Часть 3 (1/2)

Хелейна знает, какими должны быть поцелуи с Эймондом. Но наблюдать что-то в видениях будущего и переживать самой — совсем разные вещи. Ощущения сильно разнятся, и ее прошибает эмоциями мгновенно, как только их губы впервые соприкасаются. В этом есть нечто правильное, хотя она знает, что в других семьях нет традиции женить между собой кровных родственников. Ее избранником должен стать Эйгон, но, даже если бы они были совсем обычными, Хелейна все равно обратила бы взор лишь на Эймонда.

Целовать его сейчас — меньшее, что она может предложить в обмен на его спокойствие. Мнимое и короткое, оно легко сменится новым приступом бессильной ярости уже на следующий день, когда Эймонд увидит за завтраком извечно самодовольное лицо старшего брата, но сейчас все это неважно. Хелейна подаётся ближе, цепляется ватными пальцами за плечо Эймонда, позволяя ему плавно перекатиться и сменить положение. Его сильное тело вжимается в ее собственное, ладонь оказывается где-то чуть выше талии с такой хваткой, что едва не хрустят ребра, но она позволяет и это, понимая, что самоконтроль Эймонда является и без того хлипким в этот момент.

Раньше мама говорила, что Хелейна легко сможет очаровать всех придворных лордов, если захочет, если проявит к ним хотя бы малую долю того внимания, которое уделяется жукам и драконам, но Хелейне это не нужно. Ей важно было лишь то, что она может выловить Эймонда в компаньоны для утренних полётов. Может замечать его восторженные глаза и все прикосновения, якобы невзначай. Тактильность между ними всегда была подобием тайного языка, Эймонд часто приходил к ней, особенно после того, как потерял глаз, чтобы уложить светлую голову на колени и послушать массу забавных историй. Засыпать и просыпаться в его объятиях было лучшей из привычек того времени, пока Алисента не запретила им проводить вместе ночи.

Но сейчас его касания выжигают метки на коже Хелейны. Они — драконы, и это чувствуется нутром. Нечто, сродни предвкушению от полёта, захватывает ее с головой, поэтому Хелейна ловит губами желанный вдох, раскаленным пламенем попадающий в легкие, и выгибает шею, подставляясь под поцелуи Эймонда, все больше напоминающие требовательные укусы. В глубине души ей хочется иметь на себе такое клеймо, хочется видеть его отпечаток на своем теле на утро, чтобы удостовериться в том, что все происходящее было реально. Но у Хелейны нет желания оправдываться за свою невинность перед любопытной матерью или кем-то еще, поэтому она аккуратно забирается пальцами к затылку брата и чуть оттягивает прядь волос, без слов прося сделать паузу.

У нее есть и другой способ дать ему желаемое подтверждение того, что они действительно переходят на новый виток их взаимоотношений. Хелейна хочет спросить, как долго брат хранит чувства к ней, но оставляет слова внутри. Доля интриги позволит раззадорить интерес сильнее впоследствии. Куда важнее для нее то, что детская привязанность Эймонда станет той, которую он сможет пронести на годы вперед, укрепив и приумножив. Хелейна видела их вдвоем там, во время Танца, видела, как они хоронили их старшего сына вместе. Боль от будущей потери и сейчас ощущается тяжёлым весом на плечах, но она еще тешит себя надеждой на то, что существует шанс избежать войны. Хелейна пыталась изменить и другое, помешать той драке, чтобы Эймонд не потерял глаз и не возненавидел Люка, но не успела, не сумев сопоставить все факты вовремя.

— Думаешь, нам не стоит? — с долей опаски уточняет Эймонд, трактующий затянувшуюся паузу по-своему. Он внимательно разглядывает лицо сестры в лунном свете и любуется вновь, стараясь отвлечься от тревоги, которая противным звоном бьёт по сознанию. Больше всего на свете он боится, что сейчас Хелейна скажет, что все это было ошибкой. Что он неправильно все воспринял и поторопился, и…

— Они будут твоими, — Хелейна перебивает, кожей ощущая чужое волнение, и поэтому успокаивающе оглаживает Эймонда по щекам. Она так долго носит правду в себе, несколько лет уже, что теперь испытывает настоящее облегчение. — Я видела их, близнецов. Они будут от тебя. Не от Эйгона, — ее голос слегка подрагивает от эмоций, а уголки губ заметно расходятся в стороны, выдавая желание улыбнуться. — Поэтому тебе не нужно переживать из-за него. Даже если я выйду замуж за Эйгона, мои чувства к тебе не угаснут.

Позже, когда Эймонд остается один, проводив сестру на рассвете, его губы болят от поцелуев, а соседняя подушка все еще хранит миндальный запах ее волос. Голова совсем пустая — мысли текут ленивой рекой, затуманенные густым счастьем, таким неразбавленным, что Эймонд чувствует нехватку кислорода при каждом вдохе. О таком развитии событий сегодняшнего дня он и мечтать не мог. У него давно были фантазии о том, что однажды он не выдержит и наконец придет к Хелейне, скажет ей всю правду о том, что хочет жениться на ней, потому что влюблен до беспамятства, но сейчас его не оставляет ощущение подмены. Что это она его опередила. Эймонд сделал первый шаг, но это она пришла к нему.

Новость о том, что сестра видела их вместе во снах, радует его особенно. Под кожей вспыхивает интерес, и он непременно расспросит ее подробнее о деталях позже. Сама мысль о том, что у них будут общие дети, пронизывает его благоговейным трепетом насквозь. Эймонд не думает о том, займёт ли роль мужа или любовника для Хелейны, — весь фокусируется на основном факте. Их дети, их наследники. Когда он представляет крохотную девчушку с лицом Хелейны, его губы плывут в широкой улыбке, полной любви и принятия. Безграничное счастье омрачается тем, что существующие традиции никуда не исчезли, но Эймонд заставляет себя обдумать это в другое время. Может, раз в жизни Визерис учтёт пожелания не только Рейниры, но и его.

Подобные эмоции, настолько сильно переполняющие, будоражащие до кончиков пальцев, в последний раз были у Эймонда в ночь, когда он получил Вхагар. Полет на ней был сравним с ощущением того, что он уложил весь Вестерос к своим ногам. Эймонд приблизился к богам в собственных глазах, и Хелейна вновь подарила ему это чувство. Ему нравилось, временами, держать свою влюбленность в тайне, чтобы ловить отголоски эмоциональных горок каждый раз, когда ему удавалось урвать ее драгоценное внимание, но периоды жалости к себе или ярости — вовсе не то, что Эймонд хотел бы пережить снова. Раньше ему казалось, что лучше бы он проникся влюблённостью к любой другой девушке при дворе, но теперь он ничуть не жалеет о том, что сердце когда-то выбрало именно Хелейну.

***</p>

— Я думал, вы с этим завязали. Или крошка-Эймонд наконец перестал быть мямлей и осмелился сделать что-то?

Эйгон появляется перед дверью Хелейны будто из пустоты, оценивающе разглядывая ее растрепанный вид и излишне сверкающие глаза, и удовлетворенно хмыкает, осознав, что ему удалось застать сестру врасплох. Он проходит в ее комнату первым, как в свою собственную, и даже из вежливости не делает вид, что происходит нечто новое. Еще недавно его нужно было заставлять прийти сюда или хотя бы просто сесть рядом с ней за завтраком. Хелейна оглядывается назад, вот-вот готовая повернуть обратно в покои Эймонда, но перебарывает неуютный дискомфорт, так что идет следом, оставаясь с Эйгоном наедине, пока первые лучи солнца уже несмело заглядывают в комнату.

Тот оказывается рядом неожиданно близко. Теснит ее к двери, вторгается в личное пространство совершенно грубым образом. Неуместным — и от этого по коже бегут пугливые мурашки. Хелейна чувствует его дыхание на своих щеках и неосознанно задерживает собственное, лишь бы избавить рецепторы от этого навязчивого запаха вина. Эйгон стоит против света так, что она видит лишь половину его лица, всматривается в бездонные зрачки и напрягается еще сильнее от того неприкрытого любопытства, которое читает в них. Хелейна знает, что брат ей не навредит, но чужая взбалмошность легко может выйти ей боком. Эйгон никогда не обладал терпением или хорошим самоконтролем даже в трезвом виде.

— Ты знаешь, который час? Почему ты не у себя, не развлекаешься с очередной служанкой?