Глава 2/3 (1/1)

Пробуждение на следующее утро вышло медленным и ленивым, они начали целоваться еще до того, как Баки успел открыть глаза, теплые, голые и довольные под одним одеялом, а потом снова кончили, медленно и бездумно потираясь друг о друга животами и бедрами, поглаживая друг друга так нежно, что это ощущалось почти как ласка, как сон, только слаще.В конце концов Стив повернулся, и, следуя за его телом, Баки позволил сдвинуть себя с места, когда тот потянулся через край кровати, чтобы нащупать часы и проверить время.—?Девять часов,?— сказал Стив, явно довольный, и Баки уткнулся лицом ему в подмышку, глубоко дыша и наплевав на то, насколько шумными были его вдохи.Оба они были липкими, грязными и потными, но запах их тел просто пьянил; он делал сонным и веселым одновременно, однако стоило покинуть теплый стеганый кокон, как он немедленно растворился бы в неподвижном воздухе крошечной квартирки Стива, как будто его никогда и не было.Стив выманил Баки из постели, пообещав завтрак в кафешке в нескольких кварталах от дома; они по очереди сходили в ванную в конце коридора, чтобы принять душ, и Стив одолжил Баки слегка великоватую рубашку, которая выглядела забавно, заправленная в его хорошие брюки, которые он надел накануне вечером, прежде чем отправиться в гости.Когда они покинули квартиру на этот раз, то пошли вместе, однако держась на расстоянии друг от друга, достаточном, чтобы между ними могла идти женщина. Баки хотелось бы ловить взгляд Стива, обмениваться с ним легкими улыбками, целовать его, касаться тыльной стороны больших ладоней, прижиматься лицом к массивным плечам, но он бы никогда этого не сделал, поэтому засунул руки поглубже в карманы пиджака, пряча их и свое желание так глубоко, пока не почувствовал, как швы растягиваются под давлением костяшек пальцев.Забегаловка была крошечной, тесной и переполненной, но им повезло занять освободившуюся по счастливой случайности кабинку, в которой осталась растрепанная на вид, но вполне читабельная газета, и ей можно было заняться до того момента, пока один из измученных разносчиков не заметил бы их.Когда они уселись, их колени соприкоснулись, потому что ноги Стива были слишком длинными, так что Баки даже не пошевелился, когда почувствовал, что их колени трутся друг о друга, тем более, что все равно отодвигаться было некуда. Другие мужчины за другими столами наверняка тоже были вынуждены соприкасаться коленями. Не они одни касались друг друга подобным образом.Стив разделил газету на отдельные страницы, положив комиксы перед собой лицевой стороной вверх.—?Что хочешь? Спорт?—?Давай,?— согласился Баки, протягивая руку за газетными листами. —?Посмотри заодно, какие фильмы идут,?— велел он, уже просматривая спортивные новости в поисках самого интересного заголовка.—?В ?Пляже? идет ?Бауэри Баккарус?*,?— непривычно легкомысленно бросил Стив.Шутник доморощенный.Баки резко развернул свою половину газеты, чтобы скрыть лицо Стива, и, ворча, вернулся к чтению статьи на первой полосе о футбольной команде Нотр-Дам. Смех Стива был тихим, но Баки все равно услышал его.К тому времени, когда словно помятый мужчина в фартуке принял их заказ, они уже решили пойти на ранний сеанс ?Мамаша в трико?** в кинотеатре ?Олби? на Декалбе и снова погрузились в чтение, ожидая кофе и еду. Баки был одновременно благодарен за барьер из газетного листа и за то, что нога Стива все время касалась его, и, стоило Стиву согнуть ее или самому Баки качнуть коленом или шаркнуть ботинками, как раздавался тихий шорох соприкасающейся одежды. Он подумал, что вид Стива, такого золотоволосого и реального на ярком свету, посреди многолюдного пространства за пределами сумрачной квартирки мог оказаться слишком подавляющим, и ему хватало просто знать, что Стив был там, по ту сторону газеты.Однако когда пришлось свернуть газету и отложить ее в сторону, чтобы можно было заняться завтраком, все оказалось куда лучше, чем Баки себе представлял. Стив выглядел нормальным, по-настоящему красивым, но мужественным парнем, а Баки так и так давно уже создал образ абсолютно обычного, но выразительного и обаятельного юноши. Ничего другого увидеть было нельзя.Утолив первый голод, они принялись болтать, прихлебывая крепкий кофе из тяжелых керамических кружек и с жадностью поглощая картофель, сосиски и яичницу.—?Так что,?— начал Баки, в который раз изучая Стива, одетого опрятно и скромно в белую рубашку с заштопанным воротником,?— ты рисуешь?Он подумал о том листе газетной бумаги, покрытом крошечными набросками его самого, чинящего радио.—?Немного,?— ответил Стив, макая корочку хлеба в жидкий желток.Он выглядел таким серьезным, каким Баки никогда его не видел, и тот мог только сказать, что что-то изменилось, по движению его рта, секундной гримаске, дернувшей его щеку.Баки кивнул, принимая ответ, немного поскреб вилкой по тарелке и снова заговорил:—?Меня еще никто никогда не рисовал. Я имею в виду, кроме моих младших братьев и сестры. Ну, в смысле, по-настоящему, как ты. Я даже не заметил, пока не закончил с этими проводами.Стив пожал плечами, но линия его рта снова смягчилась.—?Ты был сосредоточен на том, чем занимался,?— ответил он, но прозвучало это как-то иначе, особенно когда Стив быстро глянул на Баки голубыми глазами.—?Это круто, вот и все,?— подытожил Баки. —?Должно быть, поэтому ты и хранишь все эти комиксы.На суровых губах Стива появилась искренняя улыбка.—?Они мне никогда не надоедали,?— сказал он с явным удовольствием. —?Я читаю их с тех пор, как был ребенком, и не планирую прекращать.—?А вот на сломанное радио тебе плевать,?— поддразнил его Баки. —?Разве ты не знаешь, что у всех лучших комиксов есть своя собственная радиопрограмма?Стив пожал плечами:—?Мне нравятся рисунки. И краски,?— признался он, опустив голову.Баки совсем недавно обнаружил в нем намек на застенчивость и наслаждался смущенным выражением на всегда спокойном и сдержанном лице Стива, как будто Стив признался в какой-то глупой странной вещи, хотя на самом деле это было совсем не так.Они продолжили говорить о комиксах, пока ели, преодолевая собственную неловкость. Оба любили героев в костюмах, с особыми способностями и оружием, и Стив, казалось, знал все: каждую мелкую деталь, каждую сюжетную линию и второстепенного персонажа из каждой истории, как будто аляпистые страницы открывались в его мозгу в ту же секунду, когда он думал о них.Баки предполагал, что Стив любил комиксы, поскольку под кроватью?— единственном островке беспорядка в его спартански аккуратной квартире?— вместе со всякими другими книгами у него хранилась целая стопка разноцветных журнальчиков, но он и не представлял себе, что Стив был ходячей энциклопедией комиксов. Он видел сухие сдержанные брошюры о профсоюзах и рабочем классе и полагал, что комиксы?— не более чем мимолетное увлечение.Говоря о комиксах, Стив откровенно веселился, улыбался, словно они только что потрахались, оставаясь игривым и легкомысленным, а не привычно суровым. Он выглядел моложе, и Баки задумался, сколько же ему на самом деле лет, исполнилось ли тридцать или еще нет, и понял, что никак не может определиться. Говоря о Супермене, Стив выглядел юным, у него сияли глаза, и он принимался беспокойно барабанить пальцами по липкому столику, разделявшему их с Баки. Но в следующее мгновение он уже пил кофе из своей кружки и смотрел в запотевшие грязные окна закусочной сдержанно и серьезно, и Баки казалось, что он невероятно стар.Наконец любопытство победило чувство приличия, и Баки спросил, дождавшись паузы:—?А сколько тебе лет?Стив поставил кружку на стол, выглядя немного озадаченным.—?Двадцать семь,?— коротко ответил он.Баки кивнул:—?Похоже на правду,?— сказал он и поймал хмурый взгляд Стива. —?Я просто никак не могу сам сказать точно. Иногда мне кажется, что ты не так уж и стар. Иногда наоборот.Стив бросил на него насмешливый взгляд.—?Ну и ну, спасибо на добром слове, дружище.Пожав плечами, Баки сунул в рот остатки яичницы и запил их последним глотком кофе.—?Это из-за лица,?— пояснил он.Наконец Стив расплатился за еду и после неторопливой бесцельной прогулки купил билеты в кино, пока Баки пересчитывал сдачу за две содовых. Он ожидал, что они сядут в задней части зала, но Стив прошел в самый центр и уселся, а потом они наблюдали, как заполняются места вокруг них, пока свет оставался все еще включен, а экран был пустым и серым.Они говорили о своих любимых фильмах: Баки любил мюзиклы и комедии, веселые танцы и романтические поцелуи, но Стиву нравились более серьезные драмы и криминальные истории, такие, в которых оркестровая музыка дрожала в такт блеклой черно-белой картинкой.—?Я бы с удовольствием посмотрел действительно хороший фильм о космических путешествиях,?— сказал Баки, выслушав рассказ Стива о фильме ?Глубокий сон?***.Стив посмотрел на Баки, и тот подумал, не нежность ли проглянула сквозь тонкие морщинки в уголках его рта.—?Космос, говоришь?Баки откинулся назад, прислонившись головой к твердому металлическому изгибу спинки, и уставился на замысловатые завитки на потолке. За этим вычурным потолком и тяжелым мраком непригодного из-за городского смога к дыханию воздуха горели те же самые звезды, что и в Индиане, рассмотреть сияние которых по-настоящему можно было только в открытом поле, где не было ничего, кроме травы, нескошенного хлеба, коров, деревянных домов да холодной воды на многие мили вокруг.—?Да,?— медленно произнес он, думая о том, что это была одна из немногих вещей, которой Нью-Йорк не сумел его впечатлить. —?Я об этом думаю. Представляю себе, что нахожусь на Марсе. Нет ничего лучше этого. Если бы человек мог отправиться на Марс, он бы вышел из космического корабля совершенно другим, понимаешь? После такого ты уже никогда не будешь прежним. Все изменится.Он посмотрел на Стива, немного смущенный, порозовевший от своего собственного странного приступа откровенности, но в выражении лица Стива ничего не намекало на то, что он посчитал слова Баки глупыми или ребячливыми. На самом деле Баки даже сильнее уверился в его благосклонности. Их колени слегка соприкоснулись: нога Стива придвинулась ближе к его ноге, появилось ощущение тепла, но быстро исчезло, и пальцы Баки вздрогнули, так сильно захотелось ему взять Стива за руку.Они сидели отдельно и все же вместе в медленно заполняющемся зале с желтыми огнями, сияющими над головой, положив руки на колени и ожидая начала фильма. Ощущение было странное: поход в кино был свиданием, но лишенным всяких признаков свидания, полным только самой глубинной интимности. Они подолгу смотрели друг другу в глаза в мерцающих отблесках света с экрана, а еще Баки сдвинул ногу так, что его изогнувшаяся под острым углом лодыжка позволила ему прижаться ботинком к грубому ботинку Стива. Казалось, сам воздух между их икрами и коленями был полон электричества, жаркого и колючего, словно в их брюки были вшиты электрические провода, находившиеся под напряжением и посылавшие разряды прямиком Баки в мозг.В ушах у него стоял постоянный гул, настолько сильный, что Баки только успевал моргать, пока на экране кинохроника сменялась предваряющими фильм короткометражками, а потом и во время самого фильма, реагируя только на движения Стива рядом с ним. Одного едва заметного беспокойного движения крупного мужчины в узком кресле рядом было достаточно, чтобы взгляд Баки принимался метаться по экрану, пытаясь нагнать происходящее. Он обнаружил, что не может сидеть совершенно неподвижно, постоянно ерзая из-за того, что у него немного болела задница после вчерашнего траха. По крайней мере, это оправдывало его беспокойное поведение, и Баки попутно размышлял, думал ли Стив о сексе всякий раз, когда он ворочался в соседнем кресле.Выйдя из кинотеатра, они несколько мгновений постояли в стороне от входа возле киноафиш, засунув руки в карманы и покачиваясь на каблуках. Баки моргал, отвыкнув от внезапно яркого света, который лился от него со всех сторон, только сейчас почувствовав себя ошеломленным… ошеломленным чем-то, чего он никак не мог понять по-настоящему.—?Как тебе фильм? Понравился? —?спросил Стив.Он тоже щурился, однако теперь они смотрели друг на друга, а не на неторопливую толчею на полных прохожих тротуарах.—?Да вроде как.Когда их глаза достаточно привыкли к неяркому осеннему свету, Стив оттолкнулся от стены, и Баки молча последовал за ним обратно к многоквартирному дому, стараясь шагать так же широко. Он чувствовал себя таким измученным, словно уже наступил поздний вечер, но на самом деле была середина дня, тротуары кишели людьми, торопившимися по поручениям и шедших к друзьям.Когда они вернулись в квартиру Стива, восхитительно тесную и уединенную, Баки потянул Стива, взявшись за руку и куртку, и тот послушно последовал за ним, пока не прижался спиной к двери, и Баки смог приникнуть к его груди. Стив посмотрел вниз, свесив длинный нос к запрокинотому лицу Баки, неподвижный, как камень, словно он чего-то ждал.Так что Баки позволил себе еще немного навалиться на Стива и тянулся вверх до тех пор, пока они не начали целоваться, и он взял инициативу на себя, прикасаясь ко рту Стива губами медленно и осторожно. С самого утра ему хотелось поцеловать Стива вот так, но он не мог, поэтому сейчас был не в силах удержаться, как только выдалась возможность. Поцелуй был горьковато-сладким на вкус, с легким привкусом лимонада в глубине горячего рта, полный медленных движений языка, с плотно зажмуренными глазами, потому что Баки не мог вынести того, каким красивым Стив казался ему, особенно когда они не могли смотреть друг на друга все время так, как хотелось.К тому времени, как их поцелуй сошел на нет, растаяв, как леденец на языке, Баки уже ощущал легкую дрожь желания, которая заставляла вставать дыбом волоски у него на шее, но он лишь дернул Стива за лацканы пиджака и на долгое мгновение зарылся лицом в его рубашку, позволив ему обнять себя крепкими руками за талию. Все объятия, о которых он мечтал сегодня на протяжении дня, слились в этом моменте. Баки ослабил хватку на пиджаке Стива как раз в тот момент, когда кольцо его рук начало ослабевать, и они разошлись слегка, и Баки оттолкнулся и нашел свою собственную опору.Стив посмотрел на часы.?— Почти три.Баки уже сбрасывал куртку и ботинки.—?Мы могли бы приготовить ужин,?— предложил он. —?Пожалуй, я мог бы остаться еще на одну ночь.Он чувствовал себя немного глупо, спросив сразу и напрямую, но он не мог иначе, не тогда, когда так сильно хотел этого. Баки был уверен, что Стив тоже этого хотел, потому что тот сразу согласился и направился мимо Баки в кухонный угол квартиры, где стоял отмытый дочиста стол, и принялся рыться в шкафах.На одной из тарелок лежали остатки говядины в густом застывшем жире; еще Баки нашел консервированные овощи и две пригоршни грязной картошки. В крошечном буфете отыскался скудный запас специй, и, похоже, Стив был совсем не против рагу из всех этих остатков, когда Баки предложил.Стив с огромной скоростью почистил и порезал картошку, очистки так и летели из-под его овощечистки; он покончил с этим прежде, чем Баки закончил с холодной говядиной, нарезав ее на крупные неровные куски, которые отправились вариться в бульон.С полными слез глазами Баки нарезал лук, пока Стив открывал консервированные овощи. Из-за влаги его ресницы слиплись, мешая разглядеть лук, который он резал. Поскольку они готовили тушеное мясо, то это не играло роли, лук все равно разварился бы, поэтому он покромсал его кое-как, оставив лежать на тарелке бесформенной кучей, пока смывал жгучий сок с пальцев, все еще пытаясь проморгаться.Плеснув водой в лицо, он слепо повернулся и обтер его о рукав рубашки Стива, рассмеявшись, когда тот слегка оттолкнул его локтем.Они свалили все в большую кастрюлю с водой, бульоном, чуть посолили и поперчили, слегка помешали в течение нескольких минут и отошли от горячей плиты. Несмотря на осень, ни одного из них не тянуло к огню, чтобы согреться, и их тушеное мясо, простое и незамысловатое, ничем не похожее на густую, похожую на соус смесь, которую готовила мать Баки, практически не требовало их внимания, пока тихо булькало само по себе.Вместо этого они снова оказались в кровати, постепенно избавляясь от помятой одежды, пока целовались под одеялом. Они обменялись медленными, ленивыми минетами; Баки отсасывал Стиву до тех пор, пока у него не заболела челюсть, а губы не онемели от трения. Они горели к тому времени, когда Стив наконец излился в его усталый рот. После нескольких мгновений, во время которых Стив задыхался и стонал в оргазме, он поднял и швырнул Баки плашмя на середину кровати, а потом отсосал ему медленно и мокро, пока Баки не почувствовал, что вот-вот развалится на части. Он кончил, когда Стив принялся потирать насухую его еще болезненный вход, его просто перетряхнуло от силы ощущений, в то время пока Стив работал ртом до тех пор, пока не стало почти больно.Они еще немного повалялись. Баки почти уснул, уткнувшись лицом в подмышку Стива, где жесткие волосы и чистый запах пота щекотали ему нос даже в дрёме, одновременно пытаясь понять по дыханию, спит ли Стив, но не поднимая головы, чтобы увидеть наверняка.К тому времени, как они снова выбрались из постели, солнце садилось, и за окном почти наступили сумерки. Они натянули трусы и пижамные рубашки, кое-как застегнув их. Стив нарезал последний кусок хлеба, а Баки положил половником тушеного мяса в две миски, и, вернувшись к кровати, они осторожно уселись, скрестив ноги, на продавленный в середине матрас. Тарелка в руках грела пальцы, скомканное стеганое одеяло и простыни щекотали голые колени, а Стив сидел прямо напротив Баки, похожий на золотоволосого Адониса, кажущегося крупнее в странном зеркальном отражении. Баки почувствовал, что не может насытиться этом видом.Стив смотрел на него так же, как всегда, но Баки уже научился распознавать нежность, написанную на его лице, крошечную улыбку в уголке плотно сжатого рта, едва заметный узор гусиных лапок у краешков небесно-голубых глаз, взгляд которых, казалось, становился глубже, когда Стив смотрел на Баки.На подбородке у Баки собралось немного тушеного мяса, но его руки были заняты миской и куском хлеба, поэтому он посмотрел на Стива, улыбаясь так широко, что, казалось, его лицо вот-вот треснет.—?Грязнуля,?— сказал Стив, но это не прозвучало осуждающе, его сдержанный голос был слишком тих для этого, а гнусавый акцент прозвучал непривычно протяжно, когда он оглядел Баки с ног до головы.Пожав плечами, Баки отвел миску с тушеным мясом от лица, чтобы вытереть подбородок тыльной стороной ладони. Он посмотрел на себя сверху вниз, жестикулируя тарелкой. Его трусы задрались с одной стороны и неудобно пережали яйца, давя на них швом. Рубашка Стива, которую он получил взаймы, была расстегнута до середины груди, расстегнутые рукава болтались вокруг запястий. Если бы он облизал губы, то почувствовал бы вкус тушеного мяса поверх густого кисловатого вкуса спермы Стива там, где она выплеснулась ему на лицо.Стив выглядел не лучше. Баки видел, что его губы все еще оставались чуть припухшими, сменив обычный розовый цвет на почти алый. Волосы были взъерошены, как солома, на подбородке вылезла щетина. Он неправильно застегнул рубашку, и она распахнулась над мускулистым животом и бежавшей вниз медовой дорожкой.—?Сам такой, приятель,?— ответил Баки, и Стив улыбнулся искренней, настоящей улыбкой, которая засияла на его лице, великолепная и блестящая.***В понедельник и четверг вечером Стива никогда не бывало дома. По понедельникам он ходил на собрания профсоюзов, а по четвергам встречался с друзьями. По вторникам за общим ужином (Стив наконец-то купил второй стул, но оставил прежний столик) Баки выслушивал методичный отчет о собрании. Незадолго до их встречи Стива избрали председателем местного профсоюза, и его занимали бесконечные проблемы, которые он всегда обсуждал с Баки, никогда не раздражаясь, когда Баки задавал сто первый вопрос обо всем этом. Он вытаскивал из-под кровати книги и толстые журналы со статьями, притягивал Баки к себе на колени и указывал на отрывки, пока они потягивали виски из одного стакана на двоих.Обычно, сидя так, Стив обнимал Баки за талию, а тот клал руку ему спину, перебирая пальцами по выступающим позвонкам и путаясь ими в жестких волосах на затылке. Иногда Стив прижимался лицом к спине Баки, жарко дыша сквозь рубашку; иногда сам Баки удивлял его, начав влажно сопеть ему в шею посреди обсуждения каких-нибудь социалистических заповедей.Дело дошло до того, что Баки проводил большую часть свободного времени у Стива; если это был не понедельник или вторник и если он не работал, то, скорее всего, сидел где-то рядом с ним. Он любил оставаться на ночь в постели Стива, закутавшись в его пижаму и используя грудь Стива в качестве подушки. Ему нравилось, что Стив освободил место под кроватью для постоянно прибывающей стопки научно-фантастических журналов Баки, которые начинали выглядеть потрепанными быстрее, чем публикации Стива в поддержку профсоюзов, отчасти потому, что Баки нередко засыпал за чтением. Стив был слишком аккуратен, чтобы устраиваться для сна подбородком на своих журналах.Секс тоже стал мягче и привычнее, как потрепанные журналы. Несмотря на то, что Баки никогда не хватало Стива досыта (он чувствовал себя так, словно ему снова четырнадцать или пятнадцать, когда он никак не мог заставить себя держать руки от собственных гениталий подальше), все было наполнено особым смыслом, а не так, как с незнакомцами, даже смотреть на которых порой было неловко. Баки казалось, что их связывает тонкая, подобная рыболовной леске прочная нить раз, за разом притягивавшая их друг к другу едва заметными, нежнейшими рывками. Стив, менее открытый, чем Баки, не говорил даже вполовину так много, как он, но всегда касался Баки так, что это было похоже на валентинки на коже. Даже в самые разнузданные моменты, полные определенной грубости, спровоцированной их взаимным желанием, они оставались нежными друг с другом.Они перезимовали в квартире Стива. Ни у того, ни у другого не было родственников в Бруклине, так что на Рождество они расстались для вечернего богослужения (службы в Украинской Православной церкви длились несколько дней, но, по крайней мере, она не была переполнена армией детей, как Ирландская церковь Стива), и встретились снова в квартире Стива, как только службы закончились.—?Тебе нужна омела,?— сказал Баки, одетый только в трусы и держащий веточку омелы у изголовья кровати. —?Дай-ка мне бечевку,?— приказал он.Стив сердито взглянул на него, но достал из одного из своих содержавшихся в полном порядке ящиков моток бечевки и отрезал от него кусок ножом.—?Ума не приложу, с чего это вдруг мне нужна омела, чтобы поцеловать тебя в собственной постели.—?Ты не понимаешь,?— ответил Баки, обвязывая простой коричневый шнурок вокруг зеленых веток, прежде чем накинуть петлю на выступ. Он завязал самый простой узел, да и омела выглядела слегка растрепанной. На рождество его мать вешала обычно ровную, красивую связку, а не такой веник, но он все равно заставил Баки улыбнуться. —?Может быть, мне нужен предлог, чтобы провести всю ночь, целуя тебя, Стив,?— закончил он, глядя на Стива через голое плечо.Стив скрестил руки на обнаженной груди; он выглядел как всегда мускулистым, огромным и невероятно сильным, но мягкое выражение на его лице заставило Баки внутренне вздрогнуть.—?Не думаю, что тебе нужен повод для этого, Бак.Но он с готовностью лег в постель под омелу, и они заснули липкие и голые, так и не отлепив полуоткрытые рты друг от друга. Когда они проснулись под веселый гомон взволнованных детей в коридоре и над их головами, то обменялись подарками, все еще уютно лежа в постели.У Баки было не так уж много свободных денег; почти все, что он зарабатывал, он отправлял домой матери, братьям и сестре, стараясь тратить на себя как можно меньше. Ему хотелось бы отложить побольше на подарок для Стива, но, судя по новостям из дома, Ребекка все еще пыталась найти работу поприличнее, а младшие братья оставались слишком малы, чтобы заработать больше, чем мелочь на карманные расходы. Так что его денег хватило только на то, чтобы купить Стиву пачку самых лучших цветных карандашей и блокнот для рисования. Ему хотелось бы подарить что-нибудь получше, но приходилось утешать себя тем, что и это было куда приятнее, чем дешевая газетная бумага и рассыпающиеся под пальцами угольные палочки.Вручив подарок, Баки смущенно откинул волосы со лба, глядя, как Стив снимает дешевую красную бумагу, в которую тот был завернут. Он казался таким глупым и ничтожным по сравнению с тем, какое огромное значение играл для него Стив.Стив провел широким большим пальцем по цветным карандашам, от красного до синего и зеленого.—?Давненько я не пользовался такими хорошими карандашами, как эти,?— сказал он, и Баки проследил за движением его пальца, скользнувшего назад, от зеленого к синему и красному. —?Спасибо, лапушка,?— тихо поблагодарил Стив, и Баки поднял голову как раз вовремя, чтобы тот поцеловал его, целомудренно и тепло.Взамен он вручил Баки картонную коробочку, украшенную кособоким бантиком с длинными петлями из той же простой бечевки, на которую они вешали свою омелу. Когда Баки потянул за шнурок и откинул крышку, он увидел наручные часы-хронометр, новенькие, блестящие, серебристые, с двумя дополнительными циферблатами, расположенными на круглом белом циферблате с черными цифрами и красными делениями.Это было намного, намного лучше того, что он когда-либо смог бы себе позволить, даже если бы вообще задался мыслью приобрести такую дорогую вещь. Баки пришло в голову, что подобные часы мог бы подарить ему отец. Но Джордж Барнс был мертв, а вот Стив… Стив позаботился о том, в чем Баки до сих пор даже не испытывал потребности.—?Господи, Стив,?— сказал он, дотрагиваясь кончиками пальцев до колесиков сбоку. —?Это слишком.—?Нет,?— коротко возразил Стив, вытаскивая часы из коробки, которую Баки держал в руках. —?Не слишком. —?Он обернул коричневый кожаный ремешок вокруг запястья Баки и застегнул пряжку. —?Тебе нужны часы.Баки покрутил запястьем так и эдак, когда Стив отпустил его, любуясь, как свет отражается от стекла и лакированного кожаного ремешка. Поднеся часы к глазам, он попытался разглядеть каждую мельчайшую деталь.—?Господи,?— выдохнул он счастливо и поцеловал Стива в благодарность.С января по февраль им пришлось сидеть взаперти под вой непрекращающихся метелей, пока все тротуары были покрыты ледяной грязью. Окно и дверь пришлось завешивать тряпками, чтобы порывы холодного воздуха не проникали в щели, а по ночам они стали надевать фланелевые пижамы и шерстяные носки, даже когда спали вместе.На День Святого Валентина Баки преподнес Стиву любовное стихотворение, которое переписал из библиотечной книги своим лучшим почерком; Стив вручил ему нарисованную от руки открытку, раскрашенную карандашами и подписанную ?ББ от СГР?. Они вместе приготовили ужин, выпили полбутылки дешевого виски и трахались до потери сознания, и оба забили наутро на церковную службу, что особенно для Стива было весьма необычно.Баки по-прежнему проводил часть недели в собственной квартире. Стив никогда не возражал против его появления, но он, как правило, так мало говорил о своих собственных предпочтениях и желаниях, что Баки боялся просить о большем, опасаясь, что однажды Стив скажет ?нет?. Половина недели казалась ему вполне приемлемым компромиссом, хотя сам он предпочел бы забраться к Стиву за пазуху и больше никогда не высовываться оттуда.Впрочем, не все было безоблачно. Зима давила на обоих, порой делая их обоих раздражительными. Баки беспокоился о своей матери, сестре и братьях. Стив слишком беспокоился по поводу своего профсоюза и подолгу писал статьи и заметки для ежеквартального бюллетеня. Баки это быстро надоедало, и он принимался подкалывать Стива. Тот был дерьмовым собеседником.Иногда, когда Баки внутренне останавливался, обдумывая свою ситуацию (обычно в то время, когда Стив торчал за кухонным столом, листая заметки с последнего собрания, а Баки пялился на потрескавшуюся штукатурку, комиксы и книги, отброшенные от скуки, а ветер резко свистел за окном), он чувствовал затаенную боль. Он скучал по танцам, по тому, как ходил по улице, обнимая девушку за шею и бездумно целуя ее там, где все могли их увидеть. Если они со Стивом куда-нибудь выходили: выпить в баре, перекусить в закусочной или автомате, то всегда помнили о том, что должны держаться на расстоянии друг от друга. Вся интимность, существовавшая в квартире Стива, безжалостно уничтожалась, превращая их просто в двух мужчин, сидящих в неуютной тишине, в то время как мир беспечно двигался вокруг них.Но, как правило, он мог без труда стряхнуть подобные мысли и отправить их куда-нибудь на пыльный чердак; если он подолгу лежал в постели Стива, глядя в никуда, то в конце концов тот забирался к нему, оборачивался вокруг и целовал до тех пор, пока Баки не начинал чувствовать себя хорошо, а не плохо.