IV. – часть 1 (1/2)
– Животное.
Джунмён чувствует сквозь сон, почти сразу просыпаясь, ласковый поцелуй куда-то в коленку, и поддаётся, просыпаясь окончательно, когда муж выпутывает его из одеяла окончательно, подминая под себя.
– Это как вовремя мы отправили малого к моим родителям, а!
Джунмён смеётся на его замечание и довольно прикрывает глаза, закидывая руки ему за шею, и едва Джонин тянется поближе, чтобы накрыть его губы поцелуем, расслабляется окончательно, скидывая все маски притворства, выдыхая с облегчением, потому что это жутко утомляет бо́льшую часть времени – подбирать и мерить эмоции.
А в такие моменты с ним можно просто быть собой, что бы это собой не представляло: разговаривать не словами, не бояться, что реакция какая-то недостаточно искренняя или наоборот переигранная, не думать о том, уместно ли то или иное действие в данной ситуации. Джунмён не знает, что он видит на его лице в такие моменты, но ему это и не важно, как и не важно, если честно, Джонину тоже. Джунмён знает одно – их обоих это устраивает.
Его – так и подавно!
Потому что, подминая под себя, Джонин накрывает его своим телом буквально полностью – тяжёлый, сильный, горячий.
Джунмён не знает, и не уверен в том, как это происходит у других людей, но в такие мгновенья он боготворит каждый сантиметр его тела, каждое его движение и пророненное слово. В такие моменты он чувствует то, о чём Джонин талдычил ему каждый день по несколько десятков раз, пока они встречались – верх их совместимости, как бы она не называлась по-другому, проявляется именно в такие моменты. Да именно в такие моменты Джунмён не хочет быть нигде и не с кем, кроме него.
Он каждым вдохом и взглядом восхищается сильными руками, что сжимают в объятиях – тем как Джонин, чёртов собственник, ныряет ладонями под спальню футболку, чтобы вытрусить из неё. И тем, как хрустят костяшки его пальцев, а ещё его, Джунмёна, рёбра, когда он сжимает особенно сильно, получая доступ к телу после, как вытряхивает из остатков одежды вовсе.
Джунмён обожает смотреть, как он хватается за концы своей пижамы пальцами, стягивая ту с себя, и как сантиметр за сантиметром из-под ткани появляется кожа.
И её Джунмён тоже боготворит – гладкую, горячую, смуглую. То, как его ладони ложатся на белоснежные бёдра и тянут по кровати вниз, поближе к себе. Джунмён с ума сходит от контраста их кожи, когда Джонин поднимает его ладони над головой, сплетая пальцы в тугой замок. С ума сходит, когда его губы обрушиваются на шею так, что становится нечем дышать. И каждое пророненное им шёпотом слово заставляет волоски на теле вставать буквально дыбом.
И Джунмён тонет, захлёбывается в ощущениях каждый раз по новой, как впервые, когда он совсем привычно целует под коленкой один раз и второй, следом выпирающие косточки лодыжек, когда те оказываются на его плечах. И то, как он смотрит в глаза – Джунмён видит своё отражение в его тёмных, когда он толкается первый раз и готовое жаждущее тело принимает в себя охотно. Джунмён крепко, как может, сжимает его в себе, ожидая, пока их вдохи и выдохи синхронизируются.
Джунмён забывает дышать и не может отвести взгляда, когда Джонин впивается пальцами в его бёдра во время каждого толчка. И когда наклоняется к нему и Джунмён пытаясь обнять за плечи, понимает, что его рук просто недостаточно, чтобы обхватить его широкую спину, это приводит в дикий восторг.
Джунмён зарывается пальцами в тёмные пряди его волос на затылке и ловит себя на мысли о том, как великолепно его белоснежные пальцы там смотрятся. А Джонин, проклятье, усмехается одним уголком губ так обаятельно, прижимаясь к его носу своим, что Джунмён теряет связь с реальностью, выпуская из виду все эти мелочи о муже, которые приводят его в восторг.
Джунмён слышит и чувствует его дыхание и отвечает на поцелуй, в котором оба они сбиваются в дыхании, потому что дышать в какой-то момент становится нечем и даже вдохи и выдохи в такт не помогают. Хочется прижать его максимально близко к себе, ближе, чтобы чувствовать каждым миллиметром кожи. Когда каждый его толчок внутри доводит до ручки и Джунмён прогибается в спине так, что трещат кости, слыша, как негромко Джонин смеётся в его шею. Следом рычит негромко, прижимаясь к ней губами, потому, что кто кого доводит до ручки – здесь ещё нужно разобраться.
И когда он откидывает голову назад, разгибаясь, и кусает нижнюю губу, Джунмён с восторгом наблюдает, как сбегают с шеи капли пота по груди на живот, от чего точённое тренировками и работой тело, каждая его мышца напрягается. И в этот момент он бросает взгляд сквозь уже влажную чёлку – безумный, чуть затуманенный, но настолько красноречивый, что Джунмён себя больше не сдерживает, выдыхая и вздрагивая от оргазма, что накатывает удушливыми горячими волнами. И когда муж буквально валится на него сверху, пряча в своих объятьях и через пару теперь не спешных, а плавных и глубоких толчков кончает в него, Джунмён снова прогибается в спине, впиваясь пальцами в его предплечья и зажмуриваясь потому, что от того, насколько хорошо, даже кругом берётся голова.
Узел связывает вместе. Джонин перекатывается на бок, придерживая за талию, и Джунмён закидывает на него ногу, тут же чувствуя, как мягко муж тут же берётся поглаживать его бедро.
– Ты как? – зовёт негромко после, как немного отдышался, и Джунмён мычит согласно, не открывая глаз и прижимаясь щекой к его плечу. – Живой?
– А ты никогда не проверял в базе, можно ли умереть от удовольствия? – уточняет Джунмён и, наконец, открывает глаза, чтоб встретиться с таким же взглядом мужа и рассмеяться в унисон, но оба тут же замолкают на пару мгновений, когда снова прошивает удовольствием словно током, от пяток до макушки, и оба вздрагивают. Джонин обнимает за талию посильнее, прижимая к себе, пока Джунмён отсчитывает мгновенье назад, когда сцепка закончится.
И когда это случается и Джонин выпускает его из объятий, чуть отстраняясь, следом садясь на пятки, и Джунмён наблюдает, как напрягаются сильные смуглые бёдра, он схватывается следом, совсем нагло толкая в плечи и роняя на постель навзничь, на спину. И пока муж молча наблюдает за ним из-под чёлки, позволяя всё делать самому, Джунмён, не прерывая с ним зрительного контакта, видя немой восторг и предвкушение удовольствия в его глазах, сбегает кончиками пальцев вниз по его животу, наблюдая, как от прикосновения напрягаются мышцы. И Джонин продолжает не делать ровным счётом ничего, даже не прикасается, только прикрывая глаза и сохраняя на губах улыбку, прислушиваясь к ощущениям, что дарит омега. Даже когда Джунмён обхватывает ладонью его член у основания, скользя пару раз вниз и вверх, и следом усаживается на его бёдра, чуть приподнимаясь и, помогая себе рукой, опускается на него. Упирается ладонями в смуглый живот и, расслабляясь полностью, медленно ведёт бёдрами, наблюдая, как распахиваются тёмные глаза Джонина и как он фокусирует на нём взгляд.
Как он приподнимается в позу сидя и накрывает его ягодицы ладонями, чтобы задать темп и угол. И Джунмён снова путается пальцами в его волосах, чувствуя его дыхание куда-то в ключицы – горячее и сбитое. Дальше Джунмён позволяет ему руководить процессом самому, потому, что чтобы он не делал, Джунмён всё равно никогда не будет против. Джонин закидывает голову назад, и они встречаются взглядами, прижимаются носами и снова синхронизируют непроизвольно вдохи и выдохи, продолжая дышать одним воздухом и деля на двоих каждый стон и всхлип друг друга.
***</p>
– Просыпаюсь – мужа нет!
Джунмён слышит его голос из-за плеча, пока утром следующего дня пытается как-то приготовить им то ли завтрак, то ли обед. Джонин появляется в кухне, оценивая вид отсюда – муж в его домашней футболке, длинной и огромной на него, та спадает с худого плеча и достаёт едва ли не до середины бедра. Под ней, знает Джонин, ничего.
– Нужно не умереть с голоду.
Джунмён бросает на него улыбчивый взгляд через плечо, продолжая возиться с готовкой, и неожиданно роняет нож из рук, когда горячие смуглые пальцы вдруг чувствуются на бёдрах и ползут вверх, поднимая следом за собой футболку. Джонин обнимает за талию под футболкой, заключая его в объятия, и складывает ладони на его животе, прижимаясь поцелуем к шее.
– Так нас точно ждёт голодная смерть.
– Готовь, любовь, я не отвлекаю.
С совершенно невозмутимым видом Джонин оставляет одну ладонь на его животе, а другой вновь ползёт по бедру, в этот раз вниз, чтобы скользнуть пальцами дальше не внутреннюю его сторону, чувствуя, как омега дрожит.
– Проклятье, Джонин… – сбивающимся шёпотом выдыхает Джунмён, откидывая голову на его плечо и Джонин, пользуясь его беззащитностью, мягко давит на поясницу, заставляя прогнуться в ней. Джунмён опирается локтями о кухонную поверхность, у которой стоял, прогибаясь сильнее, и глотает выдох, когда муж звонко шлёпает по заднице, оставляя красный след от своей руки, следом мягко поднимает футболку, прижимаясь, и целует куда-то в поясницу. И прежде чем он успевает сделать хоть что-то, о чём просит откровенная поза мужа, телефон на столе позади него вдруг оживает входящим вызовом.
Джунмён стонет сквозь зубы недовольно, опуская голову на руки, и Джонин, бросая взгляд на телефон через плечо, обтягивает на муже футболку, снова целуя куда-то у поясницы, и принимает вызов.
Разговор короткий, он только здоровается, слушает, а затем сообщает, что принято. Оборачивается обратно к мужу, который уже стоит к нему лицом, обтянув футболку.
– Нужно ехать, любовь, – Джунмён пытается скрыть разочарование и даже обиду, прикусывая щёки изнутри, но обнимает за плечи в ответ, когда Джонин тянет к себе, чтобы обнять тоже. – Вернусь так быстро, как только смогу, – обещает он в белоснежную шею. – Так что ты на всякий случай не одевайся сильно.
Джунмён хочет возмутиться, но получается только хмыкнуть с улыбкой, отпуская его из своих рук.
***</p>
Джонин покрепче сжимает свой стакан кофе в ладони и толкает бедром двери своего отдела, входя.
– Привет, – зовёт Минхо, видя, что тот тоже только пришёл. – Ну что тут у вас?
– О, дружище, – толкает Минхо локтём в бок, когда принимает рукопожатие. – От тебя за версту чувствуется, чем, вернее кем ты был занят дома. Мог уже не приезжать, ей Богу, Джонин-а!
Джонин отмахивается с улыбкой, плюхаясь в своё кресло у стола.
– Рассказывайте.
– О, Джонин-а, хорошо, что ты тут! – зовёт с порога шеф, входя, и тушит за собой свет, двигая к своему столу, где компьютер и проектор. – У нас крупный улов, господа – массовое похищение, насилие и убийство. Несовершеннолетние.
Шеф устремляет взгляд на Джонина, наблюдая, как тот тут же становится темнее тучи после последнего уточнения.
– Давайте подробности, шеф, – просит Минхо. – Маловато пока.
– Даю, – Сынги кивает, выводя картинку на экран, где изображена буквально животная клетка в каком-то подвале. Минхо присвистывает.
– Наш информатор – одна из жертв. Выжившая. Сказать, сколько их было изначально и как их заманили – пока сложно. Жертва ещё не в состоянии говорить, других только забрали. На момент обнаружения их было в клетке четверо.
– Все несовершеннолетние? – уточняет Джонин, получая кивок от шефа. – Что ещё нам известно?
– Жертва – шестнадцатилетний омега, Ли Ёнвон, ученик старшей школы в Итэвоне. К нему применяли сексуальное насилие, о чём говорит нам врачебный эпикриз. Значительные ссадины и ушибы. О нём сообщил и доставил в больницу местный почтальон из Новонгу, бета Пак Джису. Он ехал на служебной машине по адресу по объездной, когда мальчишка выскочил на дорогу, напугал его и потерял сознание.
– Нашли на другом конце города от того места, где он живёт и учится? – уточняет Кёнсу, тоже получая кивок от шефа.
– Через Новон лежит сотая кольцевая национальная дорога! – замечает Джонин.
– А учитывая, что она весь Сеул опоясывает, на самом деле заарканить их могли где угодно! – понимая, о чём говорит Джонин, договаривает за него Минхо.
– Но у нас же есть место, разве нет? – уточняет неуверенно Джехён. – Где нашли остальных мальчиков. Правда, шеф?
– Да. И там же рядом рядовые откопали и труп.
– Но нигде нет гарантии, что он единственный.
Джонин прижимает пальцы к губам, задумываясь.
– Я согласен, Джонин-а, не будем выпускать этого из виду на всякий случай. Потому что на самом деле вне зависимости от того, где он их держал, пусть и в Новонгу, мы не знаем, где он их нашёл и заманил. А здесь сотая кольцевая националка реально играет не в наших интересах.
– Выжившая жертва будет жить? – уточняет Кёнсу.
– Будет, – отвечает шеф. – Но у него шок, говорить он не скоро сможет. Надежда на тех, кого нашли в Новонгу. Они сейчас в больнице, под охраной, но говорить об их допросе ещё рано.
– Сколько их? – теперь уточнить решает Минхо.
– Четверо, но сколько было изначально – нам пока неизвестно.
– Знакомы между собой? Связаны?
– Пока неизвестно, знакомы ли, но очевидных связей нет, – шеф выводит досье на экран. – Учились отдельно, на кружки ходили разные.
– Но связь всё равно должна быть, ведь так? – Джехён окидывает коллег взглядом. – Иначе как он их собирал? На что-то ведь ловил.
– Верно, Джехён-а, но пока у нас не будет показаний свидетелей, эти причинно-наследственные связи нам не установить. Подполковник говорит, что после работы криминалистов, а её там не мало, нас первых допустят завтра утром. А пока работаем с тем, что есть.
***</p>
Джунмён не рискует звонить, видя с какой частотой и как односложно он отвечает на сообщения, ибо занят жутко. День подбегает к концу и когда переваливает за восемь, Джунмён понимает, что сегодня, а, следовательно, и завтра домой его можно не ждать.
Эта, казалось бы, на первый взгляд необдуманная и импульсивная, совсем не в его стиле идея приходит в голову, пока он обливается в душе, откуда выбегает почти мокрым. Спешно одевается, на ходу пьёт жменю блокираторов запаха и делает заказ на вынос в одном из городских ресторанов.
Полицейский участок не спит никогда.
Здесь всегда есть не просто дежурные, но и детективы, занятые своей работой в любое время суток и когда на подходе к нужному кабинету Джунмён видит, что там горит весь свет, понимает, что не ошибся.