Часть 1 (2/2)
* * *</p>
— Прошу, проходите, — наконец-то гостям позволили зайти, но радости для этого было мало.
Во главе прихожей стояли все трое представителей дома Кимов.
— Добро пожаловать, — мать Су ехидно ухмыльнулась и бросила «случайный взгляд» на подол своего платья.
Намёк был не из тонких.
— Рад приветствовать многоуважаемых родителей моей невесты, — Чону пришлось взять всю волю в кулак и опуститься на колено перед матерью, а после уже перед отцом семьи. Все действо сопровождалось довольными ухмылками взрослых.
— Вы настроены серьёзно, — ядовито улыбнулась мать. — Видимо, ваши земли в настолько ужасном положении, что сам правитель севера склонился перед нами на колени, но что уж поделать, любовь она такая, превращает людей в глупцов без возможности на гордость, — это был её триумф, она так долго ждала этого момента, что никак не могла нарадоваться происходящему.
Желваки забегали на челюсти Чона, но он держался, держался изо всех сил, стараясь оставаться равнодушным, хотя это и было тяжело: прямо сейчас его втаптывали в грязь без шанса на реабилитацию.
— Дорогая, ну что же поделать, раз молодые так влюблены друг в друга, — с таким же упоением продолжал отец, представляя, в какой ад превратит их дочь жизнь стоящего напротив. — Джису, поприветствуй же своего жениха, — все взгляды присутствующих были направлены на виновницу торжества.
В прошлый раз графиня надменно заставила будущего мужа целовать подол и её платья, но в этот раз она пришла исправлять свои ошибки, так что ожидаемой реакции не последовало.
— Рада приветствовать, господин Чон, — она лишь слегка поклонилась, стараясь не изменять своему надменному выражению лица. Ей приходилось держать баланс между родителями и Чоном, что за любую ошибку в дальнейшем отправит её в темницу. Внятного плана так придумать и не удалось, поэтому Су старалась действовать осторожно.
— Когда мы сможем отправиться на север? — вероятность остаться в поместье, наполненном презрением к нему самому и всем его людям, не особо-то и вдохновляла.
— Куда же вам спешить от нас? — мать считала, что веселье должно было продолжаться.
Су и самой не особо хотелось оставаться в поместье, что так навевало воспоминания о всех ужасных временах её сумасшествия.
— Матушка, отец, мне кажется, отправься мы сегодня, то у меня было бы больше времени пообщаться с будущим женихом, — она улыбнулась, словно змея, пытаясь заверить родителей, что и без них веселье будет продолжаться.
Так и было бы, не переживи она прежние мучения и смерть.
— Ты права, родная, тогда прикажу прислуге собрать все твои вещи и запрячь карету, — тут же поняв замысел дочери, отец не мог остаться в стороне.
— Нет нужды, у нас есть своя карета, — вступился Чон, не желая брать ничего от юга.
— Вы, что, повезёте её, как дикари, в своих захудалых повозках? — рассмеялась Госпожа дома.
В ответ Чон лишь продолжал сохранять спокойствие.
— Я думаю, если я поеду с мужем, то это скрасит все недостатки, — Су улыбалась, а в груди сердце щемило от страха, что родители продолжат глумиться над Чоном и потом это всё придётся разгребать именно ей.
В этой жизни она была готова на всё, лишь бы вновь не попасть в объятия костлявой карги-смерти.
— Как скажешь, дорогая, — не смея противиться воле дочери, родители смирились и лишь надеялись, что жизнь северного правителя превратится в настоящий ад.
* * *</p>
Вещи были собраны и загружены в северной экипаж. Джису оставалось только стоять и ждать, когда её пригласят пройти в каретку и наконец-то отправиться на север, где её ждал не особо дружелюбный приём, хотя в сравнении с тем, как Чона приняли в её поместье, там, казалось, не так и плохо было. Особого плана так и не было в голове. Втереться в доверие было главной задачей, но вопрос оставался открытым, — как же это сделать. У девушки были много мыслей на этот счёт. Резко притвориться милой было бы слишком глупо, да и Чонгук был не так слеп: тут же подумал бы, что она лишь играется с ним в какие-то свои игры. Так точно нельзя было поступить. Оставаться холодной тоже было бы опрометчиво, у неё было не так много времени, чтобы избежать плачевного финала и спасти свою задницу от уготованный темницы.
Влюбить в себя? Эта мысль крутилась, не давая покоя. Но как это было сделать? Слишком сложно вообразить, что после всего случившегося северное сердце застучит в одном ритме с южным.
«Может, просто переспать с ним и родить ребёнка? Тогда меня точно не тронут», — уже от полного отчаяния бредовые мысли начали залезать в голову герцогини.
— Прошу вас, наша карета не такая роскошная, но, надеюсь, я смогу скрасить ваше пребывание в ней, — с таким же беспристрастными лицом Чон пригласил будущую жену зайти внутрь, преждевременно, конечно, не предложив руку. Он помнил слова, сказанные в тот день, что прикасаться к ней он не имел никакого права. Он уяснил всё с первого раза.
— Благодарю, — Су уместилась напротив Чонгука, и карета отправилась в путь, увозя девушку в место, где она встретила свои последние дни до смерти.
Стоило только колёсам застучать, как карета погрузилась в тишину. Молодые люди сидели друг напротив друга и молчали, смотря по разные стороны в окна. Им не о чем было говорить. Они были совершенно чужими, такими разными, как заснеженные горы и солнечные улочки столицы, потому и молчали, не имея ни словца за пазухой.
— Сегодня вы необыкновенно спокойная, — на удивление, Чон заговорил первым, ему хотелось раскусить, что же такое грандиозное задумала герцогиня.
— На удивление, хорошее настроение, будто бы заново родилась, поверите? Ну не чудо ли? — съязвила она, не отрывая взгляда от окна, будто прощаясь с югом, ведь она знала, что вернуться сюда живой будет очень сложно.
— И впрямь, чудо, — лицо сидящего напротив никак не отреагировало на язвительный ответ, парень продолжал всматриваться в изящные черты лица Су, так и пытаясь распознать подвох.
— Вы так смотрите на меня, будто глазами раздеваете, — карие глаза оторвались от окна и взглянули прямо на Чона. — Думала, я вам настолько отвратительна, что и взгляда не кинете.
— Разве не вы говорили, что я отродье, не смеющее вас возжелать? — в этот раз беспрестанное лицо озарилось ухмылкой.
— Можете, я разрешаю, — герцогиня подалась чуть вперёд. — Хоть здесь и сейчас, в этой карете, хотите?
Подобный ответ поставил Чонгука в тупик. Такого он точно не ожидал.
— Графиня Ким, что за игры вы ведёте?
— На выживание.
— Смотрю, вы и впрямь в хорошем настроении, раз без перебоя язвите, — он лишь слегка ухмыльнулся, надеясь, что приподнятое расположение духа у молодой девушки продержится как можно дольше, сегодня ему уж точно хватило унижений.
— Иногда и звёзды так сходятся, что я могу быть хорошей, — она лишь хмыкнула, не желая продолжать беседу. Не из-за своего высокомерия, а из-за неумения вести подобные беседы. Как бы Джису ни старалась быть мягкой, получалось не слишком уж и удачно. Она просто-напросто не умела быть такой.
Время утекало сквозь пальцы, дорога не кончалась, а между будущими супругами всё так и висела гробовая тишина.
Неожиданно колёса напоролись на камень, и карета шатнулась, переворачивая находившихся в ней герцога и герцогиню.
Су подалась вперёд, чуть не скатившись в ноги Чона, а он же, в свою очередь, поспешил протянуть руку помощи, но, опомнившись, тут же отдёрнул её.
— Вы в порядке? — с равнодушием спросил он, зная, что сидящей напротив девушке было абсолютно наплевать на него и на все его попытки помочь.
Для неё он был лишь отродьем.
— Вы так резко отдёрнули руку, будто бы я укусила вас, — возвращаясь на место и поправляя платье, ответила Ким, но тут же вспомнила свою пламенную речь в саду, из-за которой Чон так и опасался даже притронуться к ней. — Не бойтесь, я больше не кусаюсь, — понимая безвыходность своего положения, она лишь опёрлась на руку, обречённо вздохнула и вновь устремила свой взгляд за окно.
Зимние пейзажи расстилались вдали, горы, заваленные снегом, и деревянные домики близлежащих деревень виднелись по обе стороны дороги. Местные жители, только завидев экипаж герцога, тут же отвлекались от дел и приветствовали его широкими улыбками, но, завидев в стёклах кареты герцогиню, вся радость стиралась с лица и появлялось уже новое чувство, — сожаление.
Ким Джису не любили на севере. Она была аристократкой из высшего южного общества, а отношения между севером и югом были достаточно натянутые. В тёплых краях жили все сливки общества, чьи взгляды были высокомерны, надменны и с ноткой насмешки, здесь же жили простые люди, о жизни и судьбе которых заботился лишь один человек, — Чон Чонгук, — герцог, на плечи которого по наследству перешла власть и ответственность за все заснеженные равнины и людей, что однажды мечтали почувствовать яркое палящее солнце в сердцах.
— Кажется, мне не особо и рады, — отвыкнуть от язвительной манеры было сложновато, но Су старалась изо всех сил и сдерживала себя, понимая, насколько ценный приз стоял на кону.
Ничего ценнее жизни не было. По крайней мере, в этот раз.
— Они наслышаны о вас, — с прискорбием сообщил Чон, понимая, что и сама сидящая напротив прекрасно знала об этом. — И люди здесь, на севере, не особо жалуют южан, что росли всю жизнь с золотой ложкой во рту, думаю, им нужно будет время, чтобы привыкнуть к новым реалиям, — была ли это попытка утешить герцогиню или просто личная надежда Чонгука, никто не знал на самом деле.
— Думаете, они смогут принять меня? — будто ребёнок, с какой-то надеждой, спросила Ким.
Чон удивился: он никогда не видел настолько отличную сторону личности всеми известной герцогини Ким Джису, что славилась своими злодеяниями на всю империю.
Су же, в свою очередь, была искренней. Она, как ребёнок, живущий в семье аристократов, что даже не уделяли ей внимания, всегда мечтала быть нужной, быть признанной и незаменимой, но с возрастом это желание переросло в жалкие попытки привлечения к себе внимания, пускай и такими жестокими методами.
— Если вы постараетесь, то они откроют свои души и вам, — успокаивающими тоном ответил парень.
— Думаю, слухи обо мне расходятся намного быстрее моего присутствия, так что не удивлюсь, если каждый из этих людей смотрит на вас с сочувствием, — она тяжело вздохнула, уже больше погрузившись в свои размышления, нежели разговаривая с Чоном. — Не повезло же так, взять в жёны сумасшедшую стерву, что будет изменять вам и тратить деньги на личные прихоти, — Су не замечала того, как потеряно и без капли понимания происходящего смотрел на неё сидящий напротив. — Я лишь красивая игрушка, так позвольте жить, и я буду самой покорной куклой, какая только была у вас, — после сказанного она резко опомнилась и широко распахнула глаза, мысленно проклиная себя за все слова, что только что слетали со слегка подрагивающих от холода губ.
Чонгук молчал, не находя слов на ответ.
— Забудьте, что я только что сказала, это лишь игра, в которую мне так захотелось поиграть с вами, — карие глаза снова вонзились в окно, а губы, что раньше лишь несли в себе злой умысел, расплылись в сочувственной улыбке.
Ким Джису боялась сидящего напротив до дрожи, но больше всего она боялась себя, готовую на самые безрассудное поступки ради выживания в своём личном аду.