Часть 1 (2/2)

Шрам цокнул и упал на кровать, натягивая одеяло по самые уши. Диктор хмыкнул.

— Скоро тебя переведут отсюда. Радуйся, Первый, там прекрасный вид на, такие любимые тобой, эксперименты. Больше не придётся прятаться в симуляциях. Ты рад?

Красный даже не шевельнулся. Лишь тихо дышал, стараясь чтобы даже грудь не вздымалась. Дальше слов не последовало. Видимо, Диктор отключился. Следом отключился и Шрам, будучи ещё слишком слабым.

***</p>

Всё оставшееся время Красный помнит плохо. Он сидел в своей новой камере, думал и проклинал Диктора. А ещё вспоминал о погибших братьях.

В такие моменты на красных глазах всё время наворачивались слёзы, а самого клона начинало трясти. Он снова не смог их спасти. И даже хуже — самолично повёл их на верную смерть.

— Какой же ты идиот, Шрам, — говорил он сам себе и постепенно начинал понимать Шизо.

Из-за всего этого Красный даже чуть не пропустил момент для идеального побега. Однако всё пошло по плану и теперь Шрам имел возможность спокойно выбираться из своего заточения.

Но Красный даже не знал, хорошо ли это — теперь он снова наблюдал за тем, как клоны умирали на экспериментах и снова ничего не мог сделать. Лишь глаза становились всё краснее, а волосы — седее.

Когда Первый в очередной раз выбирался из симуляции, сжимая кулаки так, что ногти расцарапывали кожу в кровь, на глаза ему попалась какая-то тетрадь. Шрам даже не знал, умеет ли читать, однако всё же взял её и открыл.

Почерк был очень резким и угловатым, что усложняло попытки прочтения. Но Красный усердно напрягал глаза и вчитывался в каждую строчку, словно на одном дыхании.

Тетрадь (а именно личный дневник) принадлежал Диктору. Вернее, Тому. Так его звали. Однако Шрам не спешил верить. Помимо всего прочего, там говорилось и об его исходнике — Роберте. И если всё это ещё звучало настоящим, то история о благих намерениях <s>Диктора</s> Тома — нет.

И был только один вариант, как узнать, что правда, а что — нет. Спросить у Тома самому.