III (2/2)

И тот, совсем не удивляясь его приходу, спокойно рисует в большом альбоме, подбирая восковые карандаши нужного цвета и не обращая на него никакого внимания.

Кёнсу окидываетт кабинет взглядом, в котором только он и мальчик и, не понимая, откуда тот здесь взялся, осторожно подходит, присаживаясь на корточки возле кресла, где сидит малыш, болтая ножками, потому что кресло поднято для него максимально, чтобы он мог доставать до стола.

– Здравствуй.

Кёнсу зовёт мягко и доброжелательно, как психолог и психиатр зная прекрасно, что дети не любят, когда с ними разговаривают как с детьми. Особенно такие дети, как этот мальчик, ему на вид 6-7, не меньше.

– Привет.

Мальчик совсем по-взрослому деловито кивает, явно научившись этому у кого-то из взрослых, и пока рассматривает его, Кёнсу и сам анализирует то, что видит. За столом, где сидит мальчик, судя по всему, – маленький альфа, рядом у закрытого ноутбука в рамке стоит вертикальная фотография. И один из изображаемых на ней людей – как раз маленький художник, которого Кёнсу обнаруживает в кабинете спецотдела полиции по особо тяжким по приходу.

– Наверное, я ищу твоего отца, – замечает Кёнсу вслух, наконец, понимая, чей это мальчик и что он тут делает. – Не подскажешь, где он?

– Мне не разрешают разговаривать с чужими.

Мальчик отрицательно качает головой и спешит отвернуться.

– Это хорошо, – Кёнсу кивает с улыбкой. – Ты тут рисуешь?

Мальчик кивает, но молчит, чуть опасливо глядя на незнакомого человека.

– Сэхун-а, ты отвлекаешь Су-хёна от работы?

Джонин замечает своё маленькое чудовище ещё из-за двери сквозь жалюзи, видя его каштановую макушку, что выглядывает из-за высокой спинки стула.

– Я сторожу твоё кресло! – Сэхун, даже не видя, слышит голос отца, тут же реагируя на него и оборачиваясь, чтобы взглянуть на него следом и потянуться к нему ручонками. – Папа сказал мне тут сидеть!

– А где сам твой папа? – уточняет он, садясь на корточки перед ним с другой стороны и обнимая в ответ, когда Сэхун прижимается щекой к его щеке. – Уже убежал? – Сэхун кивает.

– Папа не разрешает с чужими разговаривать.

– Умница! – Джонин подхватывая его на руки, возвращая своё кресло в нормальное положение, садясь и усаживая непоседу на свои колени. – Это Кёнсу-хён, он со мной работает, – Кёнсу после представления протягивает руку совсем по-взрослому, чтобы поздороваться и маленький альфа принимает ту, следом устремляя совсем восторженный взгляд на отца. – Расскажи, как тебя зовут и кто ты такой, и он больше не будет чужим.

– Меня зовут Сэхуни, – рассказывает малыш. – Мне шесть лет. Я люблю Ститча и папу с отцом. А ещё рисовать.

– Приятно познакомиться, Сэхуни, – улыбается Кёнсу ему в ответ. – Ты хорошо рисуешь.

– Твори, художник.

Возвращая Сэхуна во вновь поднятое кресло, Джонин целует его в макушку и следом отходит чуть в сторону к рабочему месту Кёнсу, когда тот зовёт, попросив о помощи.

– Чем смогу, – Джонин кивает. – Что-то про «Карателя»?

– Да, я… – Кёнсу находит несколько нужных папок, усаживаясь за стол, пока Джонин склоняется над ним. – Я работаю над психологическим портретом. Знаю, что ты один из первых начал заниматься его делом. Может ты встречал на местах его преступлений или на жертвах что-то необычное? – уточняет Кёнсу. – Может он оставлял на телах какие-то одинаковые знаки или забирал что-то характерное у каждой жертвы?

– Признаки сентиментальности? – уточняет Джонин. – Вряд ли, это не про него. Разве психопаты так делают?

– Вот именно, – Кёнсу кивает. – Сейчас очень важно поближе подобраться к его диагнозу, чтобы верно его поставить в таких условиях и хотя бы немного понимать, чего от него ждать. Психопаты в классическом понимании с их отсутствием эмоций и привязанностей не сентиментальны..

– Ну, судя по всему, – Джонин поджимает губы. – Это наш тип, – Джонин кивает. – Он, единственное, что, всегда применяет к жертве один из его методов. Но это, я думаю, не от сентиментальности. Мне кажется, он хочет, чтобы жертва…

– …почувствовала себя на месте тех, кого убивает! – договаривает за него Кёнсу, понимая, и Джонин снова кивает.

– Как-то так.

– Благодарю, ты мне очень помог.

Кёнсу добродушно улыбается, следом замечая, что маленький альфа, который рисовал всё это время тихо, внимательно наблюдает за ними с отцом.

***</p>

Сэхун что-то напевает в гостиной на мягком ковре у телевизора.

Джунмён видит его из кухни, пока занят ужином и отсюда ему удобно наблюдать, чтобы маленькая катастрофа никуда не влезла.

Такая же катастрофа, но побольше, пока Сэхун играется, сидит рядом так же на ковре, но с ноутбуком, занятый работой и сосредоточенный настолько, что Сэхун, позвав пару раз, понимает, что это бессмысленно и продолжает играться сам.

Когда, видит Джунмён, игрушки наскучивают Сэхуну, он оставляет их отцу на ковре да двигает к папе в кухню, забираясь на свой стул и привычно болтая ногами.

– Сэ, чем занимался у отца на работе? – интересуется у него Джунмён, вручая ему в ладонь огурец, которые он обожает, и маленький альфа берётся довольно грызть тот.

– Па, представляешь, а у отца на работе новый дядя! – рассказывает он восторженно. Джунмён оборачивается к сыну, через плечо, удивлённо глядя на него, следом устремляя такой же взгляд на мужа и Джонин вдруг, на удивление, тоже сосредотачивает на них своё внимание, но только потому, что заканчивает с работой. Закрывает ноутбук, встаёт, является к ним в кухню.

– Что ещё за новый дядя? – интересуется теперь у мужа Джунмён.

– Вот кто кого ещё не слушает! – Джонин наигранно дуется. – Я ещё на прошлой неделе тебе рассказывал, что у нас в отделе теперь есть свой судебный психиатр.

– А, этот? – Джунмён отмахивается снисходительно, возвращаясь к ужину. – И как тебе новый дядя, Сэ?

– Интересный! – отвечает Сэхун и оба его родителя взрываются хохотом, оценив характеристику. – Работал с отцом, что-то у него спрашивал. Был такой серьёзный-серьёзный. Он хороший, кажется.

– Ясно, – тянет Джунмён, поглядывая на мужа боковым взглядом. – В общем, если муж решит завести на работе интрижку, мне обо всём малый доложит!

Джонин снова смеётся, сгребая его в охапку.

– А Ёль с Бэкки ещё говорили, что ты ревновать не умеешь! Как же они ошибались! – Джунмён фыркает, хлопая по ладоням, что смыкаются на его талии, но Джонин обнимает на этот раз сильнее. – Куда я от тебя денусь? – уточняет. – Разве что в гроб.

Джунмён, выслушав, стукает локтём в бок в этот раз.

– Шутник, – бурчит следом себе под нос. – А если разлюбишь меня?

– Это невозможно! – Джонин фыркает, обнимая покрепче.

– А если я вдруг маньяком каким-то окажусь? – Джунмён оборачивается через плечо, чтобы взглянуть на его реакцию. Джонин цокает языком.

– Ну разве что в этом случае! – роняет совсем серьёзно и следом вдруг прыскает. – Да, конечно, нет, Джунмён-а, что за глупости? – Джунмён хочет отмахнуться снова, но в этот раз не дают – Джонин разворачивает его к себе лицом и заключает в совсем крепкие медвежьи объятия. – Сколько я ещё буду ждать твоих интересных дней? Ты уже неделю ходишь, дразнишься, пахнешь.

– Джонин-а, как только это произойдёт – ты узнаешь первым, будь уверен.

Джунмён прижимается щекой к его плечу, улыбаясь туда и на мгновенье прикрывая глаза, чтобы позволить себе короткую сладостную мысль о том, как эти самые сильные руки будут сжимать его в объятиях.

– Папа, я кушать хочу. Скоро уже? – Сэхун, наконец, обращает внимание на родителей, устремляя на них взгляд.

– Скоро.

Джунмён выпутывается из сильных рук, чуть хлопая по ним, чтобы не отвлекали, и берётся заканчивать с ужином, пока маленький троглодит не слопал деревянного стола.

Ожидая ужина больше всех, Сэхун ест тоже быстрее всех, убегая в гостиную катать автобус и вскоре зовёт и отца тоже, когда самому становится скучно. Джунмён заканчивает грузить посудомоечную машинку и наливает себе чаю, присаживаясь за стол и выдыхая устало.

– Любовь! – голос Джонина вдруг звучит из гостиной совсем бодро и задорно. – Мне прислали психологический портрет «Карателя». Хочешь взглянуть?

Джунмён едва не выплёвывает чай на свои колени. Делает ещё глоток и, оставляя чашку на столе, пытается не выказать слишком большого интереса и двигает к мужу на зов.

Мостится рядом на диване у него под боком, забираясь к нему под плед, чтобы хорошо видеть экран его ноутбука, что на коленях мужа, и углубляется в чтение.

На лице Джонина искренний неподдельный нескрываемый интерес.

Избирательное зрение в листах ненужных демагогий и «воды» легко выискивает в общем контексте необходимое и Джонин, судя по всему, читая всё, но также обращает внимание на то же.

«Предварительный психиатрический диагноз – клиническая психопатия. Вероятнее всего, врождённая».

«Основные характерные черты: холодный расчётливый ум, развитая логика, навыки анализа, индукции и дедукции, возможно, способность к математике и точным наукам. Чрезмерная самоуверенность в себе и своих силах. Клинический нарциссизм, характеризующийся чувствами вседозволенности и могущества».

«Синдром бога – уверенность в своей правоте и в своём исключительном праве управлять чужими жизнями, безнаказанно их отнимать».

«Эмоциональные реакции – как таковые, ярко выраженные, отсутствуют. Эмоциональный коллапс, полное отсутствие или неверная трактовка и применение эмоциональных реакций».

«Основные навыки: манипуляция на чувствах других, лицемерие, отсутствие сострадания и сопереживания, неумение ставить себя на место других, отсутствие эмпатии. Умение адаптироваться под нужды общества, «считывать» людей».

«Вероятные обширные познания в судебной и криминалистической сфере. Умение работать с уликами, следами и отпечатками. Базовые знания человеческой анатомии».

«Близкие или непосредственные связи с органами, предоставляющими доступы к общественным базам сфер полиции, медицины, государственных служб».

«Попытки подавляемой ярости и агрессии, возможно, с наличными травмами из детства, связанными с отношениями с родителями».

«Убийство как способ самовыражения, скрытая месть за ущерб, полученный в детские годы».

– Не особо многословно! – Джунмён фыркает недовольно, дочитывая до конца.

– Да ладно тебе, – Джонин слегка пихает локтём в бок, следом перекидывает руку через его голову, чтобы обнять. – По-моему, довольно детально. Нравится, что очень явно выделено то, что это не обычный человек, ступивший не туда, а человек с конкретным диагнозом, который не считает, что делает что-то не так. Кёнсу не оправдывает его диагнозом, а наоборот подчёркивает его опасность в силу него. К тому же, понятно, откуда такая уверенность в своих силах и в своей правоте, а ещё количество убийств да их хладнокровность. При таком-то отсутствии нормальных человеческих реакций.

– Судебный психиатр, который открыто ставит диагноз, называя человека клиническим психопатом, основываясь на дюжине дел, в которых ни нормальных улик, ни живых свидетелей, никакого успеха полиции – это профессионально? – Джунмён снова хмыкает и Джонин, наконец, замечает его возмущение и недовольство. – Как минимум – наоборот. Этот портрет – набор психиатрических и поведенческих ярлыков и клише, которые любой дурак может прочесть в любой, даже самой примитивной энциклопедии психиатрии!

– Любовь, не заводись, – Джонин выслушав, обнимает его сильнее, прижимая к своей груди. – Что за адвокат «Карателя» у меня тут нарисовался? – уточняет он, целуя в щёку, и следом вновь изучает портрет.

Джунмён прикрывает глаза и отсчитывает мгновенья назад, ожидая, пока клокочущая злость, а с нею и желание поймать этого психиатришку где-то в тёмном переулке, не утихнет окончательно.