действительно, время от времени всё же звучал, пока Феди не было дома, а за одной просьбой.

— Вы знаете, что наш подъезд собираются перекрашивать? Нужно проголосовать за цвет стен. Многие выбирают тёмно-коричневый, но это же просто отвратительно. Я считаю, что нужно активнее голосовать за песочный. Вы не могли бы присоединиться к голосованию?

— Мнение гастарбайтеров из Нойкёльна теперь тоже учитывается? — саркастически поднимает брови в удивлении Федя. — Хорошо. Песочный так песочный.

— Я, возможно, хотел бы принести извинения за тот разговор несколько месяцев назад. Мне не стоило так резко высказываться о вас. Да и любимая музыка вашего парня не всегда настолько ужасна.

— Моего парня?

— Я подумал, что... Извините. Давайте забудем. Предлагаю начать сначала. Итак, я ваш сосед сверху, Мартин Кан, — парень протягивает Феде руку.

— Фёдор Чалов. А моего соседа по квартире зовут Константин.

Кажется, Мартину удаётся убедить большую часть дома в том, что песочный цвет стен в подъезде всё-таки куда лучше тёмно-коричневого, потому что именно им всё же собираются красить. А ещё Мартин больше не угрожает пожаловаться в управление, когда кто-то из его соседей снизу слушает музыку в своё удовольствие.